Трагедия адмирала Колчака. Книга 2 - Страница 99
Но вопрос шел не только о прекращении гражданской войны, «разбивающей демократию на два лагеря» (речь Калашникова на заседании Иркутской Городской Думы). Прекращение борьбы с большевиками возможно было лишь при низвержении власти «реакции». В этих целях надлежало все враждебные антиправительственные течения свести в одно русло — действовать «единым фронтом» с коммунистами. Понятно, почему на ноябрьское «земское» совещание в Иркутске приглашаются и коммунисты [«Сиб. Огни», 1927, № 5, с. 95]. Приходится признать, что большевики были последовательнее. Ширямов рассказывает:
«Наша организация считала момент еще недостаточно подходящим для самостоятельного выступления с лозунгами советской власти... Политцентр попытался вступить в переговоры с иркутской организацией партии и привлечь ее к участию в восстании под лозунгами, выставляемыми Политцентром. Вначале эти переговоры велись довольно интенсивно. Но в ноябре в Иркутске состоялось совещание сибирских организаций партии (3-й съезд...). Выбранный на совещании сибирский комитет... запретил не только выступления, совместные с буржуазными партиями, проводимые не под лозунгами советской власти, но и выступления в губернских городах вообще, не связанные с одновременными действиями Красной армии... Сибирский Комитет ставил задачей... сделать совершенно непроходимою ту пропасть, которая отделяет... партии с.-р. и меньшевиков от масс... Представитель иркутского Комитета был отозван из Политцентра, и переговоры прервались. Не входя в Политцентр, наша организация готовилась, конечно, принять в восстании самое активное участие.
Прежде всего надо было достать денег. С этой целью решено было потрясти крупные кооперативные организации... Центросоюз, Закупсбыт, Потреб. Об-во служащих Забайк. ж. д. и др. Предложили им дать Комитету «заимообразно», до восстановления сов. власти, но на всякий случай предупредили, что в случае отказа не остановимся перед эксом. Таким способом было собрано до миллиона руб.»... [Борьба за Урал. С. 283—284].
Пол. Центр высказал «искреннее сожаление» по поводу ухода коммунистов и продолжал с ними держать «контакт», причем представитель коммунистов посещал для «информации» заговорщицкие собрания.
Таким образом, в постановке Пол. Ц. заключалось несколько больше, нежели простое замалчивание борьбы с большевиками, как мягко отмечал в связи с «декларацией» автор статей в «Чехосл. Дн.» [№ 231], склонный поддерживать эсеровщину, но враждебный к советчине. Дело было даже не в том, что сибирские эсеры и эсдеки, поднимая знамя «активной борьбы с колчаковщиной», могли сыграть на руку большевиков. Они с самого начала работали против «колчаковщины» рука об руку с большевиками, отвергая формально эту коалицию.
2. Иркутские бои
Подготовительная деятельность П. Ц. протекала в благоприятной обстановке, несмотря на весь правительственный «террор»4. Иркутск стал для «революционной» демократии «родным городом». «Легкость атмосферы» — по признанию Ракова — притянула туда чуть не всех сибирских эсеров5. И тем не менее восстание задерживалось. В Черемхове, где подняли восстание по предписанию из центра, лишь недоумевали, почему в Иркутске «начало» затягивается. Затяжка объяснялась полной неуверенностью в своих силах.
Тянула и власть. Яковлев доказывал Третьякову, что борьба невозможна, что «против 4500 человек гарнизона, разложенного агитацией... один Щетинкин имел 11 тысяч хорошо организованных партизан при двух десятках пулеметов и двух-трех орудиях». Спасение было как будто бы только в подходе семеновских частей. Для выяснения вопроса о реальности этой помощи Третьяков выехал в Читу.
Перед угрозой прибытия семеновцев и в связи с арестом 22 декабря 17 членов революционного штаба власть наконец решила приступить к ликвидации Пол. Центра6. 24 декабря была сделана попытка начать восстание.
Вечером этого дня в казармах 53-го полка, расположенных в Глазковском предместье, которое примыкает к железнодорожному вокзалу и отделяется от города Ангарой, появился шт.-кап. Калашников с приставленным к нему от Пол. Ц. комиссаром Мерхелевым. 53-й полк считался наиболее распропагандированным. Здесь и была провозглашена власть Полит. Центра.
В основу последующего изложения событий я возьму рассказ N, дающий поденную запись. Она наиболее точна по сравнению с другими источниками7. Буду этот рассказ дополнять, а иногда и исправлять другим имеющимся материалом. Конечно, представляет интерес освещение, которое дает коммунистическая литература. Ширямов тотчас же вводит в изображение глазковского захвата характерную деталь: в Глазкове орудует одновременно и коммунист Марков, под руководством которого примыкают к восстанию железнодорожные рабочие [Борьба за Урал. С. 285]. Ширямов в другой статье признает, что силы восставших были столь незначительны, что восстание легко было подавить [Последние дни Колчаковщины. С. 26]. Военные власти, по словам N, и отнеслись к этому событию «очень спокойно». Ген. Артемьев передал командование нач. гарнизона Сычеву, который заявил, что «завтра же он все ликвидирует». Успеху в Глазкове содействовало случайное (а может быть, и неслучайное) обстоятельство — 21 декабря ледоходом сорвало понтонный мост, соединявший город с железной дорогой. Гарнизон в городе не примкнул к восстанию, но в силу указанной причины нельзя было двинуться против повстанцев. Чехословаки, владевшие железной дорогой8, сохраняли наружный нейтралитет — они получили приказ9 своего правительства абсолютно не вмешиваться (de ne pas bouger).
Собравшиеся ночью члены П. Ц. вызвали к себе для переговоров Яковлева. Дело в том, что «штаб» рассчитывал, что события в Глазковском предместье заставят Яковлева с верной ему милицией выступить на стороне П. Ц. Яковлев со своим отрядом особого назначения, составленным из б. красноармейцев, и с милицией решил, однако, держаться нейтралитета10. Таким образом, П. Ц., потеряв значительную часть штаба (арест 17), остался, в сущности, без армии.
На другой день намерение Сычева неожиданно встретило решительную оппозицию со стороны ген. Жанена. Получив сообщение, что Сычев пустит в ход артиллерию, Жанен заявил, что в таком случае он прикажет чехам обстрелять город11.
Таким образом, оказалось, что полоса, где сосредоточились повстанцы, становилась вообще нейтральной; повстанцы могли развивать свои действия, а гарнизону Иркутска, по справедливому замечанию Гинса, оставалось — или пребывать в осаде, или отступать, или... разлагаться [II, с. 479]. Коммунисты воспользовались благоприятной обстановкой и стали энергично действовать, назвав себя штабом рабоче-крестьянских дружин и разослав гонцов в партизанские отряды с приказом стягиваться в город [Борьба за Урал. С. 288]. Оружием «дружины» были снабжены штабом Политцентра.
В городе контрразведка продолжала творить свое «темное дело». Были произведены новые аресты среди военных руководителей движения. П. Ц. отсрочил выступление на «неопределенное время».
Между тем Яковлев в заседании Правительства выступает с предложением договориться с губернской земской управой, которая-де разделяет точку зрения Правительства на дальнейшую борьбу с большевиками. Для того, чтобы договориться, нужна отставка Верховного правителя. Червен-Водали, заменявший председателя, охотно пошел на переговоры в целях предотвращения кровопролития. «Миролюбие Чер.-Водали, — объясняет N, — объяснялось просто. Чехи заявили П. Центру, что семеновцев в Иркутск они не пустят. И действительно, отряд ген. Скипетрова, посланный на помощь Иркутску, завяз где-то на линии, задержанный союзниками, т. е. чехами. Чехи... умалчивали, что ген. Сыровой дал по линии приказ своим войскам избегать всяких конфликтов с семеновцами в том случае, если они будут поддерживаться японскими войсками».
Вечером 26-го в кабинете председателя Совета министров собрались земцы, городской голова и представители П. Ц.12 Соглашение, однако, никак не могло состояться из-за вопроса о золоте: «земцы» желали сохранить его в Иркутске, «Совет» министров, соглашаясь на передачу «земству» власти, требовал отправки золота на восток «под охрану союзников, впредь до образования единой общепризнанной власти в России».