Тот, кто должен - Страница 20

            Потом они к Лариске в комнату пошли. Слышно было, что кровать скрипит, но чтобы она стонала – нет. Ничего такого. Он только фыркал как-то.

            Когда ушел, она в душ пошла, потом к себе – так и затихло все. Мы с ней разговаривать практически перестали. Как-то неприятно мне было говорить с ней, больно.

            Он стал к нам захаживать. Не жадный был мужик – еды всегда много приносил, водки. Лариска напивалась часто – с ним за компанию. Один раз они в ее комнату пошли, и вдруг он ко мне стучится.

– Пойдем, – говорит, – к нам, если тебе одиноко.

            Я отказалась, конечно. А он настаивает:

– Пойдем, тебе хорошо будет. Лариса просила тебя позвать.

            Но я все равно не пошла. Страшным мне это показалось. И я ж не пьяная была. И Арсен такой противный был.

            Но когда он ушел, я даже пожалела, что не согласилась. Все к тому катилось. Катилось, как говорят, по наклонной. У меня голова только этим была забита: Лариской, сексом, порнухой всякой. Казалось, если бы она согласилась быть со мной, мы бы так и жили, и тогда оправдано было бы, что у меня ни детей нет, никого. Никого, кроме этой девушки.

            Больше ничего не происходило, приходил Арсен, со мной почти не разговаривал. И мне казалось, что Лариске он должен надоесть – рано или поздно, и она сама его прогонит, но она не прогоняла. Со мной почти не общалась, но и не пряталась от меня, так же сушила при мне волосы, так же ходила в расстегнутом халате, так же сверкала коленками.

            И я никак не могла объяснить себе, отчего меня к ней так тянет: просто потому что у меня давно никого не было, или потому что я лесбиянка, или потому что люблю именно ее. Я отворачиваться от нее стала, обходить, чтобы случайно не прикоснуться, и вообще взяла себя в руки. Не маньячка же я какая-то.

            Лариска даже расстроилась как будто. Тоже стала на меня фыркать. И уже никогда мы с ней так не хохотали, и не обнимались, и не дурачились, как в то время, когда я спасалась от Петровича.

27. ШЛЮХА

            Ивановка – самый престижный район города. Но Ивановка бесконечна, и ее окраины находятся на расстоянии пяти станций метро и двенадцати остановок троллейбуса от тех кварталов, которые считаются престижными. А Славкина квартира – где-то посредине. Взял он ее задешево – такие варианты попадаются только директорам рекламных агентств, но в ремонт вложился основательно. Запах его жилья – запах свежей древесины с примесью какого-то одеколона, тоже недешевого. И никакого корвалола.

            Если человек хочет жить красиво, он готов приложить к этому массу усилий. Славка приложил – и зажил. Мих назвал бы его не бизнесменом, а, скорее, шоуменом в бизнесе, настолько Славка – человек-фейерверк. На работе у него шум и гвалт, Мих к нему заезжал только однажды, но запомнил надолго, с тех пор – не хочется.

            Дома стильно. Тона красно-черные, яркие. Славка не из тех, что жаждет сумрака и покоя. У него музыка включается одновременно со светом.

            И только если ему предельно захочется тишины, как после «Венского Дома», он может приглушить Араша-Таркана, налить холодного виски и взглянуть на Миха расслабленно.

            Мих тоже налил себе.

– Ты Веронику хочешь? – спросил Славку.

– В смысле?

– Ну, вот когда она в глаза тебе смотрит и улыбается: «Хорошеешь, Славик»?

– Хочу. Но это не значит, что я все брошу и буду слюни пускать пузырями. Да и дура она.

– Шеф-редактор нашего журнала.

– Да-да, я именно это и хотел сказать, – кивнул Славка. – Она – такая же хня, как и ее журнал. Не понимаю вообще, как тебя туда занесло. Бизнес этот на соплях держится. Хоть бы спросил меня что ли, прежде чем работу менять. Нет, хорошо, что из социалки срулил, но не к Веронике же!

– Я вот все думаю, как блондинки это делают? Есть в них магия.

– Ты видал, Мухин весь город плакатами оклеил: «Любимая, я люблю»? Это мы ему рисовали. Редактор наша говорит ему: «Это, баран, тавтология». А он ей: «Я так хочу!» И вот как она это сделала? – Славка засмеялся. – А мне сейчас не до баб вообще. Галку помнишь? Еле расстались! Еле я ее вещи отсюда выгреб – расчески всякие! И когда успела только?! По одной, видно, приносила и по углам распихивала. Такой был скандалище! А у тебя что нового?

– Ленка беременна.

            Сам собой включился Араш. То есть Славка точно знал, что через десять минут тишины ему обязательно захочется музыки – так все было запрограммировано в его квартире и в его жизни.

– От тебя? – спросил под заводную танцевальную мелодию.

            Мих допил молча.

– Ого, ты встрял, – прокомментировал Славка. – И что будете делать?

– А что делать? Пусть рожает.

– А, ну правильно. Пусть рожает – это ее проблемы, в принципе. Галка мне тоже орала тут – я, мол, беременна, а я говорю: «Ты с расческами разберись сначала!» У всех баб один ход в запасе – беременность. Так сразу выяснилось, что она и не беременна вовсе. И вполне может быть, что Ленка…

– Да на пятом месяце она, – Мих пожал плечами.

– Как-то я от жизни отстал. Вы ж с ней вроде не того. Нужно будет к вам наведаться, маму твою расспросить.

– Ага, наведайся, – Мих засмеялся. – Только ни о каких убийствах ее не спрашивай.

            Славка понятливо кивнул.

– Да, ясно. От такой работы, как у нее, трудно отвлечься. Мне от моей – и то трудно. Разве что выпить, и то не берет. Вот сегодня с обеда пью, и ни в одном глазу. Днюха была у партнера, потом эта ассоциация, ты с Вероникой. Все перепуталось. Или вчера был этот хеппибездей?

– Не берет, я вижу.

– Все, надоел ты мне! – отрезал Славка. – Спать пора.

            Швырнул из шкафа свежие простыни. Мих поймал.

– Всегда, когда у тебя остаюсь, шлюхой себя чувствую. Хоть бы расческу нигде не забыть…

            Славка остолбенел. Протрезвел даже.

– Ты идиот? Какое сравнение?! Как вообще может такое прийти в голову? Ты – мой друг. Хочешь – переезжай и вообще тут живи. Хочешь, мою комнату займи, а я в гостиную свалю. Хочешь?

            Мих покачал головой. 

– Что тогда? От психов крыша поехала? Или что тебя мучит?

– Что люди никого не любят. Что смешно это – написать на плакате «Любимая, я люблю»…

– За себя говори. Если делаешь такие выводы – о себе их делай. Если я показуху не поддерживаю и еблю любовью не называю, значит, я никого не люблю? Значит, атрофировано у меня это?! – завелся Славка. – Что ты за меня расписываешься? Тебя же я люблю. По-дурацки это звучит, я знаю. Но я тебе все прощу. И родителей я люблю. Я им помогаю, дом им перестроил. И в девчонок я влюблялся – два раза. А Галку не любил – так я ей прямо сказал: «С тобой, подиумное создание, только секс». А к стенке меня припирать своими расческами – это херня. Ни одна баба у меня тут командовать не будет! Никакая магия не поможет! Но это не значит, что я любить не могу, товарищ психолог. Понял ты это?

– Понял, – кивнул Мих. – Я не о тебе говорил. О себе, наверное.

– О себе? Да? А чего ж я тогда подкинулся? Оправдываюсь тут перед тобой! – заржал Славка. – Вечно ты все с ног на голову. У тебя логика нелогичная. Бабская какая-то. Хорошо, что я эту психологию бросил. Иначе и меня бы испортили. Ты спать ложись лучше.

            Мих лег. В гостиной у Славки пахло тем же одеколоном. Ничем и никем другим. Мих долго лежал без сна, и вдруг ему захотелось курить, он вспомнил, как Ольга бродила в темной комнате и искала сигареты, спотыкаясь о края ковров. Отчего-то сделалось пьяно-грустно, и он уснул.

28. ЗАРПЛАТА

            Зарплату выдают два раза в месяц – в четырех конвертах. Первый конверт – официальный аванс, второй конверт – черный аванс, третий конверт – официальная получка, четвертый конверт – черная получка. Суммы очень разные, и при их сложении никак не получается оговоренная при поступлении на работу. Получив четвертый и последний конверт, Мих достал из стола все остальные и крепко задумался.