Тот, кто должен - Страница 12

– Вась, мы в мой кабинет. Михаил Александрович, пройдемте.

            Мих протопал за ней в кабинет, сел в кресло перед ее столом. Смотреть на нее было неловко. Складывалось ощущение, что деловой беседы с этой женщиной быть не может.

– Сразу хочу предупредить, что у нас не курят. Я стараюсь вести здоровый образ жизни. Но вам – в виде исключения – можно, – кивнула шеф-редактор.

– Вам передали, что я много курю?

            Она снова заулыбалась.

– Земля слухами полнится. Но вы можете курить.

– Спасибо.

            Мих закурил.

– О чем вы говорили с Васей?

– О резюме и анкетах.

– Ясно. А с Нелей?

– О статьях.

– Да-да, мы задумали цикл статей. Вам нравится наш журнал?

– Очень.

– Это мое детище. Столько сил я вложила в этот проект! И сейчас, чтобы поддерживать его на должном уровне, требуется масса усилий. В том числе – и светская жизнь, хотя муж – ха-ха – немного протестует. И сын у меня студент уже, на финансиста учится, он не интересуется этим бизнесом. Все на моих плечах, Михаил Александрович.

– Надеюсь, ваша команда вас поддерживает, – вежливо вставил Мих.

– Команда оставляет желать лучшего. Неля – в своем мире, Василий – наш финансовый директор, не больше. Артур меня поддерживает, начальник рекламного отдела, но рекламист из него никудышный, сказать по правде.

– Тем не менее, «Мозаика» процветает.

– Спасибо. Все благодаря моим усилиям, – повторила Вероника. – И я надеюсь, что вы…

– Я хотел бы быть полезен, – заверил Мих.

– Отлично! Если мы не будем изменяться, то останемся просто рядовым глянцем. Я рада, Миша…  Можно на ты?

– Конечно.

– …что ты будешь с нами.

– Спасибо, Вероника Владимировна.

            За все время, пока Мих курил и отвечал на ее вопросы, он так и не смог взглянуть на нее прямо, не говоря уже о том, чтобы разглядывать ее так же откровенно, как она разглядывала его. Она сама прервала беседу.

– Ладно. У меня к тебе очень много вопросов, Миша, – сказала лукаво. – Но я их задам потом. А как тебе Неля показалась? Нормальной?

– Вполне.

– Хорошо, потом поговорим.

            Но после последнего вопроса Мих потерял желание разглядывать ее пристально. Все стало совсем-совсем ясно. Очень просто. Пахнуло затхлой корпоративной этикой.  

На обратном пути он даже не остановился перед дверью Василия Пантелеевича: решил для себя – не входить, не брать у него никаких анкет, не связываться с этой организацией, а убраться восвояси. И вдруг в коридоре появилась Неля с бумагами.

– Вы к Пантину? – задержала его вопросом.

– Даже не знаю.

            Она смотрела в бумаги, словно дочитывая последние строчки.

– А что случилось? – спросила рассеянно.

– Поговорил с Вероникой.

– А, понятно, – она кивнула.

– А вы?..

– А я раньше в НИИ работала, потом стала журналистикой заниматься. Много газет на ноги поставила. А теперь просто деньги нужны. Просто деньги. И я стараюсь не брать в голову. Я выше этого. Метр восемьдесят два. Я в институте в волейбольной сборной играла.

            Мих расхохотался.

– А ваше НИИ не напротив мэрии находилось, где теперь бизнес-центр?

– Нет, мы вообще в закрытой зоне были – под грифом повышенной секретности. Так вы идете? – она кивнула на дверь. – Вам это может быть интересно, я думаю. Просто для опыта.

– Наверное.

– Тогда ко мне – завтра. Я сейчас уйти хочу, голова болит. А завтра поговорим с вами о маниях, как вы любите.

– Да, это моя любимая тема, – Мих усмехнулся. – Можете на «ты».

– Ты отдай эти статьи Пантину, – она вручила ему бумаги. – Он хотел просмотреть. И скажи ему, что в его компетенцию это не входит, а просто я понимаю, что ему заняться нечем.

            Мих взял статьи и вошел.

16. ИНФОРМАЦИЯ

            Мама так ни о чем и не спросила. Но не спросила – подчеркнуто, выпукло, хуже, чем спросила и не одобрила.

            Мих копался с анкетами Василия Пантелеевича, повторяя письменно те же ответы, которые давал ему устно. Анкет было много, это раздражало. Из тех же фраз пришлось лепить и резюме.

            Раньше Миху не доводилось возиться с резюме, и теперь, перечисляя специфические учреждения в графе «Место предыдущей работы», он думал, насколько нелепа сама последовательность: из профессиональной психологии – в глянец. В глянец, как в следующую стадию психических проблем и отклонений.

            Позвонила Ленка.

– Мих, он умер! Умер, представляешь! Такой молодой. Еще такой молодой…

            Он понял, что она плачет. Она рыдает, а ей это вредно. Но она, зная это, рыдает в трубку все громче, убиваясь из-за чьей-то смерти.

– Кто умер, Лена?

– Майкл Джексон. Ты слышал?

– Слышал, да.

– Я с утра не могу в себя прийти. Я сына назову Майклом.

– А Макс что говорит?

– Говорит, что это и доказывает, что ребенок не его.

– Он считает, что ребенок не его?!

            Миха подкинуло. Вот над чем следовало бы плакать! Кулаки сжались.

– Я сейчас приду.

            Ленка с плачем бросилась ему на шею, растирая руками слезы.

– Он же икона. Икона! А столько грязи на него вылили. Может, это его и подкосило.

            Мих ни разу не видел, чтобы Ленка так оплакивала умерших родственников.

– Ты точно знаешь, что сын будет?

            Он отодвинул ее от себя, заглянул в глаза.

– Да. Я на УЗИ была.

– Деньги нужны тебе?

– Нет, пока нет. Мне так жаль его. Такие люди не должны умирать…

Мих сел на диван, а Ленка продолжала ходить по комнате, смахивая с лица слезы.

– Значит, с инженером ты порвала окончательно?

– Наверное, правильнее сказать: он со мной. Я бы полжизни отдала, чтобы он был жив.

– Майкл Джексон?

– Да.

Мих вернулся к резюме. Сосредоточиться никак не получалось. Неслись мысли то о Ленке, то о Веронике, то о Пантине, загрузившем его бюрократической волокитой. Перечитав написанное, он остался очень недоволен. Резюме казалось каким-то вычурным, и особенно раздражал перечень исследовательских работ по эволюции психоанализа. На самом деле, психоанализом Мих так и не овладел, но работ написал много. И теперь «вычурный» список придавал его резюме не весу, а крену в сторону, ясно указывая на то, что теоретик из него куда лучше, чем практик.

Практик уже давно провентилировал бы эту ситуацию. Практик разработал бы собственную стратегию счастья и воплотил бы ее в жизнь. Практик был бы безоговорочно успешен. У практика были бы хорошие отношения с матерью. Практик давно разобрался бы со своими чувствами. Практик не тормозил бы над тупеньким резюме. Практик не зависал бы с телефоном в руке. Не тыкал бы наугад в кнопки. Не бормотал бы в трубку:

– Оля… Оля…

– Как ты?

– Меня взяли в «Мозаику»…

– Еще бы тебя не вязли! Сам Попов тебя рекомендовал. Как тебе этот серпентарий?

            Ольга была весела. Он привык отмечать это про себя: она весела, она бодра, она жизнерадостна. И хотелось верить.

– Что Вероника? – снова спросила она.

– Красивая.

– Толстая. Крашеная. И сука. В остальном – красивая, конечно.

– В ней есть шик.

– В ней есть шик фантиков от шоколадных конфет. Точнее не так: в ней шик школьного романа с художником-алкоголиком, шик незапланированной беременности, шик захудалого педагогического училища, шик продолжительного сожительства с другом Попова, который был старше на двадцать лет, шик раздела имущества без официального брака и официального развода, шик вырванного у него и спешно оформленного на Попова журнала, шик нового удачного замужества. Сплошной шик.

            Мих только хмыкнул. Ольга, как обычно, объясняла кратко и емко.

– А Пантин?

– А Пантин глиста. Я его ненавижу. Служит ей, как раньше Советской Армии служил. Вот уж кому гнуть спину не тошно.