Товар из зоны отчуждения - Страница 6

Молчание.

– Вопросы?

Самый пожилой, почти полностью седой мужик с подведенными черным от угля глазами спросил:

– Дед где служил?

– Пятнадцатая бригада спецназ. Еще вопросы?

Проверят. Этот, скорее всего, афганец, на первом этапе афганцы и вынесли на себе всю тяжесть этой войны. Пусть проверяют, я не вру.

– За мной, шагом марш…

Как и все снайперы, окончившие Красногорский центр, я получил винтовку, ее только так и можно было получить, обычным снайперам такие не выдавали. Если первым выпускам выдавали Steyr SSG, то я заканчивал уже в эпоху санкций и получил Точность – ОРСИС. Теперь где она, там и я, потому что ни винтовка такая не имеет смысла без снайпера, ни обученный снайпер не имеет смысла без такой, подстроенной под себя винтовки. Винтовка ничем не уступает тому же «Штайру» или находящемуся на вооружении американцев «Ремингтону» и стреляет самым распространенным «дальнобойным» патроном – триста тридцать восемь apua. Если из старой СВД граница уверенного поражения ростовой фигуры составляет пятьсот-шестьсот метров… и то если опытным снайпером[20], «Лапуа» начинается от километра и примерно до километра восьмисот. Дело в том, что до километра триста тридцать восьмая пуля летит на сверхзвуке[21], что значительно повышает точность. А на пятьсот-семьсот метров особо и поправок считать не надо.

Чтобы не считать поправки на угол места цели, я залег на «Урал», который принадлежал группе. Целью была стопа бетонных плит – противовес, на неизвестно откуда здесь взявшемся неработающем кране. Один выстрел из винтовки триста тридцать восьмого калибра, как говорил инструктор в Красногорске, обходится государству в семьсот рублей[22]. И потому промахиваться – слишком дорого…

Каждый выстрел – в цель.

Прицел выставил на максимум – двадцать пять. При такой кратности чувствуется, отражается на картинке даже дыхание…

Замер. И – раз…

Изображение на мгновение стерлось… Я даже смотреть не стал. Знаю, что попал, без вариантов.

– Есть! – заорал кто-то. – Ты смотри, есть!

Правильно, что радуетесь. У украинцев давно и «Барреты» есть, и кому на них работать есть – американцы, поляки их учат. А мы… с СВД много не набегаешься…

Встал… потянулся… мышцы затекли, да еще мокрый как мышь. Триста тридцать восьмой – строгий и неприятный калибр, у пятидесятого, например, отдача мягче. Это даже не «Барретт», из которого довелось пострелять в Красногорске, – трофей.

– Учиться будем?

– Глянь…

Я посмотрел в иллюминатор – ничего кроме темноты. Но у многих бойцов ополчения был опыт шахт, поэтому они не боялись темноты и не слепли ночью.

– Что это?

– Террикон. Ниже терриконов идем, ты прикинь…

– Здорово…

Еще бы нам выбраться отсюда. Желательно живыми.

– Донецк уже прошли?

– Прошли. Десять минут назад.

– Так, внимание…

В кабинете Лисова, или Бати, собрались только офицеры. Причем не все, а те, кто нужен был для постановки боевой задачи. Правило «меньше знаешь, дольше живешь» работало и здесь…

Присутствующий здесь же лысоватый мужчина лет сорока с волчьими глазами положил на стол фотографию.

– Токар, Георгий Ефимович. Последнее специальное звание – полковник милиции. Тридцать шесть лет…

Ого. Неплохо для полковника. Интересно, за какие такие заслуги дают полкана в тридцать шесть?

– Это наш агент, он почувствовал опасность и попытался бежать через ДМЗ, мы поддерживали с ним контакт. Но на одном из постов его машина попала под обстрел, он вынужден был ее покинуть и уходить пешком. Возможно, он был ранен, мы не знаем точно, контакта с ним нет…

– Его давно собаки порвали, если он ранен, – сказал Барсук, – раненому в одиночку в ДМЗ не выжить. Они чувствуют кровь.

– Разговорчики…

– Извините…

– Мы тоже так думали, – сказал Лысый, – до тех пор, пока не получили другую информацию. Вот от этого человека.

На стол легла еще одна фотография.

– Позывной Бармалей. Гражданин Украины, родом из Донецкой области, криминальный авторитет. Сидел за вымогалово, вышел досрочно, что характерно, сразу после выборов президента. Больше не попадался. Занялся бизнесом, после того как началась война, сколотил вокруг себя группу. Когда организовывали армию ДНР, войти в нее отказался, но на открытый конфликт тоже не пошел…

Армию ДНР…

Знаете, где мы упороли свой самый главный косяк? Ну может, не самый главный, самый главный мы упороли, когда не втоптали эту фашистскую погань в землю еще в четырнадцатом, после Мариуполя и Одессы, но следом – косяк? А тогда, когда мы стали делать «армию ДНР». В армии нет драйва, есть только бюрократия и приказы. Вот они все дело и сгубили. А надо было дать оружие всем, кто хочет, и еще летом четырнадцатого устроить джихад по всей Украине. Настоящий, по-взрослому. С обстрелами на дорогах, со взрывами складов, с снайперскими выстрелами по обнаглевшим киевским политиканам, с убийствами из-за угла. Чтобы запылала вся Украина, чтобы боевиков пытались прибить, как тараканов тапком, и не могли, чтобы фронт рухнул навсегда, чтобы стрельба была не в Донецкой области, а вспыхивала то тут, то там. Огромная, плохо прикрываемая граница, Харьков в сорока километрах от границы – нельзя было допустить, чтобы укры смогли сконцентрировать свои силы на фронте и локализовать сопротивление. Не верю, что нельзя было сделать! И тогда не было бы позора две тысячи пятнадцатого года, а потом и две тысячи семнадцатого, когда украинцы и НАТО попытались повторить операцию «Буря»[23] – да не рассчитали, что российская армия ломанет по ним всем, что было в распоряжении. Солидно, кстати, ломанули – потери не могут подсчитать до сих пор. Говорят, тысяч двадцать в те дни полегло.

Но надо было не так.

…на сегодняшний день Бармалей и его люди контролируют окрестности Краматорска, напрямую, не сотрудничая с нами, но предоставляя по своему выбору информацию и получая за это плату. Вчера Бармалей связался с нами и сообщил, что знает, где находится полковник Токар. В доказательство он предоставил информацию, которую наши эксперты сочли достоверным и достаточным доказательством.

– Какую информацию? – спросил Лисов.

– Это закрытая информация.

– В таком случае мои люди никуда не идут, – сообщил Лисов.

…

– Это может быть засада. У нас с нациками старые счеты. Если они схватили вашего полковника или нашли его обглоданный труп, они могли просто использовать его в качестве приманки.

– Мы тоже не верим Бармалею до конца. Но идти придется. Это приказ из Москвы. Не из Ростова.

– А не пошли бы вы…

– Полковник…

При подчиненных офицерах отказываться выполнять приказ, посылать по матушке того, кто его передал, – последнее дело. Но я уже понял, в чем дело. Этот лысый не армейский. И он в принципе мало что может сделать тем, кто засел здесь, на границе…

– Какие варианты в случае предательства Бармалея?

– Он понимает, что в этом случае рано или поздно будет уничтожен. Его бизнес, как и всех, кто остался там, замкнут на Россию, если он предаст – кислород ему будет перекрыт. Кроме того, к украм ему ходу нет, у них он числится личным врагом сразу у нескольких комбатов. Ему не получить прощения – даже если получит, его все равно убьют.

– Хорошо, – подумав, сказал Лисов, – допустим, убедили. Теперь что с обеспечением вывода?

– Четыре «Касатки» и звено истребителей на прикрытии.

– Ого! Нам и одну-то не дают.

– Это дело государственное…

По моментально сгустившейся атмосфере я понял, что лысый немного не вкуривает ситуацию… Не знаю, где и как он служил до этого, но до него не доходит, что только что он заслужил хороший пощак, как говорят на Кавказе. Но полковник Лисов предпочел этого не заметить по каким-то своим причинам.