Трагедия адмирала Колчака. Книга 2 - Страница 110
Союзники чувствовали себя все же не в своей тарелке. Грондиж, со слов японского полк. Фукуды, сообщает о следующем факте:
«Когда адм. Колчак был выдан повстанцам, — рассказывал полк. Фукуда, — я разыскал ген. Сырового и предложил ему, даже в этот момент (15 января), взять на себя перевозку адмирала, если чехи извлекут его из тюрьмы. (Я не мог подвергнуть уличному бою наш маленький отряд.) Ген. Сыровой отказал, говоря, что эта запоздалая услуга все-таки подвергла бы его войска мести... которой он хотел избежать, выдавая адмирала "трибуналу русского народа"». Позже полк. Фукуде, просившему у властей С. Р. гарантии жизни адмирала, было отвечено: «Мы не можем высказаться по поводу исхода суда, но до тех пор жизнь его для нас священна» [с. 552].
Член Пол. Центра Косьминский «дважды уверял чехословацкого представителя в полной безопасности адмирала». Очевидно, оказывали свое действие протесты, шедшие с разных сторон. Напр., в постановлении харбинского комитета партии народной свободы выдача Колчака называлась «совершенно беспримерным по своей вероломности актом предательства». Харбинские к.-д., полагая, что «священным долгом чести союзного командования... являлось принять... меры к недопущению предательской выдачи», выражали надежду, что «представители союзных держав... не останутся глухими к голосу возмущенной русской общественности».
Все, однако, шло своим чередом. Уже 9 января Политцентр создал особую Чрезвычайную следственную комиссию для расследования преступлений колчаковских министров. В ведение этой комиссии были перечислены все арестованные. В ведение этой комиссии попал и Верховный правитель20, и его последний председатель Совета министров. Почему JI. Кроль, выехавший из Иркутска в день убийства Колчака, называет эту комиссию большевицкой — совершенно неизвестно. Только формально, сохранив весь свой состав, она сделалась таковой с момента передачи П. Ц. власти коммунистам. Это произошло через неделю после ареста адмирала.
* * *
В свое время Будберг (запись 12 сентября) правильно определил положение: «Эсеровское правительство... не удержится и десяти недель и будет слопано большевиками без всякого труда». Срок только Будберг дал слишком большой. Центральная советская власть, с которой велись переговоры в надежде на признание «демократического буфера» в Иркутске, действительно склонна была идти на уступки; иркутские же коммунисты, реально учитывавшие обстановку, спешили захватить власть в свои руки.
20 января советские организации в Иркутске выпустили декларацию21, где заявляли, что они пришли к заключению, что:
«1) П. Ц. не имеет опоры в массах и состоит из представителей таких партийных группировок, программные требования которых не отвечают классовым интересам пролетариата и трудового крестьянства.
2) П. Ц., лишенный поддержки низов, не желающих идти под лозунгом Учредительного Собрания, не способен к решительной борьбе с реакцией, идущей как с востока, так и с запада, в виде семеновских и каппелевских банд.
3) П. Ц. не в силах гарантировать массам сохранность и неприкосновенность тех ценностей, которые захвачены иностранцами и могут быть увезены на восток.
4) Компромиссная и соглашательская тактика П. Ц. в отношениях с союзниками не только не устраняет союзной интервенции, губительной для трудовых масс страны, но даже, наоборот, власть П. Ц. превращается в одно из проявлений данной интервенции.
5) Несмотря на декларацию П. Ц. и его заявление о решительной борьбе с реакцией, им фактически для этого ничего не сделано» [Последние дни Колчаковщины. С. 192].
Естественно, что «объединенное заседание» означенных организаций признало, что организовать вооруженный отпор союзным интервентам может только советская власть, которая является наиболее целесообразной формой классовой диктатуры пролетариата и трудового крестьянства и признается единственной законной всероссийской властью. Поэтому декларация советских организаций объявляла о созыве 25 января в 12 час. дня Совета раб. и солд. и кр. деп. и предлагала Политцентру передать власть этому Совету. Но так как оставалось еще несколько дней, в течение которых «белогвардейские банды» могли занять важные в военном отношении пункты, предлагалось передать власть немедленно Военно-Револ. Комитету, в составе коммунистов и левых с.-р. Авторы декларации не сомневались в том, что «предложение» их будет принято. Они заявляли от имени В.-Рев. Ком., берущего в свои руки власть, что:
«1) В.-Рев. Ком. немедленно сложит свои полномочия, как только будет созван Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
2) В.-Рев. Ком. гарантирует чехам беспрепятственный проезд на восток с оружием в руках при условии передачи В.-Рев.
Ком. золота и безусловно полного невмешательства их в русские дела.
3) Рев. Ком. гарантирует полную неприкосновенность той демократии, которая с оружием в руках боролась против колчаковской власти.
4) В.-Рев. Ком. гарантирует полную неприкосновенность личного состава Политического Центра» [Последние дни Колчаковщины. С. 193].
Последний пункт говорит не о соглашении, а о сдаче власти. И происходит нечто удивительное. После всех пышных фраз во время переговоров с представителями прежней власти в вагоне высоких комиссаров, после Томского договора 19 января о государстве-буфере власть не только капитулировала перед большевиками, но призывает население всецело их поддержать:
«Пол. Цен., вступая на путь активной борьбы с реакцией, своей первейшей задачей ставил прекращение гражданской войны, расслабляющей силы революционной демократии и создающей почву для торжества реакции.
Силами, объединенными Пол. Цент., власть Правительства Колчака низвергнута. Но на смену ей идет новая опасность с Дальн. Востока, опасность злейшей реакции в лице ат. Семенова и тех сил, которые поддерживают его и руководят им.
Перед лицом этой опасности должны сомкнуться все силы революционной демократии. И территория Вост. Сибири, не обладающая достаточными боевыми и материальными ресурсами для активной и успешной борьбы за самостоятельность революционной России, должна объединить свои силы с силами всей России, должна перед грядущей реакцией стать единым и мощным революционным фронтом.
Учитывая все это, Врем. Сов. Сиб. Нар. Упр. считает необходимым и в этот ответственный для страны момент в целях сплочения сил революционной демократии для борьбы с реакцией во избежание раскола в ее рядах, а также для упрочения гражданского мира — передать власть сорганизовавшемуся в Иркутске Воен.-Рев. Комитету.
Слагая свои полномочия, Совет Нар. Упр. и Пол. Цент, призывают демократию к действенной поддержке новой власти в ее борьбе с остатками реакции, пытающейся разорвать единое тело революционной России» [Последние дни Колчаковщины. С. 195].
Позорный конец для власти! Позор этот не может прикрыть декларативная мишура22. Получив власть «по соглашению» с Полит. Центром, Военно-Рев. Комитет предписывал «всем, всем, всем»:
«...2. Арестовать лиц, контрреволюционная деятельность которых угрожает революц. порядку, и вообще принять все меры к обеспечению этого порядка...
4. Принять все меры к ликвидации двигающихся с запада остатков колчаковских банд и скорейшему продвижению советских войск к Иркутску.
5. Способствовать продвижению на Восток чешских людских эшелонов, поскольку они не будут противодействовать Ревкомам в осуществлении ими своих задач...
6. Производить самый строгий фактический контроль всех проходящих поездов и эшелонов с целью изъятия из них контрреволюционеров и русских подданных вообще, не нарушая движения чешских эшелонов» [Последние дни Колчаковщины. С. 196].
22-го Воен.-Рев. Комитет гарантировал всем, кто немедленно и непрекословно сдастся, «персональное сохранение жизни при разборке их дела судом Республики».