Торт от надоедливого соседа (СИ) - Страница 5

– А что плохого в баре? – хмуро улыбнулась я. – Ты алкоголик завязанный?

– С ума сошла, нет, конечно. Ты видела этих шкафов, и Леха такой же. Пиво ведрами могут в себя заливать и хоть бы хны, а у меня такое похмелье потом, голова лопается.

«Так вот он зачем меня на пельмени позвал, чтобы от дружков отделаться», – я как-то подрасстроилась, ну так, самую малость.

– Я тоже пойду, у меня завтра экзамен, – стала ногой нащупывать свои тапки.

– Ну уж нет. Пока торт не съешь, не выйдешь, – Олег скрестил руки на груди, загораживая проход. – Видел я, какими влюбленными глазами ты на этого Наполеона смотрела. Если бы на меня так девушка глянула, я бы по потолку от радости бегал.

– Ну, если только малюсенький кусочек. – замялась я.

– Так там и остался маленький кусочек, щедрая ты наша.

Маленький кусочек оказался огромным кусищем. Я разрезала его на пополам:

– Ты тоже отдувайся, – сунула я Олегу под нос тарелку.

Солический принялся мучить свой кусок, а мой голубчик как-то сам собой пошел: тесто слоеное, такое тоненькое мягонькое, крем нежный, во рту тает. Ну, как тут не есть.

– А ты матом ругаешься? – вспомнила я разговор в прихожей.

– Я? Да ну, нет… никогда… иногда, но редко… очень редко. А что я ругался? И что я сказал?

– Я вот матом не ругаюсь, поэтому не могу тебе передать, что ты сказал.

Последняя крошка исчезла с тарелки, и вправду маловато. Олег пододвинул ко мне свой кусок, я начала невольно соскабливать крем и оттуда.

– Да ешь уже и мой. Чего ты там скребешься? Значит, парень тебе не нужен, и муж тоже.

«Опять завел эту песню!»

Я набила рот тортом, чтобы не отвечать. Видишь, жую, чего пристал?

– Но одной ведь скучно. Вот и тортик не с кем покушать.

– Тортик и одной можно есть. У меня, например, тетя Женя никогда замужем не была и прекрасно тортики одна кушает, ну или нас с Маринкой зовет. Маринка – это сестра моя младшая. И знаешь, тетя всегда энергичная, жизнерадостная, полмира объездила. А мама только в Геленджике-то и была, и на даче в Березовке. Ей все время некогда, у нее слово «надо» на первом месте: надо одеть, надо обуть, надо покормить, надо, чтобы муж был как у всех. Вот этот дядя Слава и нарисовался, потому что надо. Мне иногда кажется, что она нас с Маринкой любит, потому что надо своих детей любить. А тетя Женя, она свободна от всяких надо, она легко по жизни идет, ей весело.

И чего меня опять понесло душу перед ним выворачивать? Уходить домой надо, а то снова какие-то слезы навязчивые подступают.

– Малая ты еще, ничего не понимаешь, – грустно улыбнулся Олег (тоже мне старичок), – веселая, не значит счастливая. Может, твоя заваленная проблемами матушка в сто раз счастливее этой свободной тети Жени. И вообще, не во всех семьях так живут. Мои вот родители тридцатник уже вместе прожили, я даже ни разу не видел, чтобы они поссорились, так поспорят иногда, помогают друг другу.

– А ты на меня сегодня кричал, – вдруг вспомнилось мне.

– Я на тебя? – удивился Олег.

– Да, ты крикнул – сидеть, как Тузику.

– А ты на меня тоже тогда прикрикнула: «Живо руки мыть!», я чуть в ванну не полез целиком намыливаться. Так что – один-один.

Мы расхохотались.

– Ладно, мне правда пора, – я решительно встала из-за стола.

– Ну, раз тебе парень не нужен, а я, между прочим, набиваюсь, если ты не заметила, то давай пока хотя бы друзьями побудем. Идет? – и опять меня своими голубыми глазищами сверлить.

– Идет, – я отчего-то покраснела.

– А друзья иногда в щечку целуются? – очень мягко проворковал Олег.

– Вот этого точно не надо, – отмахнулась я, смеясь – знаем мы, в романах читали: сначала в щечку, потом девять месяцев и коляска.

– Блин, это где ж такие интересные романы пишут, дай почитать?

– В другой раз.

С большим трудом и набитым желудком я вырвалась домой. Вот и зашла на секунду, солонку отдать, а завтра-то экзамен!

В первую пятерку мне попасть не удалось, не обладаю я пробивными способностями. Обычно группа буквально толкает в дверь: «Иди, Колоскова, ты же отличница, а мы посмотрим, как принимать будет». Но в этот раз «на амбразуру» никто кидать меня не собирался: то ли экономика показалась всем легким предметом (деньги считать каждый умеет), то ли подействовал слух, что пятидесятилетний Михалыч – человек одинокий, никуда не спешащий, и особенно душевно любит поговорить с двоечниками, идущими в задних рядах. Не попала я и во вторую пятерку, и в третью, и даже, пытаясь уже войти в дверь с четвертой компанией, была оттеснена Толиком Галкиным, который вдохновенно брехал, что ему срочно надо из школы забрать сестру (видела я его сестру дзюдоистку, такая сама кого хочешь заберет). В общем, попала я в аудиторию в последних рядах.

Заметно подуставший Михалыч щедрым жестом указал мне россыпь билетов. «Ценные бумаги и их виды», – да неплохо. Я села строчить убористым почерком: акции, облигации, векселя, фьючерсы… Исписав два листа, добавила на всякий случай про биржу, котировки, «быков» и «медведей», ну, мало ли, вдруг пригодится. С немного дрожащими руками села отвечать, открыла было рот, но тут у препода зазвонил телефон. Размякший и расплывшийся на кресле Михалыч вдруг встрепенулся, приосанился: «Алло, – улыбнулся он кому-то в трубку, – уже заканчиваю. Сейчас буду».

– Пять устроит? – раскрыл он мою зачетку.

– Устроит, – мне стало обидно от такого пренебрежения, я ведь готова!

– Ну, так беги домой, Рожкова. Видишь, уже темнеет.

– Я Колоскова, – покраснела я как августовский помидор.

– Сегодня Колоскова, завтра, может быть, Рожкова, за вами, девицами, не успеешь, – подмигнул мне Михалыч. – Остальные, подходим с зачетками!

Уставшая и измученная я ехала в лифте на свой восьмой этаж, голова раскалывалась. Никакой радости от того, что сессия за плечами пока не ощущалось. У моей двери стоял Олег. Я как-то даже и не удивилась.

– Гляжу в окно, идешь под фонарями вся какая-то кислая. Не сдала?

И как он разглядел с такой высоты?

– Сдала, – выдавила я еле слышно.

– На три? – качнул головой Олег.

– Почему на три? – чуть встрепенулась. – На пять.

– А чего ж такое похоронное настроение?

– Устала.

– Ну, пошли тогда диетическую картошку на сале есть, – он как маленького ребенка взял меня за руку и повел к себе.

– А чего в ней диетического? – не сопротивляясь поплелась я за ним.

– Такая вкусная, что только, как налупятся, тогда про диеты и вспоминают.

– Ой, мне такую не надо!

– Надо, надо.

Уже третий вечер мы ужинаем вместе, какая-то традиция. Олега опять понесло вспоминать про север, я заметила, что под эти байки мне очень хорошо спится, и с трудом боролась с дремотой. «Не спать, не спать, Василиса! Не дома».

– А ты всегда так пятеркам радуешься? – вдруг спросил Солический, оборвав себя на полуслове.

– А ты отличником когда-нибудь был?

– Был… в первом классе.

– Значит не был, – хмыкнула я. – Отличник – это такой несчастный ботан, для которого пятерка – обычное дело (как-то и радоваться глупо), а четверка – катастрофа. Потому что, если ты получишь четверку, будешь месяца три выслушивать: «Представляете, даже Колоскова на четыре сдала», «А мне на халяву пять поставили, а Колосковой четыре», «Блин, Колоскова, а ты что на пять не смогла?» ну и т.д. И даже преподы: «Голубушка, а от чего это у вас во-втором семестре четыре стоит?»

– Да вам, отличникам, за вредность молоко надо давать, – улыбнулся Олег.

– Ну, или картошечкой на сале подкармливать. Можно, я пойду. Мне завтра на работу к девяти, а еще вечером с девчонками сдачу сессии собирались отметить.

– Много не пей, – Олег встал проводить меня.

– Чего, чая? Боишься, опозорюсь – до туалета не добегу.

– А, вы еще не по-взрослому?

– Ну, тебя взрослого вчера в бар приглашали. Как-то ты не пошел.

Я подхватила сумку, сняла с вешалки куртку. Олег явно чего-то ждал, он стоял у стеночки, заложив руки за спину и поглядывая на меня из-под взъерошенного чуба. И чего он ждет?