Товарищ генерал - Страница 22
В тех же тонах пишет Моль о победах Клейста в Польше, Бельгии, Франции, Югославии, Греции. Рассказывая о том, как, "далеко опередив пехоту, танки Клейста соединились под Брест-Литовском с танками Гудериана, окружив польские войска в районе Радома", Отто Моль восклицает: "Впервые в истории крупные танковые соединения, действуя самостоятельно, решили исход сражения!"
Казалось бы, доказана доктрина Гудериана. Но во главе первой танковой группы, созданной для нападения на Францию, поставлен не Гудериан, а Клейст. Ему подчинены танковые корпуса Гудериана и Рейнгардта. Об этом позаботились Браухич и Гальдер из главного командования сухопутных войск.
Моль умалчивает, куда девалась "неусыпная совесть" Клейста, когда он вторгся во Францию, нарушив нейтралитет Бельгии и Люксембурга. Биограф Клейста подчеркивает лишь, что "французская кампания закончилась такой же молниеносной решительной победой и генерал фон Клейст был произведен в генералполковники".
Далее мы узнаем, что "8 апреля Клейст перешел югославскую границу и на четвертый день захватил Белград. 27 апреля он вступил в Афины. Германский вермахт одержал новую победу в блицкриге. Поставив под контроль Гитлера Балканы, Эвальд Пауль Людвиг фон Клейст обеспечил южный фланг будущего Восточного фронта!"
Так, видя причину побед Клейста в Западной Европе в личности самого Клейста, его биограф пишет и о первых его успехах на Восточном фронте. А о поражениях? О них он или умалчивает, или ссылается на русскую погоду, русское бездорожье и… на трагическую судьбу.
"Многие из Клейстов, — горестно замечает Моль, — умерли при странном трагическом стечении обстоятельств. Как будто им не суждено было совершить в жизни всего! Генерал-фельдмаршал Эвальд Пауль Людвиг фон Клейст, полководец второй мировой войны, также не был исключением из этого!"
Нельзя ли, однако, найти более реальное объяснение? Начнем с первого поражения Клейста. Моль проглядел его. Он проглядел и человека, который нанес Клейсту это поражение. Моль пишет:
"Вместе с 11-й армией под командованием Манштейяа Клейст разбил в битве на побережье Азовского моря две советские армии.
После чего Клейст захватил 20 октября Сталине и, после вынужденной остановки в результате неожиданно наступившей распутицы, 21 ноября занял Ростов-на-Дону".
Итак, вынужденная остановка из-за распутицы, длившейся целый месяц! А как было на самом. деле? Было Дьяковское сражение, в котором Клейст потерял одну треть своих танков, не прорвав оборону нашей 9-й армии, «разбитой» на побережье Азовского моря. Она под командованием Харитонова отразила наступление Клейста на Ростов как раз в то время, когда, по словам Моля, в трагическую судьбу Клейста вмешалась русская распутица. Клейст недооценил Харитонова. Вот где причина того, что Клейсту "не суждено было совершить в жизни всего". И надо ли сожалеть об этом?
Сколько бы еще горя причинил он миллионам людей, если бы ему удалось совершить все!
Да и был ли он олицетворением тех добродетелей, какими его наделил биограф? Одно можно сказать с уверенностью — свой именитый род он обесславил службой античеловеческой морали Гитлера. И как бы ни воображал себя Эвальд Пауль Пюдвиг фон Клейст человеком над классами, над партиями, служил он интересам крупных немецких монополий, которых больше занимало не то, что он о себе думал, а то, что он для них делал.
Им была нужна кавказская нефть, и Клейст двигался в этом направлении. Он решил идти не прямо на Ростов, а нанести удар севернее, с задачей обойти город с севера и востока. Он предполагал, что Ростов был сильно укреплен и с запада его обороняла свежая вновь сформированная 56-я отдельная армия. — Севернее же оборонялась ослабленная в непрерывных боях 9-я армия Харитонова.
Клейст решил, что наносить удар следует на участке 9-й армии.
Самым уязвимым местом Харитонова Клейст считал правый фланг, так как он был более удален от Ростова. Рассматривая карту положения наших войск, Клейст отметил село Дьяково — самую крайнюю точку правого фланга Харитонова, где был стык с соседом.
В ночь на первое ноября Харитонов не ложился спать.
— Началось! — сказал он адъютанту. — Клейст двигается на Дьяково. В этом теперь можно не сомневаться!
Зайдя в эту ночь к Харитонову, Корняков увидел Шпаго, тихо напевающего украинскую песню. Перед ним лежала свежая оперативная сводка, и он живо наносил в свою походную карту новую обстановку.
— Где командарм? — спросил член Военного совета.
— У себя, работает!
— А вы почему распелись? Мешаете!
— Зачем я стану ему мешать? Он сам просил. Так, видно, ему легче думать, — объяснил Шпаго.
— Ну, тогда я уйду. Пусть думает! — сказал Корняков.
Услышав их разговор, Харитонов выглянул и пригласил к себе Корнякова.
— Прочти и подпиши, если одобряешь! — указал он на только что составленный приказ.
Корняков, присев, принялся читать. После того как приказ был подписан, Харитонов попросил Шпаго прочитать приказ вслух, с чувством.
Выслушав приказ, Харитонов просиял. Потом произошло нечто из ряда вон выходящее. Командующий нагнулся, быстро пробежал несколько шагов, ухватился обеими руками за спинку стула и перемахнул через него с легкостью гимнаста.
В ту же ночь приказ был прочитан во всех соединениях 9-й армии. Во всех частях были проведены партийные и комсомольские собрания.
Харитонов и Корняков выехали в части.
5 ноября утром на позиции 9-й армии обрушился удар танковых дивизий Клейста. В восемь часов утра пошла в атаку 16-я танковая.
дивизия, но угодила в Дьяковский противотанковый район и очутилась в огневом мешке.
6 ноября в стык между 136-й и 150-й дивизиями 9-й армии ринулась 14-я танковая дивизия. Она прошла на полном ходу небольшое расстояние и наткнулась на молчавшие окопы 136-й дивизии.
В полной уверенности, что окопы оставлены пехотой, танки перевалили через них и угодили под огонь артиллерии. Откатываясь назад, танки подверглись контрударам наших подвижных ударных групп с флангов, а с тыла их начали уничтожать горючей смесью к гранатами пехотинцы. Все произошло так, как предвидел Харитонов.
В начале сражения он был в окопах. На рассвете адский, ни с чем не сравнимый грохот оглушил степь. Как ни готовились бойцы к такой встрече, муторное чувство охватило всех, а новичков в особенности. Мучительны были эти первые минуты напряженного ожидания.
"Если это смерть, то почему здесь Харитонов?" — рассуждали бойцы. Вот мелькнула неудержимая радость на лице его.
— Ну что я говорил?.. Куда полез?.. В стык!!! То-то!.. — воскликнул Харитонов.
Радостное выражение на лице командующего сменилось нетерпением, которое так хорошо знал Шпаго.
"Быть может, там, где меня нет, куда не достигает мой взгляд, бойцы дрогнули и стали жертвой минутной слабости?" — прочел на этом лице Шпаго.
— Товарищ генерал! — проговорил он. — Разрешите вам напомнить. Вы не бережете себя. Вы армией командуете, а я з. а вас отвечаю. Пора уходить на НП.
— А Суворов?
— Что Суворов?
— Он под Измаилом впереди полков был1
— Так то ж. Измаил! Для него это- как для нас Берлин! Ежели под Берлином так себя вести будете, я вам ничего не скажу!
Между тем грохот усиливался, воздух и земля содрогались. Рев, свист и скрежет надвигались. Наконец лязг сделался невыносимым.
В следующее мгновение произошло нечто неожиданное.
Шпаго показалось, будто он очутился на полотне железной дороги и над ним пронесся тяжелый железнодорожный состав.
Когда танки перевалили через окоп и их грохот начал удаляться в глубину нашей обороны, Шпаго, открыв глаза, увидел побелевшие губы рядом сидевшего бойца.
Боец глядел белыми, невидящими глазами. Комья рыхлой земли сбили набок его пилотку, густо обсыпали плечи и грудь.
— Ну, ну! — сказал Харитонов. — Брагин Иван! Очнись, голубчик.
Брагин перевел взгляд на Харитонова, видимо, не узнавая его.
Харитонов, слегка раскачивая бойца за плечи, участливо увещевал: