Товарищ император - Страница 53

– Товарищ Сталин? Я – Генеральный Секретарь Коммунистической Партии Мурманской Социалистической Республики Птицын Владимир Николаевич.

Вновь обожгло – Сталин! И этот так его называет. Да что же это? Может, за кого другого его принимают? Но нет, смотрит пожилой на ссыльного с уважением, и даже с восхищением. Не выдержал Джугашвили:

– А почему ви на меня так глядите, товарищ Птицын?

– Да я, Иосиф Виссарионович, всю Отечественную под вашим именем прошёл… Ничего не понятно… Отечественная… Под именем…

…С тех пор прошло три года. Много воды утекло. В прошлом году Иосиф ездил в Гори, искал родных. Безуспешно. И все три года он учился. С утра до вечера. После приезда Джугашвили отвели в синематограф и там устроили закрытый показ. Долго показывали. С перерывами на обед и ужин. Затем устроили ночевать в роскошной гостинице с центральным отоплением и горячей водой. Но вот поспать не удалось толком. Слишком много свалилось на него во время просмотра, и во время разговора с глазу на глаз в уютном мягком моторе. На следующий день после завтрака снова синематограф, а затем его повезли в архив. Дали бумаги. Книги. Закрепили за Сосо водителя с авто. Читайте. Иосиф Виссарионович. Учитесь. Неделю он из библиотеки не вылезал, а вышел – потрясённый до глубины души. То, что узнал – весь его внутренний мир перевернуло. Попросил водителя отвезти его к Владимиру Николаевичу. Тот его принял, хотя и ночь была. Поднялся с постели, вынул из домашнего ледника бутылку вина, и просидели они вдвоём на кухне, поскольку супруга у Генерального Секретаря прихворнула до утра, разговаривая. О чём? Да это их личное дело. Но через три дня Джугашвили получил новые бумаги, его личность удостоверяющие, и стал студентом Мурманского Университета, лучшего учебного заведения МСР. С тех пор яростно грыз гранит науки на общественном факультете, был одни из лучших, хотя и самым по старшим по возрасту, тридцати четырёх летним студентом. В группе к нему сокурсники относились уважительно, педагоги же скидок не давали. Вот и приходилось ему днём в аудитории сидеть, а вечерами яростно нагонять то, что другие в обычной северной школе проходили. Но понемногу настойчивость и упорство молодого горца приносили плоды. Ушло наносное, появились новые черты характера, облетела шелуха трескучих фраз РРРРРРРРРРРеволюционных демагогов разных мастей, пришла, наконец, ИСТИНА… Вчера сдали сессию, потом – отсыпались. А сегодня – отмечаем окончание учебного года в лучшем мурманском ресторане «Панорама». Иосифу нравилось это заведение. Неплохая кухня, сильно улучшившаяся за последнее время по отзывам старожилов Северной столицы. Отличный вид на Мурманск и незамерзающий залив, заполненный до отказа океанскими кораблями всех видов и типов. Доброжелательная публика… Он долго не мог поверить тому, что каждый гражданин МСР может спокойно позволить себе вечер в ресторане. Что все – равны. И что они ТАК живут… И власть принадлежит наследнице большевиков – Партии Коммунистов. Да, это воистину – рай на земле! И здоровье ему поправили, благо медицина здесь на высоте! Коба с удовольствием поднял бокал настоящего солнечного «Цхинвали» и залпом осушил его. Студенты веселились, а он, по старой привычке рассматривал наполнившую зал публику. Богато одетые, весёлые, гордые люди. Эх, хорошо! Но лично его, Иосифа, ждёт впереди очень много такого, ради чего он так упорно учиться и поглощает множество книг. Но это пока – тайна. Владимир Николаевич ещё полон сил и энергии, и Иосифу нужно изучить очень много наук, чтобы стать достойным преемником генсека…

Внезапно он вздрогнул – в зал вошла молодая, можно сказать юная девушка в джинсовом, как было модно среди северян, костюме-тройке от Мурмана Республики, проклёпанного серебром. Иосифа сразу привлекло её лицо. С правильными, удивительно живыми чертами, в нём присутствовала какая-то изюминка, нечто такое, что заставило горячее сердце горца пропустить удар. Мужчина поднялся из-за стола, а прекрасная незнакомка что-то сказала поспешившему к ней официанту, и тот, кивнув, провёл её к столику в углу возле огромного окна. Усадил, выслушал заказ, удалился. Нет, но не отступит, В конце концов, Иосиф – мужчина! Быстро вышел из зала на улицу – как же ему повезло! Киоск голландских торговцев работал. Вытащил из кошелька пятирублёвку, купил огромный букет алых тюльпанов, торопливо вернулся. Слава Богу, прекрасная незнакомка сидела на прежнем месте и мелкими глотками пила чай в ожидании, пока принесут остальные блюда. Собрав всю свою волю в кулак, на твёрдых ногах, с охапкой цветов он приблизился к столику, дождался, пока красавица поднимет на него свои голубые, словно озеро Рица, глаза, и произнёс: Плыви, как прежде, неустанно Над скрытой тучами землей, Своим серебряным сияньем Развей тумана мрак густой. К земле, раскинувшейся сонно, С улыбкой нежною склонись, Пой колыбельную Казбеку. Чьи льды к тебе стремятся ввысь. Но твердо знай, кто был однажды Повергнут в прах и угнетен, Еще сравняется с Мтацминдой, Своей надеждой окрылен. Сияй на темном небосводе, Лучами бледными играй, И, как бывало, ровным светом Ты озари мне отчий край. Я грудь свою тебе раскрою, Навстречу руку протяну, И снова с трепетом душевным Увижу светлую луну.

Прекрасная незнакомка зарделась, словно те тюльпаны, которые Сосо держал в руках, затем мягким, журчащим голосом произнесла:

– Спасибо… Я польщена. Вы – с Севера?

– Прошу прощения… Иосиф, Джугашвили. Теперь – да. Учусь в Университете…

– Ой, извините, ничего не поняла… Стихи меня очаровали. Чьи они?

– Мои.

– Ой…

Девушка вновь ойкнула, стала совсем алой, а Сосо… Он тоже вдруг покраснел… Через пять минут они сидели вместе за столиком и болтали, словно старые знакомые. Ему было легко и приятно с ней. И с каждым её словом, с каждым взглядом Иосиф тонул в её прекрасных огромных, наивных глазах…

– Простите, а вы…

– Я из Империи. Мы с папой принимали участие в ралли.

– Да? Я, простите, ничего об этом не знаю – учёба поглощает всё моё время…

Сосо увлёкся девушкой не на шутку, горячее сердце горца дало о себе знать, и в это время Ольга ахнула:

– Папа…

Сосо проследил направление её взгляда и чуть не потерял дар речи от неожиданности – в зал входил одетый в такую же тройку от Мурмана Социалистовича самодержец российский, Николай Второй…

-Ой-вэй! Сруль! Как ты можешь, есть свинину! – ребе Израиля, аж передернуло, от созерцания картины, поедания собеседником шашлыка. Причем ребе не знал, что его больше раздражало – наличие свинины на столе, или счастливое лицо Сруля.

– Таки сегодня суббота! – ответил Сруль, он же Мурман, наливая себе водки из запотевшего графина – Я ж не гой какой-нибудь, чтобы после трудовой недели изнурять себя молитвами и кошерной пареной капустой! И прекрати называть меня Срулем! Я Мурман! МУР-МАН! Даже не Акакий! А сегодня суббота! Сам Бог велел – шашлычок, банька, водочка, рыбалка, девочки – отдыхаем!

– Но ведь в Талмуде…, – начал было ребе Израиль, но Мурман его перебил:

– Блин, ребе! Как ты право достал уже! Был я в твоем любимом Иерусалиме! Дыра-дырой! Грязища, вонища, никаких приличных гостиниц! И таки ты хочешь, чтобы я поехал туда жить? Таки лучше я православие приму! Или в партию вступлю! Или в комсомол!

– Ты изменился не в лучшую сторону, – грустно констатировал ребе, ковыряя вилкой лист вареной капусты, лежащий на тарелке, – Ты позабыл о Торе…

– Ой-вэй! – фыркнул Мурман, – Ты пришел просить за свою дочь Розу, а сам попрекаешь меня Торой?

– Я не хочу, чтобы моя дочь стала уличной девкой…

– Ага, и при этом хочешь не нарушить Тору. Так не бывает ребе! Либо одно, либо другое. И зря ты от шашлыка отказался!

Ребе Израиль ответил молчанием. Почему так? Жил-был Сруль. Так себе жил. Хотя и не бедно. И вдруг… Бац, и он уже особа, вхожая к Императору! Поставщик Его Величества! А как же суббота, Священные Книги, шаббат? И ничем этого Сруля теперь не прошибешь! Хуже того, приходится идти на поклон! Ведь кому хочется, чтобы твои же соплеменники увезли родную дочь в какой-нибудь аргентинский бордель? Прокормить Розу, не нарушив заповедей Торы, он не может. Отдать сутенерам – вполне. Но ведь не хочется! Родная кровь, всё-таки! И единственный, кто может ему помочь – это Сруль, почитающий не субботу, а водку и некошерную свинину. Сруль, называющий его, ребе, гоем! Ибо, гой, по его мнению, это не инородец, а образ жизни! Он ребе, пришел просить соплеменника, о том, чтобы тот, взял его дочь на работу ойицианткой, ну, на худой конец, свинаркой! … Ребе призвал на помощь всю свою веру, и оглядел зал шашлычной сети общественного питания «Свинина по-иудейски от Мурмана». Сочувствия своим мыслям он не нашел. А вот ренегатов…