Тонкая темная линия - Страница 2

Окружной прокурор свирепо оглядел репортеров:

– Поживем – увидим. Расступитесь, пусть полиция, делает свою работу.

– Дэвидсон не смог добиться правосудия в зале суда, поэтому решил взяться за дело сам. Вы чувствуете свою ответственность, мистер Притчет?

– Мы сделали все, что смогли, на основании имеющихся у нас доказательств.

– А доказательства-то хлипкие, верно?

– Не я их собирал, – отрезал окружной прокурор и пошел обратно в здание суда. Его лицо стало таким же багровым, как предвещающий ветер закат.

Прихрамывая, Анни преодолела последнюю ступеньку и открыла дверцы полицейской машины, стоящей у тротуара. Фуркейд подвел к ней рыдающего Дэвидсона в сопровождении четверых полицейских. Толпа следовала за ними, словно гости на свадьбе, провожающие счастливых молодоженов в свадебное путешествие.

– Ты сам запрешь его, Фуркейд? – поинтересовался Хукер, когда Дэвидсон уселся на заднем сиденье.

– Черта с два! – огрызнулся детектив, захлопывая дверцу. – Сам его запирай.

Хукер покраснел, но не сказал ни слова, когда Фуркейд пересек улицу, уселся в потрепанный черный «Форд» и отъехал в противоположном от окружной тюрьмы направлении.

– Он виновен, – убежденно сказал Ник. Не обращая внимания на предложенное ему кресло, он беспокойно мерил шагами тесный кабинет шерифа.

– Тогда почему же у нас на него абсолютно ничего нет, а, Ник?

Шериф Огюст Ф. Ноблие, или попросту Гас, сидел за своим рабочим столом. Толстый, с «пивным» животом, он изо всех сил старался создать атмосферу спокойствия и благоразумия, хотя казалось, что сами эти понятия просто ненавистны детективу Фуркейду. Гас Ноблие занимал этот пост в течение пятнадцати лет, три срока подряд. Шериф любил свою работу и хорошо с ней справлялся. И только последние шесть месяцев, что у него проработал Фуркейд, он вдруг начал испытывать постоянные приступы изжоги.

– У нас есть это чертово кольцо, – возразил Фуркейд.

– Но ты же знал, что оно не числилось среди вещей, которые должны были искать при обыске.

– Какие глупости! Мы же его нашли!

– И вовсе это не глупости, – осадил его Гас. – Мы говорим о правилах, Ник. Иногда мы обходим их, порой нарушаем. Но мы не можем делать вид, что правил вообще не существует.

– Так что же, черт побери, мы должны были делать? – В вопросе Фуркейда прозвучал неприкрытый сарказм, и он выразительно пожал плечами. – Оставить кольцо в доме Ренара, а самим попытаться раздобыть еще один ордер на обыск? – Фуркейд зажмурился и прижал пальцы ко лбу. – Мне сразу показалось, что у Памелы в вещах чего-то не хватает, но как я мог догадаться, чего именно?

– Черт бы тебя побрал, Ник!

От раздражения Гас даже встал с кресла, его лицо залил неестественный румянец. Побагровела даже кожа на голове, просвечивающая сквозь короткий ежик седеющих волос. Благодаря своему внушительному росту шериф на пару дюймов возвышался над детективом, только тот был сложен как боксер-тяжеловес.

– А пока мы гоняемся за собственным хвостом, пытаясь соблюдать правила, – продолжал Фуркейд, – Ренар вполне мог избавиться от колечка, вам не кажется?

– Ты мог оставить там Стоукса и приехать сюда. Почему Ренар так долго хранил кольцо? Мы были в его доме дважды…

– Бог любит троицу.

– Он оказался умнее.

Ник ожидал от шерифа чего угодно, даже оскорблений, но такого не предвидел. Промолчать он не смог.

– Вы полагаете, что это я подбросил кольцо? – поинтересовался он невозмутимо, но его спокойствие не предвещало ничего хорошего.

– Я этого не говорил. – Гас шумно выдохнул воздух.

– Проклятие! А вам не кажется, что если бы я знал, что собираюсь найти, то у меня хватило бы сообразительности внести кольцо в список?

Шериф нахмурился, морщины на большом лице проступили резче.

– Не кипятись. – Гас поднял руку. – Нам всем хотелось, чтобы обвинили Ренара. Я просто пытаюсь объяснить тебе, как это может выглядеть и как все можно извратить. Помни об этом и впредь постарайся держать себя в руках.

Ник вздохнул, отвернулся от заваленного бумагами стола и снова зашагал по кабинету, но уже с меньшей энергией.

– Я детектив, а не специалист по связям с общественностью. У меня есть дело, и я его делаю.

– Но ты не можешь заниматься только Маркусом Ре-наром.

– И что же мне остается делать? Пойти к цыганке? Пусть нагадает мне еще подозреваемых? Или придерживаться нелепой версии, что это убийство – дело рук серийного убийцы, которого поймали четыре года назад?

– Ты не можешь вцепиться в одного только Ренара, Ник, если у тебя нет весомой улики или свидетеля. Это нарушение прав личности, и он подаст против нас иск.

– О Господь милосердный! Он подаст на нас в суд. Этот убийца! – взвился Ник.

– Гражданин! – рявкнул Гас, и его кулак обрушился на стол в пространстве между двумя кипами документов. – Гражданин, обладающий всеми правами и чертовски хорошим адвокатом, чтобы заставить уважать его права.

– Он убийца.

– Только когда ты поймаешь его и докажешь его вину по всем правилам. У меня достаточно проблем в округе, если учесть, что половина жителей верит в воскрешение Душителя из Байу, а вторая требует немедленно линчевать – Ренара, тебя, меня. Этот костерок и так неплохо горит, и мне ни к чему, чтобы ты подливал в него масло.

– Вы хотите, чтобы я вообще бросил это дело, Гас?

Фуркейд нетерпеливо ждал ответа шерифа. Это было его первое серьезное дело после приезда из Нового Орлеана, и оно засосало его, стало делом его жизни. Кое-кто мог бы назвать это одержимостью, но сам Фуркейд не считал, что перешел опасную черту. Его пальцы сжались в кулаки, словно вцепляясь в расследование. Он не мог расстаться с ним.

– Держись в тени, не высовывайся, – обреченно проворчал Гас Ноблие, тяжело опускаясь в кресло. – Пусть на виду будет Стоукс. Не попадайся на глаза Ренару.

– Он убил Памелу, Гас. Ренар хотел ее, а она его нет. Поэтому он преследовал ее, терроризировал. А потом похитил, мучил и убил.

Гас умоляюще поднял руки.

– Любой житель штата Луизиана может считать, что Маркус Ренар убил Памелу Бишон, но, если мы не получим серьезных доказательств его вины, он останется на свободе.

– Дерьмо, – сквозь зубы выругался Ник. – Возможно, мне следовало позволить Хантеру Дэвидсону пристрелить его.

– Тогда бы Хантера Дэвидсона обвинили в убийстве.

– Притчет будет выдвигать обвинение?

– А что ему остается? – Гас взял со стола рапорт об аресте, посмотрел на него и отложил в сторону. – Дэвидсон попытался убить Ренара на глазах пятидесяти свидетелей. Пусть это станет уроком для тебя, если захочешь с кем-нибудь разделаться.

– Я могу идти?

Гас внимательно посмотрел на подчиненного.

– Ты ведь не собираешься никого убивать, Ник?

– У меня есть дела поважнее.

Выражение лица Фуркейда оставалось непроницаемым, по глазам тоже невозможно было ничего прочесть. Желудок Гаса отчаянно потребовал таблетку от изжоги. Он поморщился.

– Не лезь на рожон, Фуркейд. Сейчас модно обвинять полицейских во всех грехах. А твое имя и так у всех на языке.

Анни задержалась у открытой двери в зал для совещаний. Она уже успела сменить пострадавшую во время падения форму на джинсы и футболку, которые хранились на всякий случай в ее шкафчике. Анни попыталась разобрать, о чем же идет спор в кабинете шерифа, расположенном дальше по коридору, но уловила только нетерпеливые, сердитые интонации.

Еще до слушания дела пресса многословно распространялась насчет того, что Фуркейд потеряет работу из-за грубого промаха с ордером на изъятие улик, хотя ни у кого не было никаких доказательств, что именно он подложил кольцо в ящик стола Ренара. Зачем было детективу подбрасывать улику, если она не значилась в ордере на изъятие? Вполне вероятно, что Ренар сам положил кольцо в ящик, так как ему и в голову не могло прийти, что его дом станут обыскивать в третий раз. Те, кто совершает убийства на сексуальной почве, склонны оставлять что-то на память о своих жертвах, будь то безделушка или часть тела. Таковы факты.