Тонкая структура (СИ) - Страница 11

Очередной удар грома раздается на месте предыдущего — посреди комнаты, перед высокой башней из перемигивающихся блоков физического моделирования, составляющих рабочее место Анны Пул. Но на этом все.

— Еще раз, — распоряжается Эшмор. — И… пусть кто-нибудь попробует до нее дозвониться.

— Эдриан, это не поможет, — говорит Муока. — Если в первый раз не получилось, то почему во второй должно быть по-другому?

Несмотря ни на что, эксперимент повторяется.

— Говорят, «абонент недоступен», — сообщает стажер, прижимая телефон к уху, в то время как идет подготовка к третьему запуску.

После третьей попытки Эшмор сдается. По плану машина требует восстановительного ремонта после каждого эксперимента. Четыре запуска подряд нанесли ей непоправимый урон; она просто больше не заработает. А на звонок так никто и не ответил.

Наступает долгая и нервозная тишина.

— И что теперь? — спрашивает кто-то.

— Было важно хотя бы попытаться. Но, думаю, теперь нам нужно вызвать полицию, — мягко замечает Томас Муока.

Хотя на постройку телепорта у них ушли годы, следующие несколько недель покажутся им гораздо, гораздо бóльшим сроком.

Снова и снова под разными углами повторяется пересказ одной и той же истории:

В ночь перед инцидентом была гроза. И во время этой грозы в лабораторию ударила молния. Лаборатория расположена на сравнительно большой высоте, так что подобная возможность уже была принята в расчет; молниеотвод заземлил удар, а чувствительное электрооборудование телепорта было надежно экранировано от электромагнитного воздействия. Чего нельзя сказать о мейнфрейме, в котором хранилась телепортационная программа. Такое случается один раз на миллион: программа едва заметно исказилась; изменились лишь несколько байт, но этого оказалось достаточно, чтобы повлиять на ход эксперимента.

Теоретически радиус действия телепорта не ограничен — однако вероятность успешного перемещения начинает быстро убывать, как только расстояние превысит, скажем, пятьдесят километров. При этом радиус действия охватывает все возможные направления. Анна Пул могла упасть на землю где-нибудь в сельской местности, но при прочих равных она с гораздо большей вероятностью переместилась на довольно-таки приличное расстояние вверх или вниз — либо в воздух или даже в космическое пространство, либо глубоко под землю.

Телепортация — это не простой перенос чего-либо на новое место. Это обмен двух фрагментов пространства. Если что-то перемещается в другое место, значит, то, что уже находится там, должно вернуться обратно. Если бы Анна оказалась под землей, то там, где она стояла, появился бы кусок камня, в точности воспроизводящий ее форму. Если бы она оказалась где-нибудь чуть выше поверхности земли, то ничего бы не произошло — она бы исчезла, а ее место бы занял воздух. В действительности же не случилось ни того, ни другого. Место Анны Пул заняло пространство, повторяющее ее форму и по своим свойствам близкое к вакууму. Выравнивание давления в помещении и вызвало тот самый раскат грома.

Этот звук — как моментально поняли с полдюжины из нас — означал, что спасти Анну уже не удастся. Составление телепортационной программы требует огромных временных затрат. Придумать совершенно новую программу — или хотя бы исправить поврежденную — меньше чем за один день по человеческим меркам просто невозможно. Отсутствие грома означало бы, что у Анны еще есть — пусть даже и мизерный — шанс пережить падение с высоты и либо добраться до дома, либо попасться на глаза поисковой команде. Если бы на месте Анны появилась ее каменная статуя, это бы означало, что она занимает неподвижное положение — превратилась в живое ископаемое — внутри угольного пласта. Мы могли бы повторно запустить искаженную программу и вернуть ее обратно в течение нескольких секунд. Раскат грома указывал на то, что Анна оказалась на большой высоте, а значит, начала падать. Ее положение изменилось, поэтому повторный запуск эксперимента, который мы, несмотря на вышесказанное, все-таки провели, в реальных условиях мог спасти лишь еще несколько порций воздуха под низким давлением.

Обнаружить тело Анны Пул так и не удалось, поэтому спустя несколько месяцев поиски в близлежащей сельской местности были прекращены.

Основная ответственность за то, что повреждение программы прошло незамеченным во время контрольной проверки, была возложена на доктора Эдриана Эшмора, который был приговорен к тюремному заключению за непредумышленное убийство.

Прошло восемнадцать месяцев.

— Джефф, что это за мужик? У него разрешение есть?

Невысокий мужчина с густыми усами, стоящий позади незнакомца в грузном пальто, машет грязным листком желтой бумаги.

— Конечно. Он из полиции.

— И что, теперь заниматься раскопками — это преступление? Я думал, они собирались прислать археолога.

— Детектив Хэддон. Археолог уже в пути, — говорит незнакомец. — Вообще-то, выкапывание тела из земли — это более серьезное преступление, чем даже его закапывание. Хотя, как, черт возьми, кто-то умудрился закопать тело настолько глубоко, лично мне непонятно, и зачем им понадобился археолог, я тоже не знаю. Могу я взглянуть на вашу находку?

Кивнув, Адам Мэнселл ведет детектива — которому из-за своего роста пришлось чуть ли не согнуться пополам при том, что неприспособленный к его голове шлем все равно цепляется за каждую торчащую сверху балку, — в более глубокую часть совершенно непроглядных туннелей, заваленных разным оборудованием. Джефф, руководящий работами, следует за ними. Шахта с длинными забоями вырыта на шестьдесят процентов.

Наконец, они добираются до врубовой машины, стоящей над угольным забоем. Джефф показывает на сломанное лезвие.

— И в чем причина?

— Тело.

— … Тело? — Хэддон щелкает пальцем по лезвию машины. Дзынь. — Эта штука стальная или вроде того, правильно? Тело что, окаменело?

— Слушайте, вам нужно самому это увидеть, — говорит Джефф. — Вон там. Мы его только раз зацепили, и цепь уже сломалась. Посмотрите сюда. Это над забоем.

— Оно, наверное, из чего-нибудь типа алмаза сделано, — замечает Адам.

Новоприбывший детектив следует за ними к каменноугольному забою и все трое направляют свои головные фонари туда, где стоит Адам.

Прямо из каменной стены неподвижно торчат бледно-белые костяшки четырех пальцев и кончик большого пальца правой человеческой руки. Рука маленькая, вероятно, женская. Над поверхностью она выступила на пару сантиметров. На одном из пальцев — кольцо.

— Я думал, что в кольце мог быть бриллиант, — говорит Джефф. — но бриллиант такого размера ничего бы не сделал нашему оборудованию. А насчет остального — не знаю. Это как будто… в общем, не хочу произносить это слово.

— Кто-нибудь из вас его трогал? — спрашивает полицейский.

— Вряд ли.

Хэддон достает латексные перчатки и осторожно надавливает сначала на кольцо, затем на один из пальцев.

— На ощупь твердое. Не такое как алмаз, но все-таки довольно твердое. В то же время, на вид и на ощупь напоминает кожу, непонятно как. Кожа, на мой взгляд, бледнее, чем в большинстве случаев, но тон похож на естественный. Возможно, дело в свете. Полагаю, тело могло превратиться в окаменелость. Но я еще не слышал о таких твердых окаменелостях, чтобы об них можно было сломать бур. Да и вообще, в угольных забоях окаменелостей не бывает, так ведь?

— Уголь — это и есть окаменелости.

— А что прямо над нами? — спрашивает Хэддон.

— Поля, — отвечает Джефф. — Огороженные. Есть опасность проседания грунта. Это наверняка случится, когда забой опустеет.

— В угольном пласте есть разломы? Какие-нибудь… не знаю… глубокие трещины?

— Слушай, ты меня спрашиваешь? Это сплошной кусок угля. Она запеклась внутри. Она не сделана из алмазов, но такая же твердая. Кроме шуток, чувак.

— Она, наверное, была геологом или вроде того. Изучала породы наверху. Свалилась в разлом и оказалась здесь.