Топкин портрет - Страница 1

Эту историю узнал я в Латвии в небольшом поселке. Один рыбак решил купить поросенка. Узнал, что в соседнем поселке, за рекой Даугавой, у человека свинья опоросилась, и есть у него лишние поросята. Месяцев трех от роду.

Сел рыбак в лодку, переплыл широкую в этих местах Даугаву, нашел нужного человека.

— Говорят, лишние поросята у тебя есть? — спрашивает.

— Есть.

— Продашь?

— А что ж не продать? Много ли нужно?

— Да мне одного…

— А-а! — сказал хозяин поросят, — так иди сам выбирай. Вон их у меня сколько, одиннадцать штук!

— А дорого?

— Да какой дорого! Почти бесплатно отдам! Двадцать рублей — чепуха. Что мне, свиноферму содержать! Я все же рыбак, а не свинопас…

Пошли в сарай, отобрал рыбак самого шустрого поросенка, расплатился и стал собираться в обратный путь.

Поросенок — бодрый, розовый, с пятачком, похожим на юбилейную медаль, повизжал-попищал, пока его от своих собратьев отняли и в мешок сунули, а потом успокоился.

Принес рыбак мешок с поросенком к реке, положил в лодку, переплыл Даугаву.

Дома выпустил поросенка. В специальный загончик с оградой. Заранее построил.

Поросенок похрюкал-понюхал, обошел свое новое жилье из края в край, от угла до угла, даже поел, и всем очень понравился. Самому рыбаку, что привез его, а еще важнее — жене его и трем девочкам — дочкам. Они весь этот день только и возились вокруг поросенка, и ласкали его, и кормили, и хвалили хозяина дома — мужа и отца:

— Ну, и молодец ты! Достал то, что надо!

День был свободный, воскресный, а наутро в понедельник все разошлись по своим делам: рыбак — в море, жена рыбака — в детский сад, она там воспитательница, а дочки — в школу. Все посмотрели на поросенка, кто-то еду ему дал, кто-то ушки и бока почесал, и разошлись…

Днем первыми вернулись дочки. Вернулись все три, но только одна заметила:

— А где поросенок?

Поросенка в загончике не было.

— Где ему быть? — сказала вторая.

— Найдется! — сказала третья. — Куда он денется?

Потом мама пришла — удивилась:

— Где он?

Отец пришел позже всех, искал поросенка всюду, весь поселок обегал, не нашел.

— Украли, — сказала мама.

— Если украли, это очень плохо, — сказал отец. — У нас такого никогда не было!

И на утро, и на следующее утро поросенка так и не нашли.

Через два дня кто-то постучался в дом рыбака. Вместе со стуком поросячье хрюканье послышалось.

Открыли дверь: стоит хозяин поросенка, а в руках у него знакомый поросенок.

— Простите, извините, он назад вернулся…

— Как так — вернулся? Ведь река…

— Переплыл, значит, и домой пришел. Я уж из своих одиннадцати пятерых продал, никто не вернулся, а этот, смотрю, трется рядом с поросятами, оставшимися, сразу узнал. Вы уж его возьмите да закройте покрепче.

Рыбак и хозяин поросенка еще о чем-то долго говорили. Один удивлялся и другой удивлялся. Ведь как-никак Даугава — большая река. В этих местах метров двести, не меньше. Один рыбак советовал другому, как лучше загончик для поросенка оградить, другой — приглашал за стол. Так, впрочем, и случилось. Посидели за столом, и не один час. Даже какую-то интересную передачу по телевизору посмотрели.

Расстались настоящими — на всю жизнь! — друзьями.

Загончик укрепили, поросенка поласкали, каждый по-своему, а когда шли к реке, даже расцеловались:

— Прощай, приятель!

— Счастья тебе, друг!

Еще три дня поросенок был на месте. Даже заметно вырос. Кормили его лучше, чем родного сына, если бы, конечно, был сын в доме рыбака, а так — три девочки.

А на четвертый день поросенка опять не стало.

Обошел рыбак поросячий загончик, обнаружил в одном месте подкоп — все понял и искать поросенка не пошел.

Пошел к жене.

— Дай двадцать рублей, — говорит. — Я поеду…

— Почему двадцать? — спрашивает жена. — Ты же и так двадцать платил.

— Двадцать — тогда, когда никто ничего не знал, — говорит рыбак. — А так человек страдает, совестно ему, что такого стервозного поросенка нам продал. Так что давай двадцать… Надо его успокоить, а поросенка я больше не возьму.

Переехал рыбак Даугаву. Поросенок только хрюкнул, увидев его.

Посидели они с хозяином поросенка час или два за столом. Долго удивлялись, как это поросенок — «смелый он парень»! — второй раз широкую Даугаву переплыл, а потом забыли о поросенке и просто говорили о том, что теперь они лучшие друзья и надо чаще приезжать друг к другу в гости. Уж не так далеко это для людей, если для поросенка близко.

Зима в тот год выдалась такая суровая, какой в Подмосковье давно никто не помнил. То дожди в декабре и даже в январе, а тут прихватил мороз, как в Якутии: день — за тридцать, и второй — под тридцать, и опять — за тридцать. Морозы, конечно.

Если бы не собака, с которой хочешь не хочешь надо гулять, я бы и на улицу не вылезал в такие дни. На даче тепло — дрова, печка! А на улице — борода к усам примерзает…

Но что делать — приходится.

Гуляем мы с собакой реже обычного, она свои дела делает быстро-быстро, на меня смотрит — мерзну ли я? А сама тоже мерзнет. Лапы греет на ходу, облизывает, а потом скорей назад, и дома уже долго слизывает ледышки с подушечек ног — очень уж они ей неприятны!

На улице никого. Люди за воротами и то редко пробегают. Машины — реже. Кого в такой мороз да еще за городом на улицу выгонишь?

В одну из таких вынужденных прогулок с собакой послышалось мне на сосне или на ели, они рядом у нас растут, что-то живое. Кто-то вроде бы шевелился, голоса подавал, снег чуть-чуть стряхивал.

«Ясно, показалось, — решил я. — Какая тут живность по такому морозу. Воробья и то не увидишь».

Вернулись мы с собакой домой, она, как все эти дни, от ледышек на лапах освободилась, легла спать.

Ночью вдруг закряхтела собака, потом чуть заскулила, а когда я включил свет, тихо залаяла.

Что случилось?

Пришлось вставать. Собака вскочила и — в соседнюю комнату, уже с громким лаем.

Включил я свет и там, и вот чудо: на кресле в пуховом платке, который оставила жена перед отъездом в командировку, а я так и не убрал его, сидят, тесно прижавшись друг к дружке, три крохотные взъерошенные пичуги. Головки желтые, перышки подняты, а сами чуть больше спичечных коробков. Глазки — круглые, испуганные. Как-никак собака рядом крутится.

В тот момент я не понял, что это за птицы, а только увидел, что открыта у нас форточка, в которую они влетели. Отогнал собаку, взял всех троих, похожих на малых птенцов, в руки, отогрел и оставил у себя до потепления.

Собака привыкла к ним. Я привык. Летали они по комнатам, как по улице, но держались все время вместе и спать ложились вместе, тесно прижавшись друг к дружке. В то самое кресло с пуховым платком, который жена оставила…

Отпустил я их, когда на улице чуть потеплело.

А потом уже, через несколько лет, узнал, что есть на свете такие птицы — корольки. Малые, но любые морозы переносящие. В холод скрываются они в ветках хвои елей или сосен, прижимаются друг к дружке, перышки встряхивают, и вот вам — коллективная печка! Один замерзнешь, а вместе, коллективно, не пропадешь!

Только в ту зиму, видно, мороз сильнее оказался!

Зайчика у нас в поселке знают все. Ну, может быть, те не знают, кто еще не родился или родился вчера-позавчера.