Трехгрошовый роман - Страница 83

Садясь, он бросил тревожный взгляд на дверь, в которую только что вышел великий Аарон.

Фанни Крайслер, Блумзбери и оба адвоката принесли присягу и подтвердили, что упомянутое в протоколе лицо и есть банкир Мэкхит.

После этого Уайт еще раз попросил слова. В руках у него была папка, которую ему в начале заседания передал Уолли.

– Не дело моего клиента, – сказал он небрежным тоном, – указывать суду на подлинного убийцу. Но, ввиду того что он заинтересован в полном выяснении всех обстоятельств смерти одной из его служащих, я позволю себе передать суду документы, которые могут установить личность предполагаемого убийцы.

Уайт перебросил на судебный стол пачку бумаг и сел в изнеможении. Зрители шумно повскакали с мест и возобновили разговоры. Мэкхит тем временем все поглядывал на часы. Он явно нервничал.

Почти сразу же после того, как суд удалился для вынесения оправдательного приговора, он встал и в сопровождении полицейского вышел в коридор, где толпились представители прессы. Шепнув что-то Полли, он повел их в небольшую пустовавшую комнатку.

Полицейский привык к тому, что преступники беседовали с представителями прессы как с равными, и не обратил на это особого внимания. Когда газетчики протолкались в комнатку, Мэкхит отстал от них, прикрыл дверь и пошел по коридору.

Никто не обратил на него внимания. Без шляпы, вытирая пот с остроконечной головы, он спустился по лестнице.

Внизу у двери его нагнала Полли.

Он торопился в полицейское управление и Национальный депозитный банк.

В тот момент, когда он вместе с Полли садился в карету, подоспел Груч. Они поехали в полицейское управление, но из-за густого тумана двигались очень медленно.

Работая в своей конторе над новой статьей для «Зеркала», в которой он выражал уверенность, что в гибели «Оптимиста» повинны крамольные элементы,

Пичем все утро тщетно пытался связаться со своими людьми, рассеянными по городу. Кое-кто из его посланцев вернулся; на сборных пунктах они никого не нашли. О прочих не было ни слуху ни духу.

В полдень у Пичема не выдержали нервы, и он поехал в полицейское управление. Старший инспектор был одет в черный костюм и собирался ехать на панихиду. Пичем вызвал его с допроса.

Он сообщил Брауну, что не имеет возможности предотвратить демонстрацию многих сотен инвалидов войны с ужасающими плакатами и лозунгами. Он может предсказать по опыту, что к этому шествию присоединится огромная толпа. Демонстранты двинутся по направлению к церкви Святой Троицы.

– Прикажите стрелять! – простонал Пичем. – Это подонки общества, накипь! Я дам вам списки; среди них многие имеют судимость! На плакатах у них написано: что сделали с их товарищами на «Оптимисте» и чего ради затеяли эту войну. Во что бы то ни стало прикажите стрелять! На их вопросы невозможно ответить; мы должны просто стрелять!

Браун весь покрылся потом.

Он записал адреса всех сборных пунктов и ушел.

Охваченный тревогой, Пичем поспешил в Национальный депозитный банк.

Сразу же вслед за ним в служебный кабинет Брауна ворвался Мэкхит. Старший инспектор совещался с другими инспекторами; за ним пошли. Тем временем банкир начал переговоры с О'Хара, который сидел в углу рядом с полицейским, прикрыв шляпой скованные руки. Он был вызван на допрос к Брауну; приход Пичема помешал им.

О'Хара казался спокойным, почти веселым. Говорил он тоже веселым тоном.

– Я намерен сознаться в твоих преступлениях, Мэк, – сказал он. – Я облегчу твою душу. Когда я выскажу все, что у тебя на душе, тебе будет легче.

Мэкхит попросил полицейского выйти, – он был с ним знаком.

– Ты ведешь себя неумно, О'Хара! У нас осталось всего несколько минут, чтобы спасти тебя от петли, а ты остришь. Я упросил моего друга Брауна отпустить Джайлза, чтобы тот не проболтался, кто нанял его убить Кокса. Ты понял?

– Очень хорошо понял. Меня на всю жизнь упрячут в тюрьму.

– Послушай, О, мы достанем тебе какие угодно оправдательные документы! Я ничего против тебя не имею. Напротив! Но ведь просто необходимо, чтобы кто-нибудь взял вину на себя. Меня нельзя трогать: без меня дело развалится. Мне тоже пришлось сидеть. Ради дела.

– Ради дела на шесть лет в тюрьму? И речи быть не может! Я тоже хочу доставить себе удовольствие. Чтобы вы все полетели к чертям, я согласен болтаться в петле.

– Не так уж мы полетим к чертям, как ты себе это представляешь. Меня ни в чем нельзя уличить – даже ты не можешь меня уличить. Если ты не сознаешься, пострадает только дело. И кроме того, тебе вовсе не придется отсиживать шесть лет. Максимум четыре! Ты должен сознаться в скупке десяти-двенадцати партий краденого товара, не больше. На все остальные партии мы тебе дадим оправдательные документы. Контора в Сити работала довольно прилично. Ты скажешь, что ты только в самые последние месяцы сбился с пути.

– Пока ты сидел, да?

– Да, пока я сидел. И ты это делал только по доброте душевной. Тебе было жалко лавочников. Они так умоляли дать им товары! Ты не мог выдержать. Ты сам из этой среды. На карту были поставлены человеческие жизни. Кроме того, твое честолюбие коммерсанта побуждало тебя поставлять дешевые товары. Д-лавки поставляют самые дешевые товары в Лондоне.

– Ах, это я тоже должен сказать!

– Не помешает. Будь рассудительным и взгляни на все это дело с коммерческой точки зрения. Ну, решай, а то мне пора!

Вошел Браун.

Переговоры возобновились. Они длились больше часа. О'Хара кричал, что Мэкхит погубил одну из лучших банд в Лондоне и во всем мире. Она развеяна по ветру. Он, О'Хара, сорвет с него маску.

Потом он образумился. Разговор наконец принял деловой характер. О'Хара соглашался признаться только в двух-трех делах. Сошлись на пяти. Мэкхит обязался достать на все прочие товары оправдательные документы.

Договорившись, они протянули друг другу руки.

– Можешь думать что тебе угодно, О, – сказал Мэкхит, – но это победа разума. Ты не мог решить иначе. По-человечески меня этот исход крайне огорчает. Ты сегодня будешь спать лучше меня.

Мэкхит еще на минуту остался наедине с Брауном. Он вручил ему маленький запечатанный конверт.

– В погашение долга, – сказал он сердечно и добавил торжественным тоном: – Кроме того, я себе позволил, милый Фредди, по случаю сегодняшнего праздника презентовать тебе небольшой подарочек.

Браун вскрыл конверт и, растроганный, обнял своего старого друга и соратника.

– Я принимаю твой подарок, – сказал он, глядя на Мэкхита открытым, честным взором, – я беру его, потому что мы друзья. Настоящие друзья. Надеюсь, ты это знаешь, Мэк.

Выйдя вместе с Гручем и Полли на улицу, Мэкхит констатировал, что туман стал еще гуще.

В конференц-зале Национального депозитного банка собрались восемь человек.

В одном углу стояли господа Пичем, Хоторн, Миллер и Крестон. В противоположном углу, под гипсовым бюстом принца-регента, стояли оба руководителя Коммерческого банка и Аарон со своим доверенным.

Обе группы избегали смотреть друг на друга и беседовали вполголоса.

Аарон рассказывал обоим Опперам о процессе.

Когда они получили от Хоторна приглашение, Аарон меньше всех прочих удивился двойной игре Мэкхита. Когда же он узнал о том, что его компаньон Мэкхит одновременно является председателем враждебного ему ЦЗТ и давно уже работает рука об руку с его конкурентами, он показал себя во весь рост – дельцом большого масштаба. Он считал, что всякие соображения морального и эмоционального порядка здесь неуместны, и предлагал сосредоточить все внимание на изменениях, происшедших в конъюнктуре. Что же касается представителей Коммерческого банка, то они не только не разделяли этой объективной точки зрения, но всячески подчеркивали свое несогласие с нею.

Впрочем, Аарон тоже не скрывал, что его весьма интересует, как Мэкхит посмотрит им в глаза после всего, что он сделал.