Транссибирский экспресс - Страница 33
— Ур-ра Осоавиахиму!
В ясном голубом небе появился серебряный самолетик с красными звездами на крыльях. Он медленно плыл над Москвой, ровно гудя своими сильными моторами, а снизу ему махали руками.
— Ура-а Осоавиахиму! — кричали рабфаковцы.
— Ур-ра! — кричали металлисты.
— Ура-а! — кричала проснувшаяся наконец комендантша.
И Чадьяров вдруг тоже, неизвестно отчего, поднял вверх руку и закричал вместе со всеми...
Скоро в общежитии было уже полно народу. Вернувшиеся с ночной смены рабфаковцы с шумом и криком носили из комнаты в комнату стопки книг, чертежи, стулья, лыжи, корыта, гири, уже доносились откуда-то звуки гармошки.
— Эх-ма! — восторженно закричал стриженный под бокс парень в трусах и валенках на босу ногу. — Телефон-то работает! — В руке он держал телефонную трубку висевшего на стене аппарата.
— Ну и звони давай. — Мимо прошла беременная женщина, за руку она вела маленького мальчика, который, не останавливаясь, что-то говорил.
— Некому! — счастливо захохотал парень. — Друзей с телефонами нема еще!
Он положил трубку на рычаг. Двое ребят протащили мимо парня стремянку.
— Давай-давай, Вова, помогай, проводку править нужно!
— Успеем, — улыбнулся парень.
Он схватил из угла бухту шнура, разогнался и заскользил на своих валенках по паркету, крича что-то от восторга.
К Чадьярову здесь уже все относились как к своему, никто у него не спрашивал, кто он и откуда. Появился человек, помогает, веселый, и пусть... Очень даже хорошо.
Он как раз теперь на пару с Сергеем Кардаильским, небольшого роста, худым, жилистым человеком, выпиливал в стене проем. Чадьяров был без пиджака, в прилипшей к спине рубашке с закатанными рукавами. Он слушал рассказ Сергея и понимающе кивал.
Сергей обо всем говорил серьезно, озабоченно, то и дело привычным жестом поправлял сползавшие к кончику носа очки. И сейчас тоже отрывисто, в такт движениям пилы, он деловито рассказывал о своей жизни, о жене, как он ее любит. Двое ребят у него уже есть, теперь вот третьего ждут...
Беременная жена его, Наташа, как раз в это время кончила вешать занавески, а подруги ее, усевшись на диване, качались на нем, пробуя пружины.
— Видишь, веселится, — продолжал Сергей озабоченно. — Ты пойми меня правильно, я не жалуюсь. Мальчики хорошие и баба она ничего, но свободы никакой... Работа — раз, учеба — два, с детьми — три, и весь день...
В комнату несколько раз забегала Валя и каждый раз, встретившись взглядом с Чадьяровым, улыбалась ему и, наверное, еще тому, что сама молода и красива, и что всем нужна, и что все так складно получается.
В соседней комнате шли приготовления к свадьбе. Стучала какая-то нехитрая посуда, звенели стаканы, но до свадьбы ближайшим и не менее важным событием, вокруг которого вертелись сейчас все разговоры, был предстоящий футбольный матч между рабфаковцами и металлистами.
— Вы на футбол с нами пойдете? — спросила, вбежав в очередной раз в комнату, Валя.
— А когда? — улыбнулся Чадьяров.
— В час. Тут недалеко...
Валя смотрела на него смеющимися глазами, чувствуя, что нравится ему, и радовалась этому: раз она нравится взрослому, солидному человеку, значит, и она уже вполне взрослая.
— Пойду, Валя, — сказал Чадьяров. — С удовольствием.
А она вдруг смутилась, стояла, не зная, что сказать, а тут еще в дверь заглянул Сергей с полной кастрюлей яблок. Валя покраснела, взяла самое большое яблоко, сунула его Чадьярову и выскочила из комнаты...
А потом была игра. Замечательный футбол 1927 года.
Мальчишки гроздьями висели на деревьях, растущих недалеко от пыльного и, прямо сказать, не очень ровного поля на окраине Москвы.
Зрители разместились на скамейках. Было их немного, но азарт болельщиков делал все похожим на настоящий стадион. И вообще, все было похоже на настоящий матч, если не считать некоторой пестроты в форме футболистов, отсутствие сеток в воротах, да еще бокового судьи, в руках которого кроме флажка был портфель, а на голове — шляпа.
— Даешь, металлисты! — кричали болельщики со своих скамеек.
Валя, размахивая косынкой, вскочила, пронзительно крикнула:
— Сухую им, рабфаковцы!.. Сережа, Васька-а-а!..
Футболисты с поля приветствовали зрителей, что-то кричали им в ответ, смеясь. Беременная жена Сергея сидела между своих сыновей и, перегнувшись через спинку передней скамейки, сердито говорила подруге, показывая на бегающего по полю мужа:
— Ну ты посмотри, все-таки надел новые носки! Ведь просила, умоляла подождать до праздника... Сергей! — закричала Наташа мужу. — Проиграешь, домой не приходи!.. — Но в это время рабфаковцы забили гол, и Наташа вместе со всеми закричала: — Ура-а!..
Чадьяров заметил, что Валя порывалась его несколько раз о чем-то спросить, но не решалась.
— Что, Валя? — Он повернулся к ней.
Она густо покраснела:
— Вы меня простите, ради бога, но я опять забыла, как вас звать, имя больно трудное...
— Ка-сым-хан, — по слогам, смеясь, сказал Чадьяров.
Валя, закрыв глаза, несколько раз про себя повторила, потом облегченно вздохнула:
— Все, запомнила... Вы писатель?
— Нет, — сказал Чадьяров. — Военный...
— Летчик? — восторженно спросила Валя.
— Нет, — виновато покачал головой Чадьяров. — Кавалерист.
— Все равно хорошо, — успокоила его Валя.
А на поле между тем игра была остановлена. Судья собрал вокруг себя футболистов.
— Вот что, товарищи комсомольцы! — отрывисто и строго сказал он, указывая на новенький желтый футбольный мяч, который держал в руках. — Предупреждаю, за удар, что называется, «пыром» наказываю жесточайшим образом! Вплоть до удаления! Это вам не игрушка! Мяч новый, только получили, вам только дай! Измордуете инвентарь в момент!.. А чемпионат только начался! Этот порвете, чем играть будете? Шестерней? Ясно вам?..
Футболисты уныло закивали головой.
— Особенно к тебе, Сергей, относится, — обратился судья к Кардаильскому. — Ты со своей колотухой брось... Ты хоть и маленький, а хуже большого лупишь! Подумай о сознательности!..
— Да что вы, Николай Иванович, мне проходу не даете с сознательностью своей! — возмутился Сергей. — Вон она, моя сознательность, сидит. — Он показал на трибуну, где сидели его беременная жена с сыновьями.
Чадьяров спросил у Вали, почему не играют, и она объяснила, что это у них обычное явление, что это физрук проводит политзанятия, чтобы мячик сильно не лупили. В прошлом году у них был случай, когда вот тоже на одном матче пенальти били, а мяч возьми да и лопни, так потом чемпионат тряпичным доигрывали, измучились — он не прыгает, только катается. Васька головой бил, чуть сознание не потерял...
Чадьяров, вытирая слезы платком, хохотал, пока кто-то сзади не дал ему по затылку газетой, чтоб не мешал смотреть.
А игра продолжалась. Кричали, неистовствовали болельщики, подбадривая каждый свою команду.
Мяч попал к Сергею, тот кинулся к воротам, но в это время к краю поля подошел какой-то человек с железным рупором и, приложив его ко рту, закричал судье:
— Ну-ка, Николай Иванович, останови на минутку!
Судья свистнул. Сергей остановился и, тяжело дыша, с изумлением посмотрел на судью. А человек с рупором сказал на все поле:
— Инженер Сапронов, срочно на выход!
Инженером Сапроновым оказался правый крайний рабфаковцев. Услышав свою фамилию, он, на ходу объясняя что-то футболистам и судье, побежал с поля.
Футболисты кинулись уговаривать человека с рупором, судью, шумели болельщики, но Геннадий Георгиевич, так звали Сапронова, с двумя товарищами, в костюмах и галстуках, уже бежал по пыльной улице, на ходу натягивая рубашку прямо на мокрую футболку. Бежали они к трамвайной остановке.
— Начальство, наверное, приехало, — пояснила Валя Чадьярову. — Продуем мы без Геннадия Георгиевича...
...И опять происходило то, что не могло не произойти. Конечно, не случайно приехало какое-то начальство и убежал Геннадий Георгиевич... И не случайно два года назад в кабаре «Лотос» появился номер «Маленькие футболистки», где Чадьяров отлично научился «ловить» мяч руками, головой, ногами. Все лишь для того, чтобы в этот день он вышел на поле затрать за замечательную команду рабфаковцев...