Топографии популярной культуры - Страница 76

Будучи административным центром Республики Татарстан, Казань в течение последних двадцати лет последовательно формировала свой столичный облик в череде мегапроектов. Тысячелетие Казани, которое город отмечал в 2005 году, было первым из них, повлекшим серьезные трансформации городского пространства.

В результате реализации двух крупных программ – по ликвидации ветхого жилого фонда и реконструкции кварталов ветхого жилья в городе Казани (1995–2004) и «Федеральной программы сохранения и развития исторического центра г. Казани» (2001–2005), ставивших своими целями улучшение условий жизни семей, живущих в ветхих исторических зданиях, модернизацию городского центра, его коммерческое развитие и «возрождение», – около 9 % населения города (почти 99 тысяч человек) были выселены из центра на окраины Казани (Kinossian 2006: 323), а 80,2 % отселенных зданий возрастом от 100 до 300 лет – разрушены (Kinossian 2006: 333). Исторический центр города фактически перестал существовать в прежнем виде; однако в рамках этих программ также были построены новые дороги, новый мост через реку Казанку и несколько линий метро. Оставшиеся исторические здания стремительно ветшали и напоминали руины. Впоследствии городской и республиканской властью были признано, что осуществленные программы повлекли за собой утрату целых улиц и исторических кварталов, однако здания XVIII–XIX веков, включая уникальные образцы татарской городской архитектуры, продолжали уничтожаться (Итоги 2011 года в сфере строительства: «Все мы ринулись в защиту исторического центра» 2012).

Всплеск градозащитной активности в конце 2011 года в Казани неожиданно для самих активистов закончился отставкой прежнего министра культуры и принятием в феврале 2012 года новой программы реконструкции исторических зданий, которая была условно названа «500 дней до Универсиады». 2012 год был объявлен Годом историко-культурного наследия Татарстана. В рамках программы «Мирас» (Наследие), реализовывавшейся в 2010–2013 годах, подверглись обновлению еще два объекта культурного наследия Татарстана – остров-град Свияжск и древний город Болгар (историческое место поселения предков волжских татар). Некоторые историки и археологи, впрочем, высказывали мнение о том, что после «реставрации» места утратили свою аутентичность, превратившись в объекты туристической глянцевой инфраструктуры (Хисамова 2014a). Вопреки строительству новых зданий на территории памятника, Древний Болгар был включен в список ЮНЕСКО в июне 2014 года. Это не первый случай подобного исключения из правил в Татарстане: казанский Кремль также был внесен в список ЮНЕСКО, несмотря на построенную в его периметре новую мечеть Кул-Шариф.

Глурбанизация Казани нашла свое продолжение в активном брендировании города в период подготовки к Универсиадe‐2013. В 2009 году Казань зарегистрировала себя под маркой «Третьей столицы России», потеснив с этих позиций Екатеринбург и Нижний Новгород. В 2011 году Казань была удостоена премии международной системы EFFIE за успешное продвижение бренда «Спортивная столица России» (Брендом года по версии EFFIE впервые стал город 2012). Проведение Универсиады в 2013 году, получение права на проведение Чемпионата по водным видам спорта в 2015 году, Чемпионата мира по футболу в 2018 году, а также множество более мелких спортивных мероприятий способствовали активной поддержке этого имиджа.

Кроме спортивной столицы, Казань также претендует на статус одного из центров исламского мира: так, в 2014 году здесь реализуется проект «Казань – столица тюркского мира», в рамках которого город собирается принять фестиваль «Тюрковидение‐2014» – аналог Евровидения для тюркоязычных стран. Кроме того, уже много лет в городе проводится ряд крупных мероприятий мусульманской культуры (фестиваль тюркского кино «Золотой Минбар», театральный фестиваль тюркоязычных народов «Науруз»).

Трансформация Казани, особенно в период подготовки и проведения Универсиады, в риторике республиканской власти фигурировала в основном как нормализация и модернизация города и региона. Так, по словам мэра города Ильсура Метшина, Универсиада позволит избавить Казань от «налета провинциальности» и придаст ей облик «цивилизованного европейского города» (Метшин И. Р.: «На Универсиаде мы должны показать новую Россию» 2012). Среди качеств «европейскости» города прежде всего выделялись его «технические» характеристики как консюмеристского пространства (чистота, безопасность, наличие соответствующих «европейским стандартам» рекреационных зон, гостиниц и торговых центров) и замалчивались социальные (разнообразие публичных пространств, низовая гражданская активность, участие жителей в обсуждении городских проблем и т.д.). Эстетизация этих ландшафтов осуществлялась преимущественно через практики исключения, изгнания или ликвидации нежелательных элементов из городской среды. Так, в Казани были реализованы программы по «работе» с нищими и бездомными (Идиятуллин и Афанасьев 2013), отлову бродячих собак (которые, вопреки заявленным целям, зачастую жестоко уничтожались прямо во дворах на глазах у их жителей) («Универсиада‐2013 требует жертв» 2013; Галиндабаева 2014) или отбуксировке «несоответствующего внешнего вида» машин на штрафные стоянки во время Универсиады (Сладков 2013).

Легитимация этих и предшествующих им практик осуществлялась в официальной риторике, как правило, через апелляцию к идеям общего блага и ценностям чистоты и безопасности. Так, в частности, в ответ на обвинения активистов в засыпке северного берега Казанки, уничтожении всей прибрежной зоны, сложившихся экосистем и редких видов растений, вызванных строительством стадиона «Казань-Арена», власти приводили мнения отдельных экологов о вреде существовавших там болот как рассадников комаров и болезней в городе (Минвалеев и Макаров 2009). Другим примером подобной риторики можно считать обоснование городской властью строительства Гребного канала в центре города на берегу озера Кабан, предполагавшего снос частных домов, расположенных на этом месте. Согласно ей, жители «Шанхая» сливают бытовые отходы прямо в озеро и не заботятся об экологической обстановке, в то время как строительство объекта Универсиады позволило бы очистить озеро от вредных отложений (Дынник 2009).

Кроме стратегий очищения власти города активно использовали стратегии бьютификации (украшения) будущих пространств Универсиады, включавшие практики маскировки (строительство однотипных заборов, заслоняющих «несовременного» вида частные дома, зеленые насаждения и реставрацию фасадов домов вдоль универсиадских и туристических маршрутов (Павлова 2012; Хисамова 2014b)) и частичного включения прежде исключенных смыслов в культурный городской ландшафт. В частности, в 2012 году была принята программа реновации Старо-Татарской слободы, исторического места поселения татар, которая, несмотря на неоднократно предлагавшиеся ранее проекты ее возрождения, оставалась до этого времени без внимания властей. Как заметил один из информантов, одной из причин такого забвения были факты возникновения этого места, напоминавшие татарам о болезненных страницах в их истории (квартал возник после взятия Казани Иваном Грозным), которые тем не менее были переосмыслены перед необходимостью реновации этого места как самобытного и привлекательного для посетителей Универсиады.

В целом татарстанский вариант эстетизации городского ландшафта в преддверии и во время спортивного мегасобытия представлял собой сочетание неолиберальных стратегий фестивализации и глурбанизации и биополитических практик управления (связанных с санацией и «заботой» о здоровье населения)[93], интерпретированных в рамках национального дискурса нормализации и модернизации. Постполитический характер этих стратегий[94] проявился в ориентации республиканских и городских властей более на консенсус и управление, нежели на обсуждение и гражданское участие. Это отразилось как в официальной риторике о городских пространствах в преддверии и во время проведения Универсиады, которая акцентировала не нормативный, а процессуальный подход к определению нормальности, так и в способах разрешения возникающих социальных конфликтов и в самих практиках трансформации и конструирования этих пространств. Подобные практики достижения консенсуса реализовывались, в частности, не за счет публичного обсуждения и убеждения сторонников оппозиционного мнения (политические практики), но с помощью сокрытия информации, дачи ложных обещаний, перекрестной адресации и апелляции к общему благу.