Томек в стране фараонов - Страница 3
— Видимо, так оно и было, — сказал Новицкий. — Но ты посмотри на сфинкса. Не пушечные ли ядра так искалечили голову этого льва с лицом человека?
— Ты верно угадал, но сделали это умышленно мамелюки за несколько сотен лет до прихода сюда французов. Никак они не могли уничтожить этот документ, и тогда использовали его как мишень для артиллерийских учений.
— Неужели? — поразился Новицкий. — И египтяне не протестовали против этого вандализма?
— В то время египтяне сами не понимали, какое великолепное наследство получили от фараонов древности, а завоевавшие Египет мусульмане-фанатики приложили все силы, чтобы уничтожить следы великого египетского прошлого.
— Вы оба правы, но лишь отчасти, — вмешалась Салли. — Повредил сфинкса мусульманский дервиш Саим аль-Дар, и сделал он это в знак протеста против фальшивой религии темных древних египтян.
— И теперь это отсутствие чутья увеличивает интерес туристов, — пошутил Томек.
— Да, наш «хеопсик» унюхал, что потеря носа добавит ему популярности, — вторил ему Новицкий.
Однако неутомимая Салли, как будто их не слыша, тянула дальше нить повествования:
— Арабы принесли с собой в Египет собственную культуру, высокоразвитую науку и искусство, они преднамеренно уничтожали египетские памятники. При строительстве нового Каира они использовали материалы, содранные с монументальных памятников эпохи фараонов. Из старой столицы Египта, Мемфиса, арабы вывозили порталы, колонны, даже части стен древних храмов. Разобрали триумфальные арки времен римского владычества. Возвышающаяся над Каиром крепость… ее возвел султан Саладин. Она построена из камней, взятых из пирамид, что поменьше. Прибавьте еще воздействие природы. Ведь еще в древности пески пустыни занесли сфинкса, так что была видна лишь одна его огромная голова. Таким увидел его Денон, увековечив на своем рисунке.
— Ты хочешь сказать, что до этого никто не занимался сфинксом? — снова удивился Новицкий.
— Если память мне не изменяет, еще фараон Тутмос IV повелел удалить песок вокруг сфинкса и окружить его стеной из обожженного кирпича, однако песчаные бури вновь засыпали монумент, и песок убирали потом многократно![17]
— Я слышал, в Египте много сфинксов, но вот этот — самый знаменитый, — заметил Новицкий. — А вообще-то мне интересно, каким образом приволокли сюда целую скалу?
Салли только того и надо было. С энтузиазмом она приступила к рассказу о создании сфинкса. Сообщила, как после окончания возведения пирамиды Хеопса дорогу, предназначенную для перевозки камней, превратили в платформу, ведущую от нижнего к верхнему храму, который тогда ставился у подножия пирамиды Хефрена, сына Хеопса. Как на первом отрезке новой платформы наткнулись на неизвестный монолит, сохранившийся здесь со времен существования каменоломни. Формой скала напоминала лежащего льва. Вот и высекли из нее громадного зверя длиной в пятьдесят метров и шириной — в двадцать, дав ему лицо человека, фараона Хефрена. Один лишь нос измерялся семьюдесятью сантиметрами. Обращенный на восток сфинкс, с лицом Хефрена, стал символом стража пустыни, символом загадки и тайны.
Раз начав, Салли уже не могла остановиться. Объяснила, что гробница состояла не из одного строения, и пирамида являлась главной ее частью. Расположение отдельных элементов архитектурного ансамбля зависело от порядка царской погребальной церемонии; позже это облегчило процесс исследования общественных отношений в Древнем Египте и т.д. и т.п.
В какой-то момент Новицкий, вообще-то всем интересующийся, перестал слушать бесконечные рассказы Салли. Он незаметно оглядывался, глубоко вбирая воздух, словно чувствуя опасность. Знавший его, как свои пять пальцев, Томек тут же понял, что капитана что-то беспокоит.
— Тадек, что происходит? — негромко спросил он, вглядываясь в окружающую их тьму египетскую.
— Запах какой-то… — пробурчал Новицкий и тут же повернулся к Салли, которая внезапно умолкла. — Ты рассказывай, рассказывай, синичка, не обращай на меня внимания. Только не меняй положения, оставайся между мной и Томеком.
Салли, хорошо знавшая капитана, с ходу поняла, в чем дело. Как ни в чем не бывало, она продолжила рассказ о том, что современные исследователи и археологи обнаружили внутри пирамид.
Томек верил в безошибочное чутье Новицкого. Раз что-то его забеспокоило, это что-то заслуживало внимания. От пирамид веял холодный ночной ветер. Следуя примеру Новицкого, Томек глубоко втянул воздух и тихо сказал:
— Вроде бы слабо пахнет прогорклым жиром…
— Верно, это-то и насторожило меня, — согласился Новицкий. — Где-то поблизости прячутся арабы. Они готовят на оливковом масле и потому их одежда пропитана его запахом.
Салли ненадолго умолкла, но Новицкий тут же обратился к ней:
— Значит, ты говоришь, что в пирамиде Хеопса ничего не нашли, а в гробнице Хефрена — только пустой саркофаг.
— Лишь в пирамиде Микериноса оставался еще каменный саркофаг и гроб из кедрового дерева, в него когда-то положили мумию царя.
— А что с ним сталось? — поинтересовался Новицкий, подозрительно осматриваясь.
— Корабль, который должен был перевезти их в Англию, разбился невдалеке от испанского побережья. Трехтонный каменный саркофаг затонул, а гроб несколько дней носило по волнам, потом его выловили, и теперь он находится в музее в Лондоне.
— Внимание! Они укрылись с правой стороны у подножия сфинкса, — прошептал Томек.
— Вижу, вижу, сзади к нам тоже приближаются, — пробормотал Новицкий. Достав трубку, он набил ее табаком.
— Скоро начнет светать, наверное, сейчас на нас нападут, — голос Томека был еле слышен. — Их не так уж мало, иначе бы они не осмелились.
— Отец предупреждал, чтобы мы не бродили по ночам, — также тихо укорила его Салли.
— Не переживай, синичка, это для нас не впервой, — стал успокаивать ее Новицкий. — Возьми мой кольт и в случае чего стреляй под ноги.
Салли взяла револьвер и спрятала его под платком. А Новицкий тем временем спокойно покуривал трубку.
— Сейчас они около сфинкса, подходят ближе… — прошептал Томек.
— Ты займись этими, а я теми, что сзади, — в голосе Новицкого явно слышалась радость, он обожал такие приключения. Не спеша он ударил трубкой о ладонь, вытряхнул пепел и молниеносно повернулся назад.
Двое здоровяков в галабиях и тюрбанах как раз подымались с земли. Вооруженные короткими толстыми палками, они кинулись к Новицкому, а тот, ни секунды не раздумывая, сильно пнул землю, и песок с гравием полетели им в глаза.
— Ибн-эль-кель! — хриплым голосом выругался один из бандитов, заслоняя глаза.
— Семью обижаешь? — рассвирепел Новицкий. Он, как и каждый моряк, знал разноязычные ругательства и понимал оскорбления. Одним прыжком он подскочил к разбойнику и ударил его в челюсть.
Налетчик рухнул на землю. Второй же, все еще наполовину ослепленный песком, отбросил палку и выхватил длинный кривой бедуинский нож. Новицкий быстро отступил на шаг, сорвал с себя галабию, раскрутил ее в воздухе и набросил ее на голову арабу. В тот же самый миг раздался выстрел, а за ним крик мужчины.
«Салли!» — мелькнуло в голове Новицкого, он тут же повернулся к друзьям.
Пока Новицкий расправлялся с этими двумя, еще трое атаковали Томека и Салли. Один бросился с палкой на Томека, другой к нему сзади и обеими руками схватил его за горло. Верный ученик Новицкого, Томек, хорошо обученный рукопашному бою, внезапно сильно наклонился вперед и перебросил противника через себя. Салли тоже не теряла времени даром. Третий бандит едва успел замахнуться на нее палкой, как Салли выхватила кольт и нажала на курок, целясь в землю у самых его ног. Выстрел и крик боли свидетельствовали о том, что пуля отскочила от каменистой поверхности и рикошетом ранила одного из нападавших.
Неожиданный выстрел и случайное ранение охладили пыл атакующих, они потихоньку начали отступать к садам, раскинувшимся ближе к Нилу. Тот, кому первому досталось от Новицкого, прежде чем обратился в бегство, погрозил кулаком и гневно воскликнул: