Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества - Страница 19

Человека, организовавшего этот тихий уголок для заговорщиков — Александра Семеновича Сванидзе — в быту и в партийной среде называли Алешей. Его любили все, кого с ним сводили жизнь и работа, что не удивительно, так как это был человек красивый, широко образованный и умный. Ласкательное имя Алеша соответствует, как известно, имени Алексей, а не Александр, и его выбор в данном случае основывался на поверье, согласно которому дьявол старается делать гадости любому человеку, а в этом случае дьявол будет думать, что он гадит Алеше, т. е. Алексею, а на самом деле Алеша — это не Алеша, а Александр. В общем, как в поговорке, возникшей во времена убийства Михоэлса и подготовки к публичной казни «убийц в белых халатах»: «А вы знаете, что Михоэлс — это вовсе не Михоэлс, а Вовси». А у меня лет сорок назад был знакомый грузин-профессор, которого звали Автандил, но среди друзей, чтобы ввести в заблуждение дьявола, он, как и Сванидзе, именовался Алешей.

К сожалению, Алеше Сванидзе не помогли ни эта хитрость с именем, ни «любовь партии»: обласканный им когда-то дьявол передал его в руки убийц и 20 августа 1941 года успокоился лишь тогда, когда штатный палач доложил ему, что «дело сделано». Эта весть была для него важнее, чем обстановка на дырявых фронтах Советского Союза.

Сестры Сванидзе были красивы, особенно Екатерина (Като). Человеку, чувствующему грузинскую женскую красоту, трудно отвести глаза от ее бесхитростных фотографий. Детский товарищ и тезка Сталина, впоследствии — эмигрант и один из важнейших зарубежных биографов вождя (книга Иосифа Иреманишвили называлась «Сталин и трагедия Грузии». Берлин, 1932) писал о безумной влюбленности своего героя в Като, что, естественно, могло иметь место. Като же не устояла перед большевистским напором несгибаемого борца за счастье человечества и в июле 1906 года почувствовала, что у нее будет ребенок. Закон предков требовал официально оформить брак, но Джугашвили тогда вроде бы не существовало: он жил по различным фальшивым документам, и никто не хотел венчать молодоженов. Наконец товарищ Коба случайно встретил семинарского соученика Тхинвалели, служившего в церкви Мама Давиди, и свадьба состоялась в ночь с 15 на 16 июля 1906 года. Среди свидетелей со стороны невесты был Миха Цхакая.

Этот брак не принес счастья Като. Товарищ Коба вообще никогда и никого не сделал счастливым, ни своих, ни чужих. Об этом свидетельствуют судьбы его жен, детей, убитых им друзей, соратников и членов их семей. Поэтому известный «анекдотик про абрамчика» вполне справедлив: на одной из первомайских демонстраций седой, как лунь, Рабинович нес плакат с надписью «Спасибо дорогому товарище Сталину за наше счастливое детство!» После демонстрации Рабиновича вызвали в партком и ласково сказали:

— Товарищ Рабинович, вы же очень старый человек, а выбрали себе такой не соответствующий вашему облику плакат! Ведь, когда вы были ребенком, товарища Сталина еще не было!

— Так вот за это ему и спасибо, — ответил Рабинович.

Като повезло меньше, чем этому Рабиновичу: товарищ Сталин в годы ее молодости не только «уже был», но и ворвался в ее жизнь, принеся с собой все сопровождавшие его беды.

Первая из этих бед началась уже в ноябре их свадебного 1906 года с подпольной малявы, перехваченной где-то в Москве, в которой обнаружился адрес: «Тифлис, Фрейлинская 3, швейка Сванидзе, спросить Сосо». Получив московскую наводку, тифлисские жандармы отправились к швейке Сванидзе на Фрейлинскую улицу и спросили Сосо. Поскольку Сосо там не оказалось, то после продолжительных препирательств увели швейку Сванидзе, прихватив обнаруженные в квартире нелегальную библиотеку подпольной литературы и архив подпольного издания «Новая летопись» («Ахали Цховреба»).

В это время Сашико Сванидзе как раз шила платье жене жандармского полковника Речицкого и попросила эту даму помочь избавить сестру от ареста. Полностью выполнить эту просьбу даме не удалось, но от тюрьмы она Като избавила: швейку осудили на два месяца ареста, а одна из ее постоянных заказчиц — жена пристава (начальника полицейской части) перевезла ее из полиции к себе на квартиру, где Като и стала отбывать присужденный ей срок, который специальным распоряжением начальника губернского жандармского управления полковника Михаила Тимофеевича Заушкевича был сокращен еще на полмесяца. Возможно, обстоятельства ареста Като ее супругу — товарищу Кобе тоже «в наук пошли», и он сделал из этого ушедшие в даль будущего времени полезные выводы: нельзя так баловать жен «врагов» народа и государства, и, дорвавшись до власти, он, как мы знаем, такие слабости позволял себе только в самых редких случаях.

Тем временем у Като в вихрях революции родился несчастный сын вождя — Яков. Каинова печать отца пометила его уже в момент рождения, и судьба его была тяжелой и трагической. С отцом он кое-как посчитался любовными утехами с его последней женой, почти что сверстницей Якова — Надеждой, но счастья ему это не принесло. Отец не забыл таких сыновьих шалостей и издали наблюдал за тем, как тот погибал в плену.

Като же после освобождения от практически домашнего ареста уехала с мужем в Баку, где тот в 1907-м интенсивно мутил воду, но через пару месяцев вернулась в Тифлис больной и 22 ноября 1907 года умерла, по слухам — от скоротечной чахотки (есть и такая разновидность туберкулеза).

Как умирала Като и кто ее лечил — сейчас установить трудно, но смерть человека в молодые годы всегда порождает какие-то сомнения. У нормального человека обычно возникают угрызения совести: «всё ли мы сделали для спасения», «можно ли было избежать этой смерти или хотя бы оттянуть сроки» и т. п. А у параноика, во всем подозревающего злой умысел и заговоры (товарищ Коба, как известно, страдал паранойей), возникает убеждение, что имело место умышленное убийство. Кем убита? Конечно, медицинским персоналом. Паранойный бзик, указывающий на существование где-то рядом с ним «банды» врачей-убийц, преследовал его всю жизнь. Мало кто знает, что первый крупный процесс «убийц в белых халатах» товарищ Коба, бывший в то время уже товарищем Сталиным, лично организовал в Харькове (тогда столице Украины) в 1930 г., о чем свидетельствует сохранившаяся шифрограмма:

По его личному указанию следователи-сюжетчики из уголовного ЧК состряпали 250 томов «уголовного дела» по обвинению невиновных людей в «медицинском терроре» против рыцарей революции. «Так называемая Европа» на этот процесс не обратила внимания, приговор от 19 апреля 1930 г. не был расстрельным (тех из осужденных, кто сумел дожить до 37-го, в тот год и расстреляли). Но всё прошло как-то тихо.

Второе «дело врачей» раскручивалось в составе большого сфальсифицированного процесса, в который были вовлечены светила медицинской науки Плетнев, Казаков и Левин, обвиненные в медицинских «убийствах» Горького, Куйбышева и Менжинского; оно тоже не привлекло эксклюзивного внимания: «врачи-убийцы» просто затерялись в легионе «троцкистских бандитов».

И лишь в самом конце жизни, после очередного микроинсульта, в мозгу психически больного человека возникла исключительно плодотворная идея, заключавшаяся в объединении образа «врача-убийцы» с детально разработанным еще в Российской империи крупными филозопами типа Флоренского образом злокозненного еврея, пьющего человеческую кровь. Этот симбиоз сразу же обеспечил поддержку и энтузиазм миллионов, но вождь не успел насладиться триумфом и вскоре был обнаружен соратниками лежащим в моче и маринаде. А ожидавшие задуманного им спектакля советско-народные энтузиасты излили в эпистолярной форме свои глубокие разочарования. Говорят, что их письма, содержавшие искреннее возмущение и недоумение по поводу неожиданного для них прекращения увлекательного «процесса» продолжали поступать в «компетентные инстанции» еще несколько месяцев после кончины вождя народов.