Трагедия оккупации - Страница 1

Про оборону и обстоятельствах сдачи Харькова в октябре 1941 года у нас почему-то говорят редко и невнятно, хотя речь идет о втором по величине городе Украины. Пожелтевшие сборники воспоминаний советских времен рассказывают об упорных пяти-шестидневных боях за удержание города. Сама собой напрашивается мысль: «Будь для обороны больше сил, Харьков не сдали бы никогда. Чем мы хуже Москвы, Ленинграда или Тулы?» Мысль патриотическая, но от истины далекая. Именно она лежит в основе предложений об учреждении знака «За оборону Харькова» и порождает сожаления о неполученном звании «Город-герой».

Источники посвежее смотрят на это иначе. Изданная к 350-летию города «Історія міста Харкова XX століття» об обороне в октябре 1941 года рассказывает по-научному сухо – всего пятью абзацами. В киевских изданиях вы не найдете и этого. В 900-страничном итоговом фолианте «Безсмертя. Книга Пам'яті України», выпущенном в 2000 году под редакцией главного фронтовика страны, народного депутата и члена КПУ генерала И. Герасимова, о боях на Харьковщине – три «тощих» абзаца. Самого Харькова не видно и в микроскоп. Зато оборона Донбасса и Сталино (Донецка) расписана на восьми страницах. Вот где, оказывается, решалась судьба войны и всей Украины – на берегах Кальмиуса, среди донецких терриконов. Зато Харьков и Харьковщину уже давно и целенаправленно «выталкивают» из истории войны.

Что же в действительности происходило возле Харькова осенью 1941 года? Что из написанного в книгах – миф, а что – реальность? О причинах быстрого выхода гитлеровцев на подступы к городу речь шла в материале «Черный сентябрь 1941-го» («Слобода» № 74, 15.09.2006).

Откроем пожелтевшие томики отредактированных воспоминаний «В боях за Харьковщину» и сборники испещренных многоточиями документов «Харьковщина в годы Великой Отечественной войны», которые уже 40 лет служат главными источниками информации о том периоде. Вы не догадываетесь, что стоит за многоточиями? Рука цензора вычеркивала негатив и все, что могло быть неправильно понято или неверно истолковано. «Неправильно думающими» и «некорректно пишущими» оказывались не только резавшие правду-матку солдаты-окопники, но и прославленные маршалы и партработники.

Пересказывать напечатанное не будем. Лучше впервые посмотрим на то, что в эти книги не вошло.

Полковник Н. Рудницкий, в 1941-м – начальник мобилизационно-экономического отдела Харьковского облвоенкомата:

– Харьковский военный округ не был приграничным, но подготовку к мобилизации мы начали до 22 июня 1941 года. 10 июня командующий округом генерал А. Смирнов по указанию правительства собрал в Чугуеве совещание командиров частей Харьковского гарнизона с участием облвоенкома Я. Маслова. Сообщив о сложившейся военной обстановке, он приказал привести в полную боевую готовность воинские части и мобилизационные планы.

20 июня в 7.00 Маслов поднял по тревоге весь личный состав областного и районных военкоматов. В облвоенкомате (Коцарская, 56) в присутствии начальника оргмобработы округа Шевченко он сообщил об обстановке и приказе командующего и отпустил собравшихся. Это было самое короткое совещание в истории военкомата. Все немедленно умчались на свои места выполнять приказ.

Опыт у нас был. До войны мы дважды частично выполняли мобилизационный план: в августе 1938-го – при комплектовании войск, направляемых для разгрома японцев у озера Хасан, и в сентябре 1939-го – при проведении больших учебных сборов с призывом военнообязанных и поставкой лошадей, повозок и автотранспорта. О том, что до начала войны оставалось менее двух суток, мы даже не догадывались.

В 4.00 22 июня 1941 года командующий поднял по тревоге части гарнизона, облвоенкомат, штаб МПВО и сообщил первому секретарю обкома А. Епишеву о боях на границе. В 5.00 Маслов вскрыл пакет с мобпланом, в 7.00 – уже докладывал о начале работы по мобилизации людей и техники. В 16 часов председатель облисполкома П. Свинаренко вскрыл конверт с планом мобилизации экономики области.

В первую очередь мы отмобилизовывали части 18-й армии, развернутой на базе округа. К 15 августа призвали 13 175 человек младшего комсостава и 55 235 рядовых, начали формирование новых частей и маршевых пополнений. По нарядам округа в области было мобилизовано еще 19 798 человек комсостава и 168 111 рядовых.

Лошадей в войска поставили втрое больше предусмотренного – 48 536, повозок – 9 915, автотранспорт – согласно плану: 729 легковых автомашин, 3 903 грузовых ГАЗ-АА и 1 303 ЗИС-5, 174 спецмашины, 249 автоприцепов, 437 тракторов, 243 мотоцикла.

Патриотический порыв был невероятным, случаев уклонения от призыва – единицы (в 1943-м было по-другому: маршевые роты приходилось пополнять уже не только призывниками и выписанными из госпиталей, но и, чего греха таить, за счет лиц, задержанных при проверках поездов, театров, рынков и других мест).

В августе город наводнили беженцы и раненые. Население увеличилось с 900 тысяч до полутора миллионов, появились продовольственные трудности и перебои с хлебом, развилась спекуляция. Для исправления положения были предприняты экстренные меры: к выпечке хлеба подключили кондитерские предприятия, в школе № 13 на Карла Маркса создали эвакопункт. В сутки он выдавал беженцам десятки тысяч пайков и обедов, а поезда для отправки людей подавались на Южный вокзал каждый час.

Находившиеся с июля в Харькове ЦК КП (б) У и правительство Украины в начале октября выехали в Купянск, а затем – в Воронеж, штаб Харьковского военного округа – в Сталинград. Обязанности начальника гарнизона до 20 октября исполнял облвоенком Маслов, после чего город был передан начальнику обороны Харькова генералу И. Маршалкову.

В. Рыбалов, в 1941-м – секретарь Харьковского горкома КП (б) У:

– В июле в город начали возвращаться товарищи, направленные в 1940 году на работу в Западную Украину, Белоруссию и Прибалтику. Из Львова прибыл контуженный М. Гамалия – инструктор военного отдела, спортсмен, здоровяк и красавец. Вид его был ужасный: голова подергивалась, изо рта вместо слов вылетали лишь отдельные звуки. В записках он приводил потрясающие факты: дороги, по которым отступал их госпиталь, были забиты машинами и подводами, а над ними носились фашистские самолеты, обстреливая все без разбора – и госпитали, и мирное население. Из Риги прибыл А. Глазырин, который рассказывал то же самое. Фашисты всюду действовали одинаково.

Такая информация поступала все чаще. При выходе из окружения погиб бывший директор Харьковского главпочтамта И. Александров, работавший во Львове начальником областного управления связи. Пропал без вести инструктор Харьковского и Львовского горкомов Н. Моторин. Под Смоленском пал смертью храбрых председатель Харьковского областного совета Осоавиахима полковник Свиридов. В 1937-м он был несправедливо уволен из армии, на фронт ушел добровольцем. Прощаясь, сказал: «Кто чего стоит, легче всего проверить в бою. Хотел бы, чтобы товарищи, которые так со мной поступили, были столь же полны решимости идти в бой за Родину, как я».

16 июля над Харьковом появился первый немецкий самолет-разведчик. Покружил над городом и улетел. В тот же день мы обсудили мероприятия на случай бомбежки. Убежищ не хватало. Следовало форсировать переоборудование подвалов, но для больших масс людей этого было недостаточно. По примеру Киева мы начали рыть щели во дворах и скверах.

С 20 июля немцы летали над городом уже ежедневно: нагло, на большой высоте, в одно и то же время. Зенитки огня по ним не открывали, истребители их не преследовали. Люди шли и звонили в горком и райкомы, требуя положить этому конец. Все привыкли думать, что, где бы вражеский самолет ни появлялся, ему навстречу должны лететь наши истребители и непременно сбивать. А если фашисты чувствуют себя в небе спокойно, значит, кто-то что-то не додумал или прошляпил. В голове у населения не укладывалось, что у нас чего-то нет или не хватает. «Как это нет? – удивлялись посетители. – Мы же выполняли все, что от нас требовало правительство, не считались в работе ни с трудом, ни со временем. Почему же у нас недостаток в самолетах?!»