Тот, кто должен - Страница 24

– Я не понимаю.

            Она отложила все бумаги, сняла очки.

– Я не критикую твой стиль, нет. Очень хороший стиль стороннего наблюдателя. Ты немного ироничен, немного лиричен, немного циничен, но в целом – холоден и абстрактен. Ты каждой строчкой подчеркиваешь, что ты тут ни при чем, что эти мании тебе чужды, что они смешны, даже смешны. Но это не просто стиль – это и есть твое отношение. Ты не с этими героями, не с этим журналом, не с этими людьми. Так бывает, когда компания мальчишек нашкодила, а тебя  с ними не было, ты в это время дома уроки учил, мама об этом знает и даже не спрашивает тебя ни о чем, даже не подозревает.

– Согласитесь, что трудно поддержать кого-то из моих персонажей, – Мих попытался свести все к шутке.

– Соглашусь. Мне даже сначала показалось, что твои статьи лучше, чем все остальные в журнале, на уровень выше, поэтому немного диссонируют. Но это очень холодные статьи, очень. И мне даже спросить хотелось, а в социалке ты помог кому-то? А по телефону доверия? Хоть где-то? Хоть кому-то? Хоть один раз? Хоть родным людям? Но потом по твоим статьям стало понятно, что ты выше этой суеты.

– Неля, простите… Вы не профессионал в этом. Вы нюансов знать не можете. Вы и в своей работе хотите ограничиться и обойтись без «нововведений». 

– Да-да, – согласилась она. – Но мне это не нравится. Ты спросил, что мне не нравится. Я ответила: мне не нравится твое отношение – абсолютно ледяное равнодушие. Смотри, следующая статья – о суициде. Я понимаю, что ты можешь интересные истории рассказать в тему, Интернет просеять, но есть живой человек – девушку недавно выписали из психиатрической клиники после попытки самоубийства. Я ее историю знаю вкратце, понаслышке, и мне хотелось бы, чтобы ты с ней встретился. Но я понимаю, что для журнала это не необходимо. Ты и без ее истории сможешь написать отличную абстрактную статью, указать мотивы подобных поступков и привести общепринятые рекомендации.

            Мих молчал.

– Вы ко мне несправедливы, – заспорил все-таки. – Я не подросток, который рассуждает о чем-то, зная это из книг, не испытав, не столкнувшись, не почувствовав. Я тоже хлебнул. И достаточно. Я своих проблем – врагу не пожелаю. И, разумеется, я хотел бы помочь, и чтобы мне помогли. Но моя практика убедила меня в том, что слова психолога не могут ничего изменить в корне. Они могут слегка подкорректировать, примирить с чем-то, успокоить, не больше.

            Неля пожала плечами.

– Это не так мало, особенно, если это слова, произнесенные с верой, а тем более – слова специалиста, «профессионала». Но этого и не нужно, – оборвала сама себя. – Я и так в целом довольна твоими статьями. И я тебе не навязываю ее. Уверена, ты и без личной встречи соберешь достаточно материала.

            Она надела очки и снова уткнулась в бумаги. 

            И Мих сел напротив. Вернулось то самое желание, которое возникло при первой беседе в ее кабинете – стереть пыль: с полок, с бумаг, с нее, с себя, со всего вокруг.

– Дайте мне адрес этой девушки. Я поговорю с ней.

            Неля молча написала адрес на стике. Ему казалось, что нужно спросить еще о чем-то, но ничего не приходило в голову, кроме одного:

– Вы совсем в меня не верите, Неля Захаровна?

            Она подняла глаза.

– Я хорошо знаю… ровесников своей дочери. И даже ровесников своего внука… Не верить в новое поколение – признать свою жизнь бессмысленной. Но главное не в моей вере, а в вашей. Главное, чтобы вы верили в себя. А вы не верите: ни в себя, ни в других.

            Мих только криво улыбнулся.

            Лето отпрянуло от окон, жара отступила. Уже давно стояла прозрачная, сдержанная осень. Между зданиями и остановками тянулись тонкие нити паутинок. Облетали листья с каштанов и кленов, вытанцовывая нелепую, старомодную кадриль на тротуарах. Смена времен года – атавизм в большом городе. Мих смотрел из окна офиса и не чувствовал в себе сил для начала чего-то нового. А даже для того чтобы стереть пыль с верхней полки книжного шкафа, нужны силы.

33. МАТЕРИАЛ ДЛЯ СТАТЬИ. ИСТОРИЯ МАШИ

            Потом все само собой образовалось. Однажды я выпила немного, поплакала, легла спать в слезах, а проснулась – с Лариской. Утро было холодное, почти зимнее, а мы еще отопление не включили, вот она и пришла ко мне греться.

            Было воскресенье, выходной, идти никуда не надо, а глаза открыть страшно: сейчас наступит день, и все закончится, будто приснилась. Но Лариска прижалась ко мне крепче.

– Ну, чего ты? – спрашивает. – Чего? У меня же не в первый раз такие отношения. Нам хорошо вместе будет…

            И правда, хорошо нам тогда было. Не механически, а как-то… Не могу объяснить. Как будто разлилось что-то теплое, какое-то чувство, как молоко, – накрыло всю землю и нас тоже. Как будто мы на глубине – под толщей этого чувства. Как будто мы защищены, спасены от чего-то.

            Мы с Лариской недели две прожили, как влюбленные. Целовались, обнимались, шампанское пили.

            Но однажды, когда она на работе была, Арсен ее пришел – как влепит мне с размаху пощечину.

– Забрать у меня Лариску надумала?

            Не знаю, что она ему сказала, но он так понял, что она не хочет с ним больше встречаться.

– Ну, – говорит, – давай тогда, как мужики, разберемся!

            Испугалась я. Щека печет. Арсен глаза на меня таращит.

– Сейчас я проверю, какой ты мужик!

            Кричи, не кричи – никто не услышит. По соседству – одни бабушки-старушки. Чего он только со мной ни делал, как только ни насиловал. И избил прилично – губы разбил, нос, даже кулаки свои испачкал. Ничем я так и не ответила, стонала только, кусалась, выворачивалась. Но не вывернулась, конечно. Здоровый он был, высокий, и член какой-то острый, колючий. Тоже до крови расцарапал.

            Я до этого никогда не жалела, что я женщина. Но тогда жалела, потому что вот в этом мужском «понимаю, когда вынимаю» – весь смысл их силы и их победы. И на это ничем нельзя ответить…

– Лариску я от тебя заберу, – сказал мне. – А если ты, сука, хоть один шаг к ней сделаешь – размозжу голову, и пикнуть не успеешь!

            Лариска пришла с работы, а я в луже крови валяюсь, слезами и соплями капаю. Три дня она меня выхаживала, а потом вещи собрала и ушла.

– Не всю же жизнь нам с тобой вместе быть. Ну, развлеклись немного, время провели и ладно. И так уже бабки на лавочке шепчутся, что мы лесбиянки какие-то, гадают, кто из нас мужик, а кто баба, и сколько огурцов мы на ужин покупаем.

            Все она в кучу намешала. И вышло, что не из-за Арсена она уходит, а просто – от меня. Плакала я тогда сильно, но ее не уговаривала. Потом узнала, что Арсен ей квартиру все-таки снял и с работы всегда встречает. Я и решила, что принудил он ее так поступить. Или еще хуже – за меня она испугалась.

            Я тогда на все была готова – бороться за нее, убить его, на все. Стала узнавать, где пистолет купить можно. Узнала, да дорого. Наточила кухонный нож, в сумочку положила и к Лариске пошла.

            Арсена как раз дома не было. Она открыла мне дверь – сама не своя.

– Уходи, Маша, – просит, – Он вот-вот прийти должен.

– А я, – говорю, – не боюсь его. Пусть приходит. Я без тебя не уйду!

            И тут Лариска как рассмеется.

– Ты что, – спрашивает, – себе вообразила? Что я с тобой всю жизнь лизаться буду? Да я просто хотела, чтобы Арсен меня поревновал немного. Мы с ним поженимся теперь, у нас ребенок будет. Я же не лесбиянка какая-то, не юродивая, не извращенка, как ты! Пошла вон отсюда! Пошла вон! И не смей нам на глаза показываться!

            И это намного хуже было, чем если бы Арсен меня снова избил. Намного хуже.

            Я еле домой дошла. И в голове одно крутилось, как будто я сама себя уговаривала: