Трав медвяных цветенье (СИ) - Страница 59
Три крепких молодца и четвёртый, мелкий да ловкий, неторопливо зашли на постоялый двор. Приходилось держаться нарочито мирно, предельно вежливо. Для наглядности, например, не сгребли, столкнувшись в воротах – а с поклоном посторонились пропустить – молодку в нарядном, прикрывающем лицо плате, ведущую в поводу вороную лошадь.
Солнце покуда не проглянуло, но на дворе там-сям уже попадались люди – в спешке за всякой надобностью. В стороне топтались хмурые мужики, озабоченно поглядывая на скрытые густым виноградом оконца-крылечки здания.
Новоприбывшие спокойно прошествовали в гостиницу, и, как к себе домой, поднялись по лестнице на галерею. Перед самой дверью в дальнем полутёмном углу потянуло прислушаться. Там, за дверью, стояла утренняя тишина, какая наблюдается у счастливых сонных людей. Ни звука.
Это хорошо. Разбудить успеется.
Мелкий осторожно вынул из кожаного кисета медную маслёнку, капнул на петли, щедро смазал паз, куда плавно вошёл блестящий ключ. Дверь откинулась, как шёлковая занавеска. Гости разом вклинились в камору. Легко и неслышно! В этом – каждый мог бы голову дать на отсечение.
Тем более удивительно было узреть вполне одетого, отнюдь не заспанного человека, точно споткнувшегося возле встрёпанной постели. Человек замер и настороженно прищурился, разглядывая их. Ничего не стоило мгновенно порешить его, но не то нужно было гостям. Пока.
– Что, Коштику? Этот? – сквозь зубы процедил наиболее свирепого вида и бугристой мускулатуры господин, и юркий, сосредоточенно вглядываясь в знакомые черты, с сомнением пробормотал:
– Вроде, похож…
– А баба где?
– Никуда не денется...
– Ладно. Берём! – и четвёрка, мгновенно рассредоточившись, подступила с разных сторон.
Человек, не спуская с них глаз, свистнул, после чего в лоб сбоку наступающим, ударило по табуретке, а в живот мелкому – ноги в кованых сапогах. Что спасло ему жизнь: рухнув без памяти, очнулся он нескоро. Трое других, сами, конечно, будучи не промах, быстренько восстановились бы для дальнейшей баталии – не получи каждый по заряду из крылечной, настежь распахнутой двери. В воздухе запахло порохом.
В один миг обстановка прояснилась: в каморке отсутствовали какие ни было следы влюблённой парочки, зато валялись три трупа. Так это за здорово живёшь: жил человек, ел-пил-спал, грустил-радовался – и на! тебе! Одна пуля – и нет ничего… Лужа крови на полу.
На душе у Гназдов стало муторно, да и сваливать следовало скорей, пока ленивый на утренней зорьке народ не полюбопытствовал…
– Лицо завяжите, ребята… – буднично напомнил Фрол, выскальзывая на крыльцо. Из-под плетей кудрявого винограда хорошо просматривался двор.
«Эк не повезло… – с досадой морщился Василь, – всего-то и слазил глянуть, младшенький, де, тут али нет – и получай заботу…»
Он уже перевёл дух после бросания табуреток и следом за братьями осторожно спустился по закинутой на крылечко верёвке, после чего Гназды без промедления распутали узду с коновязи и стремительно покинули постоялый двор. Лошади галопом помчались по Известковой улице.
Разумеется, Стах оказался в это время на Песчаной. Ещё затемно навьючил он кобылу, вручил Евлалии повод и велел неспешно двигаться в направлении городских ворот. Укрытая кисеёй молодуха потекла со двора, а Стах вернулся, рассчитаться с хозяином и вручить ключ.
Верная кобылка, в вечерних потёмках намедни перекрашенная из буланой в вороную, вытянув шею, вырывала повод оглянуться ему вслед. Он скрылся за дверью – и она тихонько заржала. Кто её знает, что вздумалось ей высказать. Может, что-то вроде того: де, поторопись, дружок, да побережней соберись, шпору закрепи – неровён час, отвалится.
Наверно, именно это – потому как ни с того, ни с сего, с хозяином толкуя – возьми да глянь Стах себе под ноги, а шпора и впрямь болтается, он и склонись поправить, отчего на минуту скрылся за хозяйской стойкой – тютелька в тютельку, когда мимо прошли трое неизвестных с повязанными лицами: трое мощных следом за одним щуплым. Хозяин пригляделся к ним, но уверенная поступь обманула, и спрашивать он не стал – только мальчонке-рассыльному мигнул.
Мальчик был более старательным, чем сообразительным. Его вполне устроило убедиться, что гости по-свойски вошли в такую-то каморку, о чём он, не заметив подвоха, доложил хозяину по возвращении. В это время Стах уже покинул гостиницу и, в ус не дуя, шагал вслед своим девочкам. Потому для него так и осталось тайной за семью печатями – всё, что развернулось далее в сумрачных галереях. Всё, чему положило начало оторопелое лицо хозяина:
– Как ключом?! – вытаращил тот глаза на исполнительного мальчика. – Вот ключ! – он грохнул о стойку железным кольцом. – Только что сдал постоялец!
Мальчик удивился, но не особо, разумно предположив, что если существует один ключ для жильца, да другой для хозяина, то почему не быть и ключу третьему. Размышления прервали звуки выстрелов. Хозяин судорожно дёрнулся и побледнел. Зато мальчик подпрыгнул со всем юным проворством и, крикнув на бегу: «Я посмотрю!» – в азарте бросился наверх.
– Стой! – заорал хозяин, – стой, дурак!
Мальчик был послушным и замер, немного не долетев до двери.
– Убьют же… остолоп… – с прохладцей вразумил его хозяин, уже придя в себя, – надо караул позвать… сбегай…
Мальчик бегал долго. И всё это время дверь каморки оставалась закрытой. Приоткрылась только один раз. Оттуда еле выполз хлипкий мужчинка и из последних сил одолел сажень, что отделяла его от двери напротив. Та оказалась предусмотрительно незапертой. Несчастный как подвиг совершил рывок – и ввалился в дверь. Не сразу получилось закрыть её. А закрыть было необходимо. Потому наскрёб по сусекам жалкие напыления былой прыти, и дверь, подрагивая, затворилась. Очень вовремя. На лестнице уже гремели бравые шаги молодцов из караула.
Далее последовали хлопоты, для владельца гостиницы весьма неприятные.
Попорченная комната, где кровь погибших брызнула на побеленные извёсткой стены и впиталась в доски пола, отчего отмыть их представлялось делом муторным.
Нехорошая слава, летящая, словно на крыльях: удивительно легки её крылья!
Гомонящая толпа вокруг гостиницы ненавязчиво напоминала: чем больше сбежалось люда, тем меньше будущих постояльцев.
А каморку злополучную и вовсе хоть под кладовую определяй!
И допросы нудные время тянут, душу выворачивают: кто, да что, да как?
Как-как?! Старый я дурак! Сплоховал, испугался: кабы самого не обвинили. А, будь посмелей – вон, дождался б ночи… закопал втихаря в погребе… никто б никогда… и гостиница безупречна, и доход надёжен.
Горестно поскрёбывая лысеющую макушку, владелец двора со слезами считал убытки.
Поленился городской караул. Не нашлось дотошных. Поглядели, поспрашивали, постращали – так ведь, где его ловить, виноватого? Ищи ветра в поле!
Стах скакал полем-лесом, дальними дорогами, и вела его по жизни удивительная судьба. Звезда несгораемая.
В Юдре сложилось житьё примерно, как в Смоле. За исключением трупов на полу. А далее замелькали города и сёла, и в каждом они по нескольку дней жили, и каждый тщательно разглядывали, в каждом отмечал Стах для Лалы защиту и нужные вехи. Внимательная Лала многое понимать стала. И так было всё лето. И осень. До снега.
Попались они в Драге. Куда Стах торопился весьма ретиво, даже оставив долги за спиной. Тут срочные дела поспели, и, в прежнее время сговорившись, должно встретиться с Харитоном. Хартика точно был не при чём – тем не менее, именно здесь подкараулили бдительные Гназды. Видать, опять кто-то где-то увидал…
Здесь, в Драге – самой жаркой и неистовой оказалась любовная постель. Время ли подоспело, или снег, сыпанув на палый лист, забелив слякоть – взъярил огонь в печи… а с ним и другой… тот, что внутри из невесть каких глубин поднимается…