Тонкий слой лжи. Человек в дверном проеме - Страница 11
- Может ее до утра не хватятся?
- Может. - Манчини застегнул пиджак.
Бакстер улегся на диван, завернулся в плед. Билли двинулся к двери, вернулся, взял сумку с фотографиями Салли, подмигнул:
- Одну… на память… оставить?
Бакстер, как перепуганный ребенок, бешено замотал головой.
- Как хочешь. - Манчини похлопал себя по карманам. - Забудь обо всем. Ничего не было. Запомни. Ни-че-го.
Утром в рабочем кабинете Бакстер с нетерпением ждал Манчини. Билли влетел пулей. Победно заревел, швырнул на стол газету. Читай!
Бакстер не понял что и где. Манчини нетерпеливо склонился над другом, ткнул пальцем, закружил по комнате.
Бакстер зажмурился, внутри что-то дрогнуло. Сбылось! Он богат! И теперь в этом нет ни малейших сомнений. Его благополучие гарантировал газетный текст следующего содержания: «Вчера вечером на пляже отеля Си-Кейп найден труп. Женщину обнаружил сторож-смотритель пляжа Леонард Во в одном из шезлонгов. Документы и личные вещи не найдены. Особых примет нет. Возраст около тридцати. Естественной или насильственной смертью умерла пострадавшая не установлено. Полиция ведет следствие…»
Бакстера переполняли волнение и вопросы, вопросы… Он бросал взгляды то на Манчини, то на газету. Снова и снова перечитывал текст, вгрызался в строки. Почему нет документов? Они наверху в номере. Все проще простого. Еще не установили, кто есть кто. Не опознали. Бакстер успокоился. Снова защемило сомнение. Почему не установлено, что смерть наступила в результате сердечной недостаточности? Билли же уверял…
Бакстер с тревогой взглянул на друга:
- Что означают слова: «Естественной или насильственной смертью умерла пострадавшая не установлено?» Они подозревают? Что!? Почему?
Манчини щелкал пальцами, тянул время; ему нравилось смятение друга, наконец, не выдержал:
- Что означает! Что означает! Означает, что Хаймен Бакстер трус и паникер. Прошли считанные часы. Это же утренний выпуск. Эксперты еще не занялись Салли, как следует. Думаю в вечернем выпуске разъяснят как и что. А может… и ничего не сообщат. Станут они писать о каждом сердечнике - куда ж девать рекламу?
Хай, все лучше лучшего. Дело выгорело! Теперь честно признаюсь - боялся! Мало ли что… Твое хладнокровие потрясающе Думаешь я бы на твоем месте не дергался? Ха-ха! Если хочешь знать, я бы не потянул. Вообще. Одно дело трепаться, другое - делать. Ты верно вчера сказал. Расслабься. Все позади. Можешь сейчас же звонить ее адвокату.
Бакстер с сомнением поднял брови.
- Чего тянуть? - Манчини пристукнул кулаком по столу. - Я сам не верил. Пока не прочел. Думаешь, как же я поощряв тебя, не надеясь на успех? Сознательно! Давно заметил: главное - гони сомнения в шею и все получится.
Бакстер нервно рассмеялся. Он все еще не мог прийти в себя, еще не уступил место новому - самоуверенному, богатому человеку, который провернул чертовски не простое дело. Сейчас в Бакстере жили сразу двое. Их борьба отчетливо запечатлелась на толстощеком лице с хитрыми глазами и детски пухлыми губами, вывороченными, напоминающими розовую мякоть плода.
Бакстера одолевали десятки мыслей. Когда хоронить? Где? Что сообщить знакомым? Какая необходима церемония? Какие распоряжения по поводу своих денег оставила Салли? Вообще-то он знал: все отойдет ему - близких нет, но конкретных пунктов завещания предугадать не мог.
Бакстер вспотел: как избавиться от вещей Салли? Выбросить? Продать? Нельзя! Есть в продаже невероятная скаредность и оскорбление памяти покойной. Хаймен решил играть роль безутешного мужа и порадовался, что роль эта дается ему легко; он действительно изумился тому, что думает о Салли с изрядным теплом и, если когда-нибудь они встретятся там… далеко… где рано или поздно все встречаются, он признается, что ничего против нее лично не имел, просто в жизни все так устроено - или ты или тебя. И не он в этом виноват.
Еще Бакстер прикидывал, что его деньги плюс деньги Салли заставят его о многом задуматься. Жизнь его не станет проще. Напротив. Но… появятся новые возможности, подумать о которых раньше он и не смел. Расширить выпуск телеуправляемых снарядов в фирме? Или продать свой пай, а выручку и деньги Салли вложить в свое дело? Производить только оружие или его компоненты - тут сомнений нет - о больших прибылях и мечтать не приходится; Билли переманить к себе; промазать привычно с десяток заказчиков и живи без волнений годы и годы. Надо заиметь собственных Монсонов и Стэмпхэдов, чтобы все крутилось без перебоев, нельзя допустить вмешательства горлопанов-миротворцев и не то, чтобы он желал геенны огненной для всех - вовсе нет! - но деньги превыше всего: или деньги, или морализовать - одно из двух. И еще Бакстер поймал себя на желании щедро поделиться своей удачей. Вот только с кем? С родителями? Ничего такого, что стоило бы благодарности, они для него не сделали. С друзьями? В сущности их нет, не считая Билли, но и тот скорее деловой партнер и вознаграждение ему Хаймен предусмотрел. С женщиной? Такой пока не нашлось, она, конечно, появится и Бакстер начнет ломать голову, кто ей приглянулся - Хаймен Бакстер - одутловатый, смешливый тип с брюшком и вьющимися волосами? Или его деньги? Придется учиться. Чему? Как прикидываться человеком со стесненными средствами, иначе никогда не узнать подлинных чувств женщины к тебе. Неприятно же убедиться впоследствии, что полюбили не тебя, а твой банковский счет.
День прошел суматошно. Вызывал глава фирмы, предупредил: не за горами расширение. Манчини кивал, улыбался и делал все, чтобы понравиться. Бакстер вяло заметил - думал-то вовсе о другом - что сенатор Аллауэр занял странную позицию. Глава фирмы усмехнулся неожиданно мягко, будто припомнил недавние шалости ребенка:
- Сенатор проголосует за ракетную программу и не только потому, что с ней связаны наши интересы, Бакстер. На трибунах все за мир, но прокладывают путь к власти голоса конкретных людей, работающих на конкретных предприятиях и недурно зарабатывающих, например у нас. У живых людей есть вполне земные заботы - содержание семьи, погашение кредитов, накопления и такие люди провалят любого, воркующего о миролюбии. Кто ж захочет потерять работу? Даже, если работаешь на самого дьявола, но тот платит недурно, со временем начинаешь ему симпатизировать.
Президент хлопнул ладонью по столу - устал, напрасно выплеснулся: Аллауэр послушно голосовал не только за расширение военного производства, но и за размещение ракет далеко за пределами страны; сенатор обеспечивал комплексную услугу оружейникам - заботился не только о сбыте их продукции, но и о политической смазке - размещение стремительно увеличит нашу мощь, а значит безопасность. Чтобы фирмы, подобные фирме Бакстера, работали беспрепятственно существовал единственный выход - повсюду видеть врагов. В будущем году сенатора ожидали перевыборы и внезапной неуступчивостью он намекал на пополнение своих предвыборных фондов.
Бакстер повел себя неожиданно независимо, неожиданно даже для самого себя. Никакой наглости, разумеется. Но… спокойная уверенность, которой раньше не было. Хаймен чаще обычного встречался глазами с президентом, и позволял мысленно усмехаться словам патрона, зная что в его взгляде - обычно покорном взгляде Хаймена Бакстера - проглядывает насмешка
В отношениях троих возник новый неизвестный фактор, о котором никто не говорил вслух, но наличие которого не вызывало сомнений.
Бакстеру понравилось это чувство. Он оставался все тем же человеком, но теперь чьи-то мнения о нем разбивались о деньги, которые оставила ему Салли. Он мог кому-то нравиться, кому-то нет; раздражать кого-то или восхищать и всего лишь день назад должен был учитывать все, чтобы своим поведением не осложнить собственную жизнь.
Теперь же?
Все изменилось.
Бакстер думал: такой я или сякой; говорю глупости или сыплю отборным зерном мудрости - не имеет значения, потому что моя жизнь не зависит от чьих-то мнений. Я могу работать для удовольствия, могу в любой день укатить куда глаза глядят, встречаться с незнакомцами на любых широтах, болтать в тихих, уютных барах, что разбросаны по всему миру, выслушивать россказни о бедах, которые случаются с разными людьми, и поражаться, что беды всюду такие разные и такие одинаковые и вежливо улыбаться и уходить, чтобы никогда больше не встретить тех, с кем случилась беда. Я могу распоряжаться собой так, как того хочу только я.