Тонкая темная линия - Страница 88

Виктор сидел среди обломков и просто бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону. В доме было темно и тихо. Значит, все уснули, и их больше не существует. Маркус запретил ему заходить в его Владения, но Маркус спит, и его желания исчезли, словно выключили телевизор. Виктору всегда нравилось приходить сюда и сидеть среди маленьких домиков. Он знал и о том, где брат хранит свои Секретные Вещи, поэтому иногда Виктор открывал Секретную Дверь и брал их, только чтобы потрогать. То, что он знал о Секретной Двери и дотрагивался до Секретных Вещей, а никто другой об этом и не подозревал, возбуждало Виктора, окрашивая все вокруг в красное и белое.

Но сегодня вечером Виктор чувствовал только очень красное. Красные языки все кружились и кружились вокруг него, облизывая и будоража его мозг. Красное, красное, красное. Темнота и свет. Все время по кругу, по кругу, все ближе и ближе.

Виктор пытался найти успокоение в книге Одюбона, но птицы смотрели на него сердито, словно они знали, что происходит у него в голове. Как будто они тоже слышали голоса. Эмоции наполняли его, как вода, захлестывая его своей интенсивностью. Виктор чувствовал, что задыхается. Он и раньше слышал голоса. Они доходили до него сквозь пол его комнаты. Виктору не нравились голоса без лиц, особенно красные. В такие моменты он сидел на кровати, не касаясь ступнями пола, потому что боялся, что голоса могут подняться по пижамным брюкам и пробраться в его тело через прямую кишку.

Виктор дождался, пока голоса ушли. Потом подождал еще немного. Он досчитал до Магического числа три раза по шестнадцать, и только потом вышел из своей спальни. Он спустился во Владения Маркуса, влекомый желанием увидеть лицо, даже если его это расстроит. Иногда с ним такое случалось. Порой он не мог удержаться и колотил кулаком в стену, хотя знал, что будет больно.

Беспорядок, царивший во Владениях Маркуса, огорчил Виктора. Он не выносил сломанных вещей. Вид разбитого стекла или разнесенного в щепки дерева отдавался острой болью в голове. Он чувствовал, что видит каждую разорванную молекулу, ощущает их боль. И все-таки он остался в комнате из-за лица. Виктор закрыл глаза и увидел лицо, потом открыл их и увидел лицо снова. То же самое, такое же, знакомое, и все-таки другое. У него сразу возникло очень красное чувство. Виктор снова закрыл глаза и стал вести счет до Магического числа.

Анни. Она была Другая, но не Другая. Памела, но не Памела. Элейн, но не Элейн. Маска, нет маски. Все, как и раньше, и очень красное.

Виктор раскачивался и стонал, его чувства обострились до крайности. Каждая клетка его тела напряглась, даже его пенис. Он беспокоился, что паника нанесет ему удар и заморозит его, поймав красный цвет в ловушку внутри его тела. И там он будет становиться все сильнее и сильнее, и никто не сможет это остановить.

Виктор поднял руки, коснулся своей любимой маски и стал раскачиваться, по его щекам потекли слезы, пока он смотрел на карандашный набросок Анни Бруссар, сделанный его братом, и на расплывшееся кровавое пятно, испачкавшее ее лицо.

Ким Янг частенько захаживала в бар «Буду Лаундж». Она работала помощником менеджера в магазине «Быстрая покупка» на улице Дюма в Байу-Бро и полагала, что вполне заслужила пару бутылочек пива после напряженного трудового дня. Кроме того, Айки Кебодо, ее подчиненный, вел себя странно, пах, как корзина с грязным бельем в мужской раздевалке, и на его лице красовалось столько прыщей, что Ким предполагала самое худшее – на днях эта физиономия просто взорвется и разлетится на куски. После восьми часов в компании Айки пиво было наименьшим из того, что она заслуживала.

Поэтому Ким Янг всегда останавливалась в этом баре, чтобы пропустить стаканчик на ночь, когда ее муж Майк работал на буровой в Мексиканском заливе. Они жили в пригороде Лака в чистеньком кирпичном домике с большим двором. Ким и Майк поженились меньше года назад, и молодая женщина уже успела обнаружить, что семейная жизнь весьма напоминает выпуск новостей, где чередуются плохие и хорошие известия. Майк оказался завидным приобретением, но она подолгу оставалась одна, когда муж отправлялся на буровую. Вот и сейчас он был в отъезде и должен был вернуться домой только через неделю.

Майку придется пропустить карнавал на Марди-Гра в Байу-Бро, и Ким из-за этого злилась. В двадцать три года ей все еще нравились веселые компании, и она решила, что повеселится на славу и без Майка, если ее благоверный не удосужится взять выходные на эти дни.

Ким уже договорилась с Жанной-Мари и Кэндис, что они вместе пойдут на праздник. Получится этакий девичник. Всегда полно парней, чтобы немного пофлиртовать и потанцевать до упаду, если, конечно, власти в этом году разрешат танцы на улицах. Все так перепугались из-за этого насильника. Утром одна из жертв умерла. Ким сама слышала по радио.

Ким никому бы в этом не призналась, но она и сама плохо спала последнюю неделю. Она даже подумывала переехать к сестре, пока Майк не вернулся. Но у Беки был месячный малыш, который плакал по ночам из-за колик. Тем более что она сумеет за себя постоять.

Ее старый «Шевроле-Каприз» свернул в ворота рядом с домом под песню Захарии Ричардса, доносившуюся из казино, стоявшего ниже по реке.

Дом встретил ее чистотой и уютом, ничего не изменилось после ее ухода. Корзина с чистым бельем стояла на столе в кухне, его оставалось только разложить по местам. Ким подхватила корзину, прошла с ней в спальню и стала раскладывать вещи по ящикам, одним глазом поглядывая в маленький цветной телевизор. Она его специально купила, чтобы поставить на туалетном столике.

Где-то в половине второго ночи Ким наконец улеглась в постель и долго лежала без сна, прислушиваясь к шорохам в доме. На улице поднялся сильный ветер, и Ким в раздражении думала, что почти невозможно отличить скрип деревьев от поскрипывания чужих шагов под окнами. Около двух часов она все-таки уснула с недовольной гримаской на лице, засунув руку под подушку Майка.

В 2:19 Ким неожиданно проснулась. Кто-то был в комнате. Ким чувствовала его угрожающее присутствие в темноте. Ее пульс зачастил. Она лежала не шевелясь и ждала.

Перед тем как лечь, Ким оставила свет в ванной, располагавшейся дальше по коридору. И теперь слабый отсвет освещал прямоугольник полуоткрытой двери в спальню. Ким увидела, как он приближается. Черная страшная фигура. Черт лица не разобрать. Он двигался тихо, словно смерть.

«Почему именно я? – подумала Ким, когда преступник беззвучно проскользнул в спальню. – Почему он выбрал именно меня? Чем я это заслужила?» Молодая женщина решила, что позже обязательно это выяснит, а темная тень тем временем приближалась к кровати.

Не колеблясь ни секунды, Ким Янг села в кровати, вытащила дробовик из-под подушки мужа и спустила курок.

Весь сон пронизывали красные полосы. Мягкий красный свет кружился, словно пылинки в луче солнца. Глубокие красные тени казались потоками крови. Она стояла, как ей казалось, перед зеркалом, но видела не свое отражение. Сквозь стекло на нее обвиняюще, презрительно смотрела Линдсей Фолкнер. Анни протянула руку, желая прикоснуться к холодному стеклу. Но Линдсей прошла через него и прошла сквозь Анни.

Анни повернулась, хотела убежать, но пол вдруг поднялся и превратился в стену, на которой была распята Памела Бишон. Кровь текла из ее ран, темные глаза пронизывающе смотрели на Анни.

Анни закричала, прогоняя кошмар, и проснулась. Простыня обвилась вокруг ее тела, как саронг, волосы спутались и стали влажными от пота. Кондиционер поскрипывал, но исправно гнал в комнату струю ледяного воздуха. Кожа Анни покрылась мурашками. Мучительный сон прилип к ней, как навязчивый запах. Тени и кровь. Страна теней.

Слишком взбудораженная, чтобы снова лечь спать, Анни пошла в спальню и сменила промокшую от пота футболку. Фуркейд все убрал, но она не могла заставить себя спать в этой постели. Возможно, попозже, когда воспоминания потускнеют. Или потом, когда все закончится, она заново покрасит стену и купит новые подушки…