Тонкая нить(изд.1968) - Страница 74
— Ладно, — проворчал он, — давайте доллар. Остальное — потом. Скоро ехать пора.
Войцеховская отвернулась к стене, прикрывая собой сумочку, которую ни на минуту не выпускала из рук, выхватила оттуда небольшую пачку банкнот, пересчитала их и швырнула через стол старику.
Рыбак ловко подхватил деньги, также аккуратно пересчитал их и, поднявшись из-за стола, убрал в почерневшую от времени шкатулку, стоявшую на комоде в углу комнаты. Затем он уселся к столу и принялся что-то старательно царапать карандашом на клочке бумаги.
— В чем дело? — нервно спросила Войцеховская. — Что это вы там пишете?
— Расписка, — с невозмутимым видом сказал рыбак. — Я пишу расписка, что получал доллар. Ты — давал, я — получал. Каждый дело требует порядок…
— Расписка? — изумилась Войцеховская. — А к чему она мне? Хотя… — Она загадочно улыбнулась. — Хотя давайте расписку… Пригодится…
Про себя она подумала: «Тебе же, старый дурак, хуже. Сам в петлю лезешь».
— Надо собирайте, — отрывисто сказал рыбак, вручив ей расписку, которую та тщательно упрятала. — Быстро! Быстро! Уже есть время!
«Племянник» проворно юркнул в сенцы и вернулся с верхней одеждой гостей и грубыми брезентовыми плащами с откидными капюшонами. Два из них он протянул Войцеховской и Савину. Сами они вместе с рыбаком надели плащи поверх теплых ватных курток.
Светя в кромешной тьме фонарем, старый Имант повел гостей к дощатому причалу, возле которого качался рыбацкий баркас.
— Ход у этого суденышка будь здоров, — прошептал Савин на ухо Войцеховской. — Как черт тянет.
— Ладно уж, помолчи, — огрызнулась та. — Лишь бы до места добраться…
Войцеховская и Савин перебрались на баркас и уселись возле борта. Рыбак нырнул в темноту и вскоре вернулся с «племянником», таща вместе с ним тяжелую сеть.
— Для маскировка, — пояснил он. — Для пограничник. Едем рыба брать…
Сеть была брошена на дно, к ногам пассажиров. Дядюшка Имант и «племянник» мягко спрыгнули в баркас, мотор затарахтел, канат был отвязан, и суденышко ходко пошло в море.
Прошло минут пятнадцать — двадцать, и на опустевшем причале появился еще один человек. С минуту он постоял, вслушиваясь в монотонный плеск волн, набегавших на песчаный берег, и, убедившись, что звук мотора заглох вдали, несколько раз включил и выключил электрический фонарик, направляя тонкий луч света вдоль берега. В ответ на этот сигнал где-то невдалеке, в море, оглушительно взревел мотор, вспыхнул прожектор, и к дощатому причалу, на котором стояла одинокая фигура, стремительно помчался верткий пограничный катер.
Метрах в ста от берега катер резко затормозил, вздыбив высокие буруны, описал кривую и осторожно, приглушив мотор, подошел к причалу.
— Ну как, — послышался с катера голос Луганова, — все нормально?
— Полный порядок, — ответил Миронов (это он стоял на причале) и ловко перескочил на палубу катера. — Давайте так, товарищи, — обратился Андрей к командиру катера, поглядев на светящийся циферблат своих часов, — отойдем в море и немного поболтаемся. До назначенного срока еще сорок семь минут. Да свет выключите, он пока ни к чему.
— Слушаюсь, товарищ майор! — ответил командир катера.
Прожектор погас, мотор заработал на полную мощность, и катер рванулся в открытое море.
…Прошло около часа, как баркас дядюшки Иманта покинул берег. Мерно тарахтел мотор, волны плескались о борт суденышка. Старый рыбак, посасывая свою трубку, сидел на руле, «племянник» притулился возле мотора. Войцеховская, напряженно всматривавшаяся в темноту, сейчас откинулась к борту, надвинула капюшон и, казалось, дремала. И чего было беспокоиться? Все шло как по маслу. Еще час-другой, и они будут в водах той страны, куда она стремилась. А там… там… Там она сбросит с себя ненавистную личину, которую столько лет носила…
В этот миг где-то вдалеке, не то справа, не то позади, послышался гул мощного двигателя. Гул все нарастал и нарастал. Старый рыбак безмолвно застыл у руля, напряженно вглядываясь в темноту, а «племянник» испуганно зашевелился возле мотора. Войцеховская резко выпрямилась, вцепившись пальцами в рукав Савина.
— Ты слышишь? — спросила она свистящим шепотом. — Слышишь? Что это может быть?
Савин не успел ответить, как прямо по ходу баркаса, в какой-нибудь сотне метров впереди, вспыхнул ослепительный луч прожектора и, стремительно пробежав по верхушкам волн, уперся прямо в баркас, выхватив его весь, вместе со всеми пассажирами, из темноты. Мотор баркаса внезапно чихнул раз, чихнул другой и заглох. Гул вдалеке, во мраке, становился все ближе, все явственнее. Там возник второй сноп света, метнулся в одну сторону, в другую, скрестился с первым и вцепился в беспомощный баркас, безжизненно качавшийся на волнах.
— Почему выключили мотор? — хрипло прошипела Войцеховская, вскакивая со своего места. — Включай немедленно!.. Надо уходить, уходить надо…
— Куда уйдешь? — тоскливо отозвался рыбак. — Куда? Нет куда. Пограничники…
— А ну, старый пень, — повысила голос Войцеховская, — немедленно запускай мотор — и ходу! И ты пошевеливайся, щенок паршивый! — яростно повернулась она к «племяннику». — Твоя небось работа? Наделал от страха в штаны и заглушил мотор, собачья кровь! А ну, живо!
В ее руках тускло блеснула вороненая сталь пистолета. Все дальнейшее не заняло и минуты. К вящему изумлению Войцеховской, на лице «племянника», мертвенно-бледном в слепящем свете прожектора, не было и тени замешательства, ни малейших признаков страха, никакого испуга. Чуть пригнувшись, «племянник» отчаянным прыжком преодолел разделявшее их пространство и кинулся на Войцеховскую. Анна Казимировна выстрелила, но напрасно. В момент выстрела рука ее была подброшена снизу вверх, и в следующее мгновение пистолет очутился в руках Савина.
— Анна Казимировна, вы сошли с ума! — крикнул Степан, отстраняя ее руку. — Стрелять на глазах у пограничников? Это… Это безумие…
— А-а-а-а, — взвизгнула Войцеховская, — и ты туда же? Трус, предатель!
С неженской силой она ударила его по лицу. Ударила раз, хотела нанести еще удар, но подоспевший Савельев крепко схватил ее за руку. Степан смотрел на нее с нескрываемым презрением.
— Спасибо, Анна Казимировна, — сказал он сдавленным голосом, — спасибо за учение…
Но Войцеховская его не слушала: с остервенением вырывалась она из рук Савельева, державшего ее железной хваткой.
Между тем пограничные катера, утробно урча моторами, работавшими на малых оборотах, с двух сторон приблизились к баркасу, беря его в клещи.
— Что за судно? — послышался с одного из катеров властный голос, усиленный рупором. — Откуда, из какого порта идете? Куда? Почему нарушили государственную границу? Что у вас там происходит, что за стрельба?
В ответ не раздалось ни слова. Все, кто находился на баркасе, молчали.
— Швартуй баркас! — прозвучала команда. — Наряду перейти на задержанное судно. Взять баркас на буксир. Людей перевести сюда, на катер.
«Все, — поняла Войцеховская, — игра кончена. Не вывернуться». Но сдаваться живьем в руки чекистов она не собиралась. Войцеховская пригнула голову, вцепилась зубами в угол воротника своего пальто, с силой сжала челюсти и закрыла глаза. Она знала: мгновение — и Аннели Пщеглонской не будет в живых. Хрустнет в зубах раздавленная ампула, и молниеносно действующий яд сделает свое дело…
Что это, однако? Прошло мгновение, другое и третье, а под зубами ничто не хрустит. Она жива, жива…
— Вот так встреча! Никак, Анна Казимировна? — внезапно раздался с одного из катеров до ужаса знакомый голос. — Зря стараетесь, ясновельможная пани. Ампулы в вашем воротнике нет. Я ее обнаружил и вынул, пока вы торговались с владельцем баркаса там, в Вентспилсе.
«Пресвятая дева Мария! Чей это голос, как попал сюда этот человек? — с ужасом подумала Пщеглонская. — О чем он говорит, этот инспектор? Неужели все знает? Но, матерь божья, инспектор? Откуда? Как?» Внезапно Пщеглонскую осенило: «Чекист! Этот инспектор — переодетый чекист, и Савин чекист, и старый рыбак чекист, и его племянник, конечно, тоже. Все они — чекисты. В этой непонятной стране — все чекисты!»