Травести - Страница 10
Джойс. Вряд ли. Дефект зрения у мистера Тцара затрагивает только один глаз, к тому же, по слухам, он склонен сильно его преувеличивать. У меня же есть медицинские справки о том, что я страдаю конъюнктивитом, воспалением радужной оболочки и спайкой роговицы; кроме того, везде меня считают чем-то вроде бельма на глазу.
Гвендолен. Ах нет, я имела в виду увлечение поэзией. Я вспомнила ваше стихотворение, которое называется «Банхофштрассе». Оно начинается так:
Тцара (обращаясь к Джойсу). После того как я услышал этот шедевр, я стал испытывать к вам еще большее испражнение, чем раньше!
Гвендолен восклицает: «Ах!»
Я готов наблевать на условности и уступить вам мои рыгалии!
(Ах!)
Вы посвятили жизнь искусству ради искусства – я в восторге от ваших экскрементов!
Гвендолен. Вы хотели сказать – экспериментов?
Тцара. Я плохо знать англиски, я – иностранец.
Джойс. Я тоже.
Гвендолен. Но я в жизни не слышала ничего прекраснее! Все говорят, что у меня тонкий слух, не правда ли, мистер Тцара?
Тцара. Лучше просто не бывает, мисс Карр.
Гвендолен. Ах нет, не смейте так говорить! Вы отнимаете у меня всякую надежду на самосовершенствование!
Джойс. Неужели вы не читали ни одного стихотворения мистера Тцара?
Гвендолен. К моему стыду, не читала, хотя возможно, что стыдиться следует вам, мистер Тцара.
Тцара. Признаю свою вину, но это можно легко исправить прямо здесь и сейчас.
Гвендолен (в волнении). Ах, мистер Тцара!
Тцара подходит к секретеру или к письменному столу, если таковой имеется, и принимается что-то писать на большом листе белой бумаги.
Карр (к Джойсу). Итак, что вы хотите сказать мне, Дорис?
Джойс. Джойс.
Карр. Джойс.
Джойс. Я явился к вам, сэр, не как поэт, а как антрепренер «Английской труппы».
Карр. Антрепренер?
Джойс. Да.
Карр. Ну, если вас интересуют деньги, то, боюсь…
Гвендолен. Генри! Он ставит пьесу и желает получить от тебя официальную поддержку…
Джойс. Постараюсь объяснить получше. Такое ощущение, сэр, что мое имя вызывает неприязнь у всего британского землячества в Цюрихе. Не знаю уж, в чем тут дело, то ли в том, что я публиковался в нейтралистских газетах, то ли в том, что я написал стихотворение про Мистера Дули,[11] которое начинается так:
А заканчивается оно:
Или есть какие-то другие причины, но у всех сложилось мнение, что я отношусь к обеим противоборствующим сторонам с одинаковым равнодушием.
Карр. А разве это не так?
Джойс. Если рассматривать этот вопрос с позиций искусства, то как художник я, конечно же, не придаю никакого значения хитросплетениям европейской политики. Но я пришел к вам не как художник, а как Джеймс А. Джойс. Я – ирландец. Вы знаете, чем больше всего хвастает и гордится ирландец? «Я никому не должен».
Карр. Значит, речь идет все-таки о деньгах?
Джойс. Пара фунтов никогда не помешает, конечно, но все-таки я пришел сюда, чтобы отдать мой долг. Не так давно после многих лет нужды и страданий, в течение которых мои труды были обделены вниманием и преследуемы до такой степени, что однажды мои рукописи сжег один набожный дублинский типограф (поскольку ненабожных типографов в Дублине просто не бывает), я получил сто фунтов стерлингов по распоряжению премьер-министра. Карр. Премьер-министра? Джойс. МистераАсквита.
Карр. Вы что, полагаете, я не знаю, как зовут премьер-министра? Смею вам напомнить, что я – представитель правительства Его Величества в Цюрихе! Джойс. Сейчас премьер-министр – мистер Ллойд
Джордж, но в то время это был мистер Асквит. Карр. Ахда!
Джойс. В настоящий момент я не располагаю ста фунтами, да, собственно говоря, у меня и не было ни малейшего намерения возвращать эти деньги. Если вы помните, я упомянул «Английскую труппу». Благодаря войне Цюрих превратился в крупнейший театральный центр Европы. В случае Цюриха справедливо утверждение о том, что культура – это продолжение войны другими средствами. Итальянская опера противостоит французской живописи, немецкая музыка – русскому балету. Ну а Англия на этом фронте никак не представлена! Каждый вечер актеры выходят на подмостки этой столицы альпийского ренессанса и декламируют на всех языках цивилизованного мира, кроме одного: языка Шекспира, языка Шеридана, языка Уайльда! Именно поэтому «Английская труппа» готовит в настоящее время к постановке репертуар, состоящий из шедевров британской драматургии, который продемонстрирует этим швейцарцам, кто является бесспорным мировым лидером в области драматического искусства.
Карр. Боже мой, конечно же Гилберт и Салливан!
Гвендолен. Разумеется, в их число входит и шедевр мистера Джойса, пьеса «Изгнанники», которая пока что, к сожалению…
Джойс. Ну, это к слову…
Карр. «Терпение»!
Джойс. Действительно, пойдем по порядку.
Карр. «Суд присяжных»! «Пираты Пензанса»!
Джойс. Мы собираемся начать с жемчужины английского театра, блистательной комедии «Как важно быть серьезным».
Карр (после некоторой паузы). Не видел такой. Не видел, но наслышан о ней, и мне она не нравится. Эту пьесу написал один ирландский содо… (смотрит в сторону Гвендолен) …гоморрит. Послушайте, Дженис, скажу вам прямо, правительство Его Вели…
Джойс. Мы хотели предложить вам сыграть главную роль.
Карр. Что?
Джойс. Мы были бы весьма признательны. Наша благодарность не знала бы границ.
Карр. С чего вы взяли, что я в состоянии сыграть главную роль в «Как важно быть серьезным»?
Гвендолен. Это я подсказала, Генри. Ты был бесподобен в роли Гонерильи, когда учился в Итоне.
Карр. Да. Я помню, но…
Джойс. У нас нет хорошего актера на главную роль. Дело в том, что в пьесе это образованный и остроумный английский джентльмен…
Карр. Эрнест?
Джойс. Нет, не Эрнест – тот, другой.
Карр (борясь с искушением). Нет, нет, я никоим образом…
Джойс. Аристократичный, романтичный, афористичный… молодой щеголь, одним словом.
Карр. Щеголь?
Джойс. Он сыплет фразами типа: «Если я слишком хорошо одет, я искупаю это тем, что я слишком хорошо воспитан». Это поможет вам составить общее представление о герое.
Карр. Сколько смен костюма?
Джойс. Две.
Карр. Город или деревня?
Джойс. В начале город, затем – деревня.
Карр. В помещении или на открытом воздухе?
Джойс. И то, и другое.
Карр. Лето или зима?
Джойс. Лето, но не слишком жаркое.
Карр. Дождь?
Джойс. Ни облачка на небе.
Карр. А может ли он носить… э-э, соломенную шляпу?
Джойс. Весьма желательно.
Карр. И никаких… пижам?
Джойс. Абсолютно исключено.
Карр. Разве он не в траурном наряде?
Джойс. Это другой в трауре – тот, который Эрнест.
Карр (уже потирая ладони от нетерпения). Расскажите сюжет, опуская детали, за исключением самых существенных!
Джойс. Поднимается занавес. Квартира в Мэйфере. Время чаепития. Входите вы в зеленом бархатном смокинге цвета бутылочного стекла с черным кантом на петлях. Белые носки, идеальный узел на галстуке, штиблеты с резинкой, брюки на ваше усмотрение.