Товарищ генерал - Страница 16

Подлесков, сузив глаза, старался вобрать в себя Харитонова потом быстро отвел взгляд и заговорил о самых неинтересных' как показалось Володе, вещах. Очень-скоро, однако, к удивлению Володи, контакт между Подлесковым и Харитоновым установился.

Писатель незаметно перевел разговор на то, чем в данную минуту занимался Харитонов. Он вспомнил Чапаева-как Василий Иванович, раскладывая на столе картофелины, показывал место командира в бою.

— Вот-вот! — подхватил Харитонов. — Наглядность! Я у него служил! — не без гордости сказал он.

Затем он рассказал, как, следуя приемам Чапаева, сам обучал бойцов. Он живо показал на спичках, как воюют цепью, как развертываются.

— Любая команда, даже если и понята бойцом, сначала выполняется медленно. Требуется тренировка, шлифовка, — заметил Харитонов. — А главное в военном обучении-учитывать живое соображение, сметку, которой отличается наш боец! Я ведь сам когда-то писал, — продолжал Харитонов. — Летом двадцать третьего года, будучи уездным комиссаром в Рыбинске, провел отпуск в походе с пионерами. Тогда еще не было ни книг Гайдара, ни Макаренко. А надо было воспитывать ребят, приучать к выносливости, закалять. Об этом написал книгу "Ленинская закалка". Опыт одного лагерного сбора. Послал в издательство. Вернули. Слог был необработан!

Харитонов говорил с увлечением, и все, о чем он говорил, было так ясно и так просто, что Володе казалось, будто иначе и не могло быть и что он, Володя, будучи на месте Харитонова, так же поступал бы. Ему хотелось быть таким, как Харитонов. Ему казалось, что он непременно будет таким, что каждый может быть таким, если поживет с ним. Володя подумал, как бы он был счастлив, если бы ему довелось несколько дней прожить в тесном общении с Харитоновым.

В это холодное осеннее утро веселый краснощекий боец с пушистыми бровями, Иван Брагин, вместе с другими бойцами своего полка вышел на учение.

Нужно было закончить траншею и так одеть ее, чтобы немецкие танки не завалили.

Брагин уже несколько дней трудился, работа подходила к концу.

После обеда бойцам было объявлено,/что проверять качество оборонительных работ будет сам командующий армией.

Иван Брагин весь просиял, когда в траншее появился невысокий моложавый генерал в кавказской бурке, тот, который остановил колонну на марше.

— Ну, как устроились? — спросил Харитонов.

— Хорошо устроились, товарищ генерал! — отвечал Брагин, с восхищением глядя на своего давнишнего знакомого.

Харитонов тоже вспомнил бойца и улыбнулся своей обычной резкой и мгновенной улыбкой. Было что-то задорное в этой улыбке, как и во всей его манере держаться. Выпятив вперед грудь и чуть приподняв голову, он был похож в эту минуту на деревенского озорного парня.

— Не устоит! Осыплется! — отрывисто сказал Харитонов, как бы вызывая на спор Брагина.

Брагину передался этот задор, и он, смело глядя в глаза Харитонову, тихо ответил:

— Выдержит, товарищ генерал!

— Ой ли? — недоверчиво сказал Харитонов и, взяв у Брагина кайло, ударил им по стенке окопа. — Осыплется!

— Не осыплется, товарищ генерал, мороз прихватит, будет как железо!

— На погоду надеетесь? А если подведет?

— Не должно быть. Дело к зиме идет, а не к лету! — не сдавался Брагин.

Бойцы весело поглядывали на спорящих.

— Твоя как фамилия? — спросил генерал, продолжая разговор с Брагиным.

— Брагин Иван!

— Ну ладно, Брагин, увидим, кто прав! — сказал Харитонов и что-то шепнул своему адъютанту. Тот незаметно исчез. — А как с учением? — спросил Харитонов.

— Обучены, товарищ генерал. Пусть только сунется. У нас тут кое-что для него имеется! — намекая на бутылки с горючей жидкостью, сказал Брагин. Есть чем угостить!

— Настроение боевое! Посмотрим, каково умение. А ну, метни по той цели! — указывая на куст, кивнул головой Харитонов.

Брагин метнул бутылку.

Бутылка, сверкнув в воздухе, точно попала в цель.

— В самую маковку угодил!

— Здорово!

— Молодец, Брагин! — послышались голоса.

Вдруг лица бойцов изменились. Из-за кустов показался танк.

Руки потянулись к бутылкам. Брагин тоже занес руку, но Харитонов остановил его:

— Протри глаза! Чей танк? Не видишь — свой!

Брагин опустил руку.

Танк, глухо ворча, обогнул куст и шел прямо на окоп. Это был тяжелый танк «KB». Бойцы еще не видели таких танков. С гордостью и с любопытством разглядывали они эту зеленую крепость, с металлическим лязгом катившуюся на них.

— Стой! Куда прешь? — воскликнул Брагин, когда танк подошел к окопу и занес пушку над головой бойца.

Он крикнул это таким резким и в то же время ласковым тоном, каким останавливают зарвавшегося коня. Но танк, не обращая внимания на этот окрик, со страшным грохотом занес гусеницы над окопом, и, едва успел Брагин отскочить, танк всей своей многопудовой массой перевалил через окоп, разворотив стену.

— Ну что? Кто прав? — с той же задорной усмешкой воскликнул Харитонов.

— Да если бы он был фашистский, я бы его…

— Ты бы его!.. А о чем спор был? Голова! Стена-то обвалилась!

— Проспорил, товарищ генерал! — признался Брагин.

— То-то! Не задавайся! — весело сказал Харитонов.

Все рассмеялись.

— Учту, товарищ генерал! — вытирая вспотевший лоб, сказал Брагин.

— А песни петь научился? — неожиданно спросил Харитонов.

— Не выучился, товарищ генерал. На это у нас есть Алиев!

Харитонов обвел глазами бойцов и остановил взгляд на высоком красивом бойце, по выражению лица которого он догадался, что это и есть Алиев. Боец вздрогнул при упоминании его фамилии, повел черными глазами и, опустив голову, затаил дыхание.

Харитонов подошел к нему.

— Стушевался? Не люблю робких. Экая стать, а застенчив, как девица!

— Это он вас стесняется! — вступился за бойца Брагин. — А без вас он тут… Палец в рот не клади!

При этих словах Брагина Алиев приподнял голову и, справившись с волнением, прямо посмотрел на Харитонова.

— Ну вот что, горьковчане! Я в этой дивизии служил до войны.

Не за горами бой. Смотрите же! Глупая смерть не нужна. А так надо: Клейсту гроб, а сам живой! Ясно?

Простившись с бойцами, Харитонов пошел по траншее, но в группе бойцов долго еще слышались восклицания и добродушный смех.

Из всех видов неприятельской активности всего более раздражала Харитонова бомбежка. Она не только наносила урон его войскам, но, разрушая связь, ставила его самого в зависимость от случайности, обрекала на бездействие, уравнивала с теми, кто еще никогда не был на войне.

Лицо Харитонова, молодое, когда он был в хорошем расположении духа, старело, когда он пребывал в дурном'настроении. Так выглядел он теперь на узле связи. Он знал, что обращает на себя внимание связисток, и недовольно хмурился.

Но в то время, как он стеснялся молодых связисток, боясь выказать перед ними свое душевное состояние, он не подозревал, что девушки любили его как раз в эти минуты, когда им казалось, что он нуждался в сочувствии. Харитонов был здесь домашний и по-особенному родной.

Чувство, которое испытывали к нему все девушки, разделяла и Зина. Она была направлена сюда отделом связи армии.

То выражение прилежности, которое так красит лица молодых девушек, когда они заняты серьезным делом, — было заметно и в ней. Она то хмурила свои густые брови, то удивленно поднимала их, когда в лежащей перед ней телеграфной ленте что-то казалось не совсем ясным, настойчиво разглаживала кончиками пальцев злополучную строку, будто этим движением можно было прояснить фразу.

Нечаянно взглянув на Харитонова, она перехватила его тяжелый, беспокойный взгляд, и ей сделалось еще более неловко за свою медлительность.

Вдруг ей показалось, что под ее взглядом лицо командующего посветлело.

— Надо уточнить на месте! — решительно сказал он подошедшему адъютанту. — Едем к Гущину!