Транспортный вариант - Страница 11

Профилактические службы дорог в течение многих лет пытались каждая по-своему разрешить проблему агитации за безопасность движения. Однажды в командировке Денисов видел изображенную на плакате аморфную фигуру темно-сиреневого человечка под словами: «Зачем я спешил?»

Из сиреневого небытия на траспаранте, как в бутылке нарзана, бежали вверх вокруг человечка белые пузырьки воздуха — приметы той самой жизни, что заставляет порой гнать наперерез поезду, пороть горячку, экономить секунды.

В горловине станции тем временем возникло движение. Рефрижераторный поезд, сверкая серебристой чешуей, отделился от леса и прилегающих к железнодорожному полотну домов, неслышно двинулся к месту происшествия.

Антон, взявший на себя роль составителя поездов, вышел навстречу, остановился, следя внимательно за нумерацией вагонов.

Постукивая на стрелке, ледник за ледником катил мимо.

— Тормози! — Антон махнул огромной, как лопата, рукавицей.

Денисов сверился с записями. Секция 970-1429, отмеченная им накануне, остановилась недалеко от присыпанного песком места.

— Сдай назад, — просигналил Антон.

Скользнули привычные трафареты: «Построен… вес без экипировки 53,50 тонн».

Секция наконец заняла то же место, —что и накануне.

Состав замер.

Сотрудники милиции подошли ближе.

Четыре вагона с камерами для охлаждения скоропортящихся грузов, по два с каждой стороны, и моторный — последней конструкции — посредине: пять окон, дверца, опущенные почти к самым рельсам баки для дизтоплива.

— Станция Березай… — В окне появилось помятое лицо в форменной железнодорожной фуражке. Одна щека механика была намылена, по второй он водил бритвой.

Увидев работников милиции, механик сразу исчез.

— Не будем терять времени, — новый дежурный вынул фотоаппарат из чехла, пролез под вагон, Сабодаш и Денисов протиснулись следом.

На внутренней поверхности колеса виднелось бурое пятно, снизу на раме ворсинки красного цвета. Дежурный осторожно снял их пинцетом, спрятал в конверт.

— С поездом шутки плохи, — он вздохнул.

Денисов вылез на бровку. Стенки вагона-ледника нависали над водостоком.

Работник рефрижератора успел добрить вторую щеку, теперь молча следил из окна.

— Что за груз? — спросил у неге Денисов.

— Рыбы ценных пород. Рыбопродукты.

— Осетр?

— И икра тоже. Паюсная и зернистая. Сто с лишним ящиков.

— Пломбы целы?

Денисов пошел вдоль вагона, осматривая теперь уже не колеса, а сам вагон, проставленные составителями поездов отметки мелом — номера путей, названия парков сортировок. Обращенная к домам стенка вагона сверкала ровным слоем серебристой краски.

Внезапно Денисов поднял голову.

Рядом с дверью, почти на уровне пола, виднелось крохотное отверстие словно от выпавшей из стенки вагона заклепки. Края отверстия блеснули свежим металлическим блеском.

Новый дежурный и Антон тоже подошли. Денисов показал отверстие понятым:

— Надо осмотреть вагон изнутри…

Механик, свежевыбритый, пахнущий одеколоном, открыл дверь:

— Милости прошу к нашему шалашу!

Оперативная группа и понятые поднялись в вагон.

Внутри было тепло и уютно. В купе для отдыха бригады на столике были расставлены шахматы, на полке валялась раскрытая на середине растрепанная книга.

— В шахматы никто не играет? — спросил механик. — А то я здесь совсем в одиночестве…

Денисов его не слушал, шагнул к противоположной стенке, примерился.

Через несколько минут он уже держал в руках поднятый с пола маленький деформированный кусочек стали, панированный томпаком;

— Пуля!..

— …Кто ваши родители?

— Отец — строитель, мать — в больнице, кастелянша. Типичные труженики.

Для них моя судьба — большой удар… Последние годы жизни отец увлекся чеканкой. Вы бы видели, какие шедевры создал. Вот оком я хотел написать.

Между прочим, ни одной не вынес на рынок. То подарит соседям, то товарищам по работе. Несколько штук отдал в школу, где я учился.

— Вы часто виделись?

— Нет. Последние годы они редко бывали у меня.

Чаще мы с женой приезжали. На мотор — и к ним. Особенно, пока отец был жив. Он неловко чувствовал себя в нашей квартире. Мы жили на широкую ногу, а у него была идефикс: «Бедный, но честный!» Кроме того, он никак не мог привыкнуть к невестке.

— Это ваш второй брак?

— Да. Первую жену они знали лучше. Мы с ней сидели на одной парте. С первого класса.

— И разошлись.

— Знаете, как бывает… Больше из-за пустяков: сначала кто-то говорит другому не то, потом, хотя и то, но не тем тоном. Причина забылась.

— Скандал в пивном баре произошел уже после развода?

— После. Такое впечатление, что все передряги начались с развода.

— Зато материально, по-моему, вы стали жить лучше. Я смотрел по описи имущества: импортная мебель, хрусталь. Машина, правда подержанная. На чаевые всего этого не приобретешь, да еще в короткий срок…

— А что кроме? Кожаный пиджак, пара фирменных джинсов. Еще дамские украшения. Колье, золотой обруч… В том-то и дело. На краденые деньги покупаешь то, без чего прекрасно мог обойтись!

Культурник пансионата — спортивного вида, молодой, в шубе, в туфлях на высоченных каблуках — перебивал себя короткими вопросами.

— Как получилось?

Спрашивал он дельно и коротко, а отвечал путано и длинно, как человек, полностью пренебрегающий основными правилами логического мышления.

— Все уже пошли вниз, к автобусу. Директор Гилим Иван Ефимович тоже спустился в вестибюль.

А Леонида Сергеевна говорила по телефону из кабинета… — Культурник не спускал глаз с Денисова и все время улыбался. — Я тоже спешил. Говорю:

«Иван Ефимович, идите в автобус, я закрою кабинет и повешу ключ!» Думал, быстрее будет…

Он сделал паузу, мельком оглядел кабинет. Мрачные своды навели его на какую-то мысль, но культурник сразу же ее потерял.

— Как получилось? Надо идти, а Леонида все у телефона. Я отошел.

Неудобно стоять над душой… Потом мне показалось, что она повесила трубку.

— Белогорлова долго разговаривала? — спросил Денисов.

— Да нет. С минуту. Но когда начальство нервничает… Я снова подошел к кабинету.

— Потом?

— Слышу, она говорит: «Все! Отключаюсь…» Выскакивает из кабинета, но бежит не в вестибюль, а назад, в библиотеку. «Костя, я сейчас!»

Действительно, пока закрывал кабинет, бежит снова. С хрустальной конфетницей. Знаете? Большая, с закругленными краями… Тяжелая.

— В форме ладьи?

— С ней самой. «Чуть не забыла…» — кричит. И мы побежали. Через минуту уже сидели в автобусе!.. — культурник в очередной раз улыбнулся, будто сообщил Денисову чрезвычайно приятную новость.

— Каким тоном было произнесено: «Все! Отключаюсь…» — уточнил Денисов.

— Нормальным.

— И все же! Нежно? Сухо?

Культурник подумал:

— Мне показалось, не очень любезно. Но она всегда говорила немного суховато.

— В непосредственном общении?

— Нет, по телефону.

— А каким тоном велся остальной разговор?

— Нормальным, — снова сказал культурник.

— То есть любезнее, чем в конце?

— Пожалуй.

«Показания на редкость содержательны, — подумал Денисов. — Но у инспектора не бывает выбора. Какие есть…»

— АО чем шел разговор? Вспомните? — спросил он, — Не вспомню, культурник развел руками.

— Была ли в середине пауза?

— Мне показалось…

Денисов предоставил ему короткую передышку, потом заговорил снова:

— Вам приходилось приглашать Белогорлову к телефону?

— В последнее время? Раза три или четыре.

— Кто ей звонил?

— Мужчина, — Костя поправил шубу, оглянулся, посмотрел на каблуки. —

По-моему, один и тот же.

Всегда вежлив: «Добрый день! Будьте добры Леониду Сергеевну…»

— Белогорлова не называла его по имени?

— Никогда.

— Теперь несколько слов о себе, — попросил Денисов. С культурником, если он хотел узнать что-нибудь дельное, надо было разговаривать еще не раз. — Где вы раньше работали?