Тот, кто смеется последним (СИ) - Страница 1

Маг был странным.

Люди проиграли в последней войне, но это и не удивительно. В тупик ставило иное: как им вообще удалось продержаться столь долго против драконьей армии, в которой любой рядовой воин стоил десятка теплокровных? А ведь и численный перевес был на стороне Дракона, и опыт — до этого он покорил земли эльфов, орков и единорогов. Правда, у людей имелись маги. Дракон полагал их самыми опасными противниками из всех. Они повелевали стихиями, а иногда и более тонкими материями. Их силы казались воистину безграничными.

Дракон полагал, будто люди обычные, не обладающие такой мощью и знаниями, обязаны оказывать чародеям все возможные почести, беречь, выполнять распоряжения, разве лишь в рот не заглядывать, однако, видя, как члены небольшого человеческого отряда, бредущего к Льдистым горам, ведут себя с одним из них, лишь диву давался. На месте мага он давно наградил бы всех четверых смертным проклятием.

После признания поражения и поднятого над людской столицей «скорбного знамени» — белого полотна с изображением расколотого черного щита — Дракон потребовал, чтобы в его замок прибыли послы. Однако не из числа отпрысков самых богатых и родовитых семейств в королевстве (заложников он наберет позже), — в первое людское посольство должны были войти по одному представителю воинов: лучник, мечник, разведчик, целитель и маг. Их Дракон собирался уговорами иль пытками заставить работать на себя. Покоренные народы сопротивлялись гораздо меньше, если видели соплеменников во главе отрядов победителей: карателей, собирателей налогов или принудителей к порядку.

Понятно, лучших из лучших на подобную участь не послали бы, но Дракону этого и не требовалось. Худшие из худших оказывались гораздо сговорчивее. Им, не обласканным почестями и славой, а порой и часто обиженным на соплеменников, новая служба давалась куда легче. У них отсутствовали связи в сердце, которые стоило бы рвать. Идеальные наемники, разве только неумелые — впрочем, в драконьей армии имелись великолепные учителя. Уже через месяц любой хиляк, ни разу не бравший меч в руки, станет воином, с которым вряд ли справится ветеран, прошедший несколько битв. Через год с ним уже не сравнится никто из соплеменников. И — уж в этом можно не сомневаться — этот новый воин будет предан и самому Дракону, и просто драконам — тем, кто станет ему друзьями.

Дракон считал способность своих подданных к искренней дружбе и безразличие их к инорасовости основными преимуществами. Если драконам не оказывали сопротивления, они не допускали жестокости и унижений в отношении побежденных. Теплокровные же имели склонность избирать изгоев в среде своих и травить слабых. К чужакам же они относились порой и вовсе враждебно. Холоднокровные могли сколь угодно соперничать меж собой, но представителей иных рас, доведись тем служить властелину, они радушно привечали, и всегда готовы были им помочь. Не имелось сомнения: людские воины очень скоро вольются в его армию, принесут клятву верности и предавать не захотят.

С магом обстояло хуже. Холоднокровным очень плохо давались заклинания. Зато сами они являлись магическими существами. Обессиленному чародею иной раз хватало просто постоять с ними рядом, чтобы прийти в норму (во время боя это оборачивалось дополнительными проблемами).

Так или иначе, мало ли людей перешли бы на сторону Дракона в обмен на власть и силу, которых не имели ранее?

И все же те люди, которых он увидел, заглянув в магическое зеркало, выглядели достойно. Мечник был воистину силен, лучник (вернее, лучница) меткой, разведчик передвигался абсолютно бесшумно. Умения целителя Дракон по праву оценил, когда одну из лошадей укусила гадюка. Маг же… казался невероятен, удивителен и странен. Никак не выходило понять, что и почему движет им. Отчего он шел в лапы к Дракону и именно в этой компании?

Дракон слышал, будто под конец войны цениться стали и самые слабые чародеи. Однако этот — могущественный, хитроумный, гордый — отчего-то удостаивался всеобщего презрения, иной раз заключавшегося не только во взглядах или словах, но и в тычках или даже побоях.

Маг терпел, и Дракон не понимал, почему. С тех пор, как он впервые взглянул, хорошо ли исполнили его волю — отряд аккурат вышел из столицы — и рассмотрел бредущего по дороге пешком чародея (остальные перемещались верхом), он больше не мог оторвать взора от поверхности магического зеркала. Он видел молодого — что само по себе редкость, ведь большинство магов входили в силу лишь к пятидесяти годам — не лишенного привлекательности мужчину. Дракона обычно не интересовали теплокровные твари. Будь то люди, эльфы, орки, гоблины, и Создатель ведает, кто еще наплодился в его мире — ему и в голову не пришло бы разделить с ними ложе. Этот же человек являлся исключением из всех правил, ранее казавшихся Дракону незыблемыми.

Для соплеменников маг, вероятно, мог считаться эталоном красоты, наделенный благородными, мужественными и вместе с тем мягкими чертами, изящной фигурой, почти не скрываемой черной хламидой мантии, и красивыми руками с длинными пальцами. Не имейся в отряде женщины, Дракон решил бы, будто мага недолюбливают именно из-за внешности, прекрасно понимая свою никчемность в деле привлечения внимания перспективных для размножения особей. Теплокровные в этом плане мало чем отличались от животных. Они, словно олени, устраивали дуэли за приглянувшуюся самку. Однако лучница, казалось, ненавидела мага сильнее всех мужчин вместе взятых.

Дракон скрипел зубами, видя тяжело опиравшегося на посох путника. Маг горбился и с трудом переставлял натруженные ноги — но лишь в те минуты, когда спутники вырывались вперед. Стоило же кому-нибудь из них придержать коня или остановиться, ожидая отстающего, маг тотчас выпрямлял спину, вскидывал голову и шел так, словно под ногами простиралась вовсе не пыльная дорога, а лежал зеркальный пол лучшего из замков — драконьего.

Навершием магического посоха служил крупный кристалл голубого топаза. Вечерами, когда все члены отряда садились вокруг костра и ужинали, а маг неизменно находил себе место в отдалении, довольствуясь напитком из фляги да горстью ягод, если те удавалось собрать по дороге, именно камень служил ему источником света.

Мага оставляли сторожить каждую ночь, расталкивая за три, а то и четыре часа до рассвета — в самое глухое и тяжелое время для людей, привычных к дневному образу жизни. Хорошо, если просто пинали мысом сапога, но могли и ударить или облить водой. Маг вставал и заступал на дежурство, ни разу даже не выказав неудовольствия. Единственное, что он позволял себе — кривую насмешливую улыбку, растягивающую левую сторону его рта. Усмешка выглядела жутковатой, однако Дракону нравилась.

И все же он являлся всего лишь человеком. Тело предало его после третьей недели пути. Одолевая подъем на вершину очередного холма, он оступился. Нога подвернулась, и маг упал, а затем и покатился вниз, каким-то чудом не выпуская посох из рук. Наверное, иди они по дороге, такого не произошло бы, однако разведчик решил провести отряд напрямик по холмам. Верховым и их коням то оказалось лишь в радость, а чародея никто спрашивать не стал.

У подножия произрастала рябиновая роща. Маг откатился к ней. Падение остановилось лишь когда он наткнулся на толстый ствол старого дерева, врезавшийся в спину в районе поясницы. Зеркало не передавало звуков, но человек наверняка вскрикнул. Дракон видел, как разжались его губы, до этого крепко стиснутые, тело выгнулось, закрытые веки дрогнули, но глаза маг так и не открыл. Дракон представлял, какими последствиями иной раз способны обернуться подобные травмы. Наверное, его лекари смогли бы излечить мага полностью, даже сломай он позвоночник, однако не лететь же спасать какого-то человечишку? Он ведь даже имени не знал! Не то чтобы Дракон беспокоился о том, как будет выглядеть со стороны, но он пока и сам не понял, насколько этот маг для него важен.

Чародей пролежал без сознания несколько часов, затем за ним вернулся мечник, закинул поперек седла и увез в лагерь. Целитель даже не проверил наличия увечий, никто не попытался напоить его или привести в чувства.