Трасса 2050 (СИ) - Страница 2

— Объясни, зачем дорога нырнула под землю?

Колков молчал.

— Доставай свою ампулу, — жёстко сказал Кондратьев. — Давай, не тяни. У меня в Калуге бабушка, между прочим, я тебе не позволю бабушку заасфальтировать.

Колков достал из кармана пиджака металлическую коробочку. Открыл — внутри лежала стеклянная ампула с тягучей красной жидкостью.

— Выключай, — сказал Кондратьев. — Бей ампулу, выключай дорогу.

— Она же в пыль рассыплется. Весь труд насмарку! Дорога ведь остановилась, она никуда за разрешенные границы не вышла, ничего не испортила!

Кондратьев встал, огляделся. Решил:

— У тебя полчаса. Сможешь мне убедительно объяснить, почему твои наноботы решили в шахтеры податься — оставим дорогу. Нет — уничтожим.

Колков тоже встал. Снял очки, протёр, спрятал в карман. Снова достал и водрузил на нос. Возмущённо сказал:

— Это так не делается. Надо извлекать из наноботов логи их действий, находить цепочки принятия решений. Процесс на несколько недель как минимум. Но я вас уверяю, внутренняя логика наноботов не позволит им причинить вред людям. Это жесточайшее правило, оно прошито на физическом уровне…

— Двадцать девять минут, — сказал Кондратьев.

Колков вздохнул. Перешёл дорогу, посмотрел в отверстие туннеля. Спросил:

— Что там внутри?

— Туннель. Залегает на глубине семь метров. Мы послали в него дроны, потом добровольцы прошли пешком. Даже вентиляционные отверстия пробиты и светящиеся полосы на потолке есть.

— Вот видите, дорога исправна!

— Двадцать семь минут. Причина?

— Здесь нет заповедников? Какие-нибудь гнездовья редких птиц… дорога запрограммирована оберегать природу…

— Да ты что, — возмутился Кондратьев. — Нам зелёные и так плешь проели, каждый метр проверяли, ко всему придирались! Ничего там нет, только комары и лягушки. Двадцать шесть минут.

— Возможно, дороге не хватало каких-то микроэлементов для строительства, — вслух предположил Колков. — И она решила их добыть…

— А в остальных местах хватало?

— Да, вы правы, ничего редкого ей не требуется… — Колков сник и покачал головой. — Нет, это локальная проблема, я уверен.

— Нам не нужны локальные проблемы, — сказал Кондратьев. — Стране нужно стабильное развитие. Сами знаете, у России всегда было две беды — дураки и дороги. Не знаю, как с дураками, а вот с дорогами мы ситуацию исправим. И взбесившиеся наноботы, пусть даже они строят быстро и дешёво, нам не нужны. Так что…

— Проблема локальная, — повторил Колков. — Пойдёмте! Надо посмотреть, что над туннелем!

— Да ничего там нет! Поля, перелески, пара заброшенных сёл. Экспериментальная трасса скоростная, её проектировали в обход населённых пунктов… — Кондратьев махнул рукой. — Хорошо. Садись в машину, проедем немного. Может и впрямь…

В машине, неторопливо и упрямо движущейся по разбитому просёлку, Кондратьев сказал:

— Я подумал — в твоих словах есть резон. Рядом деревенька. Три развалюхи, две халупы… Никто там жить не должен, мы проверяли. А вдруг кто-нибудь поселился?

Из кустов впереди вдруг выпрыгнул линялый серый заяц, скачками пересёк просёлок, бросился в лесок. Машина вильнула, притормаживая, снова вернулась на колею.

— Развелось косых, — сказал Кондратьев беззлобно. — Однажды сбил одного, не заметил, и машина не среагировала. Прямо заповедник, зелёным на радость…

Нынче этих любителей возвращения к природе — полным-полно. У меня родная дочь с семьей в селе поселилась, представляешь? Коз растят, сыр какой-то вонючий делают, сено вручную косят… Вдруг и тут какие-нибудь натуралисты решили возрождать село, вести экологически правильную жизнь. Могла твоя дорога в такой ситуации уйти под землю?

— Могла, — сказал Колков, поразмыслив. — Интересы людей превыше всего. Дорога ведь не могла связаться с нами и объяснить проблему. Наноботы обнаружили присутствие людей и приняли решение их не беспокоить… вполне возможно!

— Если там и впрямь кто поселился — лично мерзавцев выгоню, — сказал Кондратьев. — Повсюду же плакаты, зона строительства обозначена…

Он остановил машину на околице деревни. Выглядело всё и впрямь безрадостно. Уцелело лишь несколько старых, будто из кинохроники прошлого века, бревенчатых домов, серых и трухлявых, покосившихся и осевших на углы. Коровник или хлев, более современный, из белого силикатного кирпича, но развалившийся даже сильнее, чем жилые дома. И множество совсем уж заросших бурьяном, превращающихся в земляные холмики развалюх.

— Село неперспективное, давно заброшенное, исторической ценности не представляет, — выпрыгивая из внедорожника сказал Кондратьев. — Людей… людей тоже не наблюдаю.

Колков осмотрелся. Заглянул в один из домов — дверь давно слетела с петель. В другой — там дверь была заколочена, но окна давно лишились и стёкол, и рам, учёный заглянул в один из провалов. Пол внутри местами провалился, местами топорщился гнилыми скособоченными досками.

— Жуть какая, — сказал он. — Как будто в прошлое попал. Да, нет здесь никого, и не было уже давно.

— Всё-таки, почему дорога самодвижущаяся? — неожиданно спросил Кондратьев. — Ты со словами аккуратен, назвал бы самостроящейся — я бы понял.

Колков вздохнул.

— Это из старой фантастики. В детстве читал, очень понравилось. Там дороги действительно двигались. Можно было встать на дорогу в Москве и уехать в Тверь. Или в Пекин. Мне всегда казалось, что это красиво. Даже не красиво — правильно.

— Но твоя дорога не движется.

— Когда строится — ползёт. Может быть, когда-нибудь сделаем и по-настоящему движущейся. Встал и поехал.

— Долго будет ехать, до Пекина-то.

— Дорога в тысячу ли начинается с первого шага, — Колков посмотрел на Кондратьева, виновато и стеснительно. — Вы поймите, тут же не в дороге дело, а в дураках.

— Чего? — удивился Кондратьев.

— Человечеству всегда требуются дураки. Никто и никогда с этим ничего поделать не мог. Какие угодно машины делай, как хочешь всё автоматизируй, но всегда остаётся множество скучного, монотонного, нудного труда. Труда для дураков. Копать землю, возить бетон, насыпать гравий, раскатывать асфальт взад-вперёд. Можно человека посадить в кабину с кондиционером и телевизором, платить ему хорошие деньги, только всё равно его работа останется скучной и неинтересной. И перспективы в ней нет.

— Я сам на бульдозере начинал работать, — сказал Кондратьев. На его лице напряглись желваки.

— Но не остались же? Скучно вам стало, роста захотелось. Не просто денег или уважения, а роста, развития. Но всем в начальство не выйти. Нужны простые работяги для малоквалифицированного труда. Кто-то будет книжки после работы читать, кто-то рыбу ловить, кто-то пиво пить, но работа у них всё равно будет однообразная. И вот это беда похуже дорог. Наши наноботы — они на себя берут как раз скучную работу. Они машины, им не скучно. Запустим такие дороги по всей стране — миллионы людей от нее освободятся.

— Ну и куда пойдут? В геноме ковыряться, наноботов проектировать? Это не каждому дано.

— Работа найдётся, — убеждённо сказал Колков. — Настоящая, творческая. Раньше девяносто процентов людей растили зерно и пасли стада. Сейчас пять процентов населения всю Землю едой обеспечивают. И в строительстве то же самое. Ещё будем с улыбкой вспоминать, как на стройках тысячи людей работали. Вон, у нас вся Вселенная вокруг — неужели не найдём, чем заняться?

Кондратьев захохотал.

— Да ты, дорогой профессор, и впрямь старой фантастики начитался. Думаешь, если предложить бульдозеристу лететь на Марс, сады там разводить, он согласится?

— А вы спрашивали? — с вызовом ответил Колков.

Кондратьев замолчал. Кивнул:

— Хорошо, не буду спорить. Только главного это не отменяет — твои наноботы делают непонятные вещи, значит использовать их преждевременно и опасно. Время вышло. Поехали, будем их выключать.

Колков сразу как-то обмяк, будто его самого выключили. Кивнул. Достал из кармана контейнер с ампулой, разблокировал касанием пальца, протянул Кондратьеву.