Трагедия господина Морна - Страница 1
Изменить размер шрифта:
Владимир Набоков
Трагедия господина Морна
АКТ I
Сцена I
Комната. Шторы опущены. Пылает камин. В кресле у огня, закутанный в пятнистый плед, дремлет Тременс. Он тяжело просыпается.
ТРЕМЕНС:
двух часовых, стоящих у ворот
моей бессильной жизни…
На стенах
цветочные узоры образуют
насмешливые лица; не огнем,
а холодом змеиным на меня
шипит камин горящий… Сердце, сердце,
заполыхай! Изыди, змий озноба!..
Бессилен я… Но, сердце, как хотел бы
я передать мой трепетный недуг
столице этой стройной и беспечной,
чтоб площадь Королевская потела,
пылала бы, как вот мое чело;
чтоб холодели улицы босые,
чтоб сотрясались в воздухе свистящем
высокие дома, сады, статуи
на перекрестках, пристани, суда
на судорожной влаге!..
(Зовет.)
Элла!.. Элла!..
Входит Элла, нарядно причесанная, но в халатике.
ТРЕМЕНС:
Портвейна дай, и склянку, ту, направо,
с зеленым ярлыком…
Так что же, едешь
плясать?
ЭЛЛА:
(открывает графин)
Да.
ТРЕМЕНС:
Твой Клиян там будет?
ЭЛЛА:
Будет.
ТРЕМЕНС:
Любовь?
ЭЛЛА:
(садится на ручку кресла)
Не знаю… Странно это все…
Совсем не так, как в песнях… Этой ночью
мне чудилось: я — новый, белый мостик,
сосновый, кажется, в слезах смолы, —
легко так перекинутый над бездной…
И вот я жду. Но — не шагов пугливых,
нет, — жаждал мостик сладко поддаваться,
мучительно хрустеть — под грубым громом
слепых копыт… Ждала — и вот, внезапно,
увидела: ко мне, ко мне, — пылая,
рыдая, — мчится облик Минотавра,
с широкой грудью и с лицом Клияна!
Блаженно поддалась я, — и проснулась…
ТРЕМЕНС:
Я понял, Элла… Что же, мне приятно:
то кровь моя воскликнула в тебе, —
кровь жадная…
ЭЛЛА:
(готовит лекарство)
Кап… кап… пять, шесть… кап… семь… Довольно?
ТРЕМЕНС:
Да. Одевайся, поезжай… уж время…
Стой, — помешай в камине…
ЭЛЛА:
Угли, угли,
румяные сердечки… Чур — гореть!
(Смотрится в зеркало.)
Я хорошо причесана? А платье
надену газовое, золотое.
Так я пойду…
(Пошла, остановилась.)
…Ах, мне Клиян намедни
стихи принес; он так смешно поет
свои стихи! Чуть раздувая ноздри,
прикрыв глаза, — вот так, смотри, ладонью
поглаживая воздух, как собачку…
(Смеясь, уходит.)
ТРЕМЕНС:
Кровь жадная… А мать ее была
доверчивая, нежная такая;
да, нежная и цепкая, как цветень,
летящий по ветру — ко мне на грудь…
Прочь, солнечный пушок!.. Спасибо, смерть,
что от меня взяла ты эту нежность:
свободен я, свободен и безумен…
Еще не раз, услужливая смерть,
столкуемся… О, я тебя пошлю
вон в эту ночь, в те огненные окна
над темными сугробами — в дома,
где пляшет, вьется жизнь… Но надо ждать…
Еще не время… надо ждать.
Задремал было. Стук в дверь.
ТРЕМЕНС:
(встрепенувшись)
Войдите!..
СЛУГА:
Там, сударь, человек какой-то — темный,
оборванный — вас хочет видеть…
ТРЕМЕНС:
Имя?
СЛУГА:
Не говорит.
ТРЕМЕНС:
Впусти.
Слуга вышел. В открытую дверь вошел человек, остановился на пороге.
ТРЕМЕНС:
Что вам угодно?
ЧЕЛОВЕК:
(медленно усмехнувшись)
…и на плечах все тот же пестрый плед.
ТРЕМЕНС:
(всматривается)
Позвольте… Муть в глазах… но — узнаю,
но узнаю… Да, точно… Ты, ты? Ганус?
ГАНУС:
Не ожидал? Мой друг, мой вождь, мой Тременс,
не ожидал?..
ТРЕМЕНС:
Четыре года, Ганус!..
ГАНУС:
Четыре года? Каменные глыбы —
не годы! Камни, каторга, тоска —
и вот — неописуемое бегство!..
Скажи мне, что — жена моя — Мидия…