Трагедия в ущелье Шаеста - Страница 3
Перевернули весь дом, сарайчики. Обнаружили солдатский ремень, подсумок, помеченные зеленой шариковой ручкой. С этого все и началось. До сих пор мне стыдно вспоминать, как месили старика. Избили, думаю, до смерти. Все просто озверели. А через несколько минут начался обстрел с гор. Били в нас прицельно и прижали к дувалу. Мы были как на ладони. Во двор сбежалось много бойцов. Ответный огонь только усиливал сумятицу. Никто не видел противника. Не помню, как мы оттуда выбрались, сколько потеряли убитыми, но сосредоточились уже за кишлаком и двинулись дальше.
Через какое-то время мы втянулись в узкое ущелье. Пошли в колонну по одному. Было неуютно – ловушка, и все тут. Поэтому, когда ротный, старший лейтенант Назаренко, увидел расщелину, ведущую вверх, то решил с одним из наших взводов и саперами обеспечить прикрытие колонны с господствующей высоты. Я поднимался рядом с Назаренко. С нами был пулеметчик Роман Щур. Выбрались на гребень, увидев впереди небольшой бугор с камнями. Вот оттуда, когда мы отошли от расщелины шагов на сто, в упор начал по нам работать ДШК (крупнокалиберный, 12,7-мм, пулемет. – Прим. авт.). Одна из очередей попала в мула, и боеприпасы рванули вместе со взрывчаткой. Сапер, который тянул за веревку этого «трофейного коня», остался цел, только взрывом откинуло так, что веревку из рук не успел выпустить! Огонь был плотный, кроме того, начал работать снайпер. Вот тогда у нас появились первые потери. Роману Улитину снесло полчерепа. Повязку накладывали прямо на мозг, но парень оказался живучим. После боя мы его спустили вместе с погибшими и ранеными вниз и на следующий день «вертушкой» отправили в госпиталь. Я его потом уже в октябре встретил в госпитале, в Мары. У Романа была нарушена речь, но, по-моему, парень выкарабкался. К нему в госпиталь приехала мама и за ним ухаживала.
В общем, попали мы крепко. Вызвали «вертушки». Мы их корректировали дымами, но они работали с большой высоты, так что доставалось и нам. Площадка-то была небольшая. Ротный принял решение обойти противника с фланга и уничтожить пулеметное гнездо. Взял с собой радиста, пулеметчика, двух автоматчиков и меня. Промоиной зашли во фланг. Затем нужно было преодолеть метров сто открытого пространства. Так бегать и вести огонь мне еще не приходилось. В общем, с позиции мы духов выбили. Кого-то из них подранили, потому что остались пятна крови. Но «духи» ушли и пулемет утащили по такой же промоине вниз, к реке. А вот снайпера, работавшего на прикрытии, прозевали. Пока мы с Романом Щуром переводили дух и осматривались, ребята начали перевязывать раненых, разыскивать убитых. Я решил закурить и попросил у Романа спички, у меня закончились. А курили мы в то время «Север». Роман сидел напротив меня, привалившись к валуну спиной. Когда он кинул мне спички и я нагнулся, прозвучал выстрел, и пуля ударила в камень над моей головой. С тех пор я знаю, что курение иногда продлевает жизнь. В общем, повезло. А заодно и снайпер себя обнаружил. Бежать ему уже было некуда.
Потом мы спускались, вынося убитых и раненых. Ноги подкашивались. Батальон в это время осваивал местность внизу под ночлег и в бою не участвовал. Ночь прошла неспокойно. Все время было ощущение, что противник рядом. Да и царандоевцам мы не особенно доверяли. Они под утро ухитрились спровоцировать перестрелку между нашими подразделениями. Помню, к рассвету четверо тяжелораненых скончались. Остальных загрузили в «вертушку», нашли ей пятачок для посадки. Рано позавтракали, чем было. У меня в кармане лежал сухарь и два кусочка сахара, вот и все припасы. Расчет-то по времени вначале был другой.
Новый день – новое ущелье. Да там весь рельеф такой – расширение, долина, кишлачок и опять каменная щель. И снова наша рота в голове колонны. Прошли спокойно около километра. Батальон еще не успел втянуться, когда начался обстрел. Стреляли отовсюду: и сверху, и сбоку, и с тыла. Полоска берега у реки оказалась узкой, справа отвесная стена, укрыться было негде. Да еще наткнулись на участок, где ущелье перегораживали два огромных валуна. Между ними – узкая щель. В надежде укрыться мы протиснулись под огнем за валуны, но там оказалось еще хуже.
Командир нашей роты, гвардии старший лейтенант Виталий Назаренко, связался с батальоном, прося поддержки, но ему ответили, что не могут продвинуться, путь к нам отрезан плотным минометным огнем. Назаренко решил отступить. Первая попытка провалилась. Противника мы не видели, просто вели огонь в сторону выстрелов. Нам еще раз пришлось протискиваться между валунов, и когда пришла моя очередь, ротный увидел духа. Тот выцеливал, не скрываясь. Назаренко вытолкнул меня из-под выстрела, и тут же его отбросило назад. Пуля попала Виталию в голову.
За валунами было небольшое мертвое пространство, однако засиживаться не стоило – хватило бы на всех парочки мин или гранат, брошенных сверху. Командование ротой я взял на себя, распределил, кто кого выносит, кто прикрывает огнем, и через какое-то время пошли на прорыв. Нам удалось отойти под старые деревья, которые росли на выходе из ущелья. Противник не смог вести прицельный огонь, а у нас появилось время помочь раненым. Через какое-то время, проскочив полосу разрыва мин, мы соединились с основными силами батальона. Я доложил начальнику штаба о потерях и о том, как вырывались из «мешка». Начальник штаба поблагодарил и пообещал, что я буду представлен к государственной награде, за что я послал его в ж… Еще зачем-то добавил, что ротный собирался через несколько дней в отпуск к жене и сынишке. Вот и ушел благодаря вашему оперативному таланту в вечный отпуск. После такого ответа с меня тут же сложили командование ротой и передали оставшемуся в живых командиру взвода.
Огонь со стороны душманов утих, батальон начал подниматься на плато, чтобы обеспечить посадку «вертушек» за убитыми и ранеными. И это оказалось роковой ошибкой. Нас неожиданно взяли в такое кольцо минометного и пулеметного огня, что все происшедшее раньше показалось репетицией. Саперные лопатки мы с собой не брали, и вгрызаться в скалистый грунт приходилось при помощи штык-ножей, автоматных шомполов, рожков и рук. Теперь я знаю, что шомполом и голыми руками можно отрыть окоп.
В этом бою почти все наши офицеры или погибли, или были ранены. Их выбивали прицельно. В общем, мы застряли. Ни вниз в ущелье, ни наверх. Думаю, что именно тогда, в ночь на третье августа, на помощь отправили разведбат и подразделения 860-го мотострелкового полка из Файзабада, у них была хорошая горная подготовка. Стрелков перебросили на вертолетах с «Утесами» (крупнокалиберный, 12,7-мм пулемет. – Прим. авт.) и станковыми гранатометами. Прыти у «духов» поубавилось, потом они и вовсе растворились в ущельях. А про разведчиков мы узнали уже утром четвертого августа. Рассказывали, что разведка пошла тем же путем, что и мы. Две роты в итоге попали в аналогичную засаду, а радиостанция «сбежала» на афганском ишаке, и «духи» ночью даже не стреляли в раненых, а просто добивали камнями, снимали оружие, амуницию.
Раздумывая над событиями тех дней, я пришел к выводу: если бы в августе 1980-го в Союзе народ узнал о таких потерях, то Афган завершился для нас намного раньше. Вот такая мысль…»
«Назаренко Виталий Константинович, старший лейтенант, командир мотострелковой роты, род. 20.11.1953 г. в г. Хабаровске. Русский. В Вооруженных силах СССР с 31.8.1971 г. Окончил Дальневосточное ВОКУ. В Респ. Афганистан с февраля 1980-го. Его рота 31.7.1980 действовала в качестве головной походной заставы, при выдвижении по указанному маршруту была внезапно обстреляна и остановлена мятежниками. В завязавшемся жестоком бою Н. умело и уверенно командовал ротой и обеспечил вступление в бой главных сил батальона. Находясь на КНП роты, Н. был смертельно ранен. Нагр. орденом Красной Звезды (посмертно). Похоронен на родине».