Томас Чаттертон - Страница 8

Томас. Я тоже был здесь с незапамятных пор? Вы так думаете, Абуриэль?

Абуриэль (рассматривает книгу). За какой же она год? 1464/65/66… Записи кончаются 1479-м. Это наше время, Томас, не так ли? Время, в которое нам хотелось бы жить.

Томас. Как попала сюда эта книга?

Абуриэль. Дом стоит уже несколько веков. Тогда здесь тоже жил некий Ламберт. Он был нотариусом. Мастером на фабрике под названием Кладбище Святого Иоанна. Он умер. А книга осталась. (Листает фолиант.) Мы ведь искали могилу, земляную дыру под слоем дерна…

Томас. Не припомню, чтобы мы что-то такое искали.

Абуриэль. Ну как же, как же — только чья это могила?

Томас. Могила пивовара. Скажем так: моего недавнего посетителя.

Абуриэль (показывает пальцем на одно место в книге). Вот здесь читай! Читай вслух!

Томас. …сим подтверждает поступление тела мистера Ричарда Смити. Гроб, колокольный звон и могила возле южной стены оплачены, в третью седмицу после Пятидесятницы…

Абуриэль (закрывает книгу). Год 1472-й.

Томас. Дайте мне книгу!

Абуриэль. Умерь свой пыл! Она остается в регистратуре, ты сможешь ее посмотреть в любое время.

Томас. Дайте мне поискать еще одну запись, пожалуйста!

Абуриэль. И о чьем погребении ты хотел бы узнать?

Томас. Питера… Питера Смити.

Абуриэль. Его имя вряд ли отыщется в этой книге. Или ты хочешь, чтобы он умер молодым?

Абуриэль. Хочешь, чтобы Питер Смит умер молодым?

Томас. Если мне самому суждено умереть молодым, я хотел бы, чтобы и он…

Абуриэль. Тогда раскрой книгу еще раз! Если ему на роду написано умереть молодым — а ты ведь этого хочешь, — страница, где он упомянут, покажется сама.

Томас (берет книгу, закрывает глаза, наугад раскрывает фолиант). Начало года.

Абуриэль. Пролистай на две страницы назад!

Томас. Зачем?

Абуриэль. Пролистай назад. Игре случая всегда надо немножко помогать.

Томас (переворачивает листы). В самом деле!.. Моя голова опустошена.

Абуриэль. Ты сам этого хотел. (Выглядывает из-за плеча Томаса и читает.) …Питер Харли Смити… Ведь его так зовут? …Без гроба, но завернутым в тонкий саван в крипте под хором sine solemnitate[8] погребен. Четвертая седмица после Рождества…

Абуриэль. Что он совершил самоубийство.

Томас. Он сам себя убил?! (Безвольно позволяет Абуриэлю забрать книгу. Тот ставит ее на место).

Абуриэль. Что такое время, нам знать не дано. Что означает жизнь, от нас скрыто. В какие моменты человек бывает самим собой, мы тоже не знаем. На тебя возложено особое бремя, ибо ты существуешь сейчас. Ты чувствуешь, что до материи бытия можно дотронуться. Твоя рука скользит по стене, ощупывая ее —

Томас. Нужно сказать им всем, что когда-то они уже были здесь: они этого не знают.

Абуриэль (говорит тихо). Их ведь очень много. Не только эти. Мертвый город живет. Теперь ты научишься смотреть на всё другими глазами. Смотри на то, что ты думаешь и чувствуешь, и считай это более достоверным, чем общепринятое. Возьми эту твою действительность и покажи ее недействительному миру замороженных деловых отношений. Наступил момент, когда ты должен положиться на свою внутреннюю силу. Ты должен оставить бедность позади. Ты нуждаешься в деньгах, Томас, и ты сумеешь их раздобыть, если приложишь духовные усилия, сядешь на крылатого коня и найдешь применение своим лживым измышлениям — своей неотступной грезе.

Абуриэль. Не пугайся! Исчезла завеса, только и всего. Греза это не греза, грезой является так называемая действительность.

Томас. Кто они? Откуда пришли?

Абуриэль. Из книг. Они — написанное, и уже в силу этого достоверны. Если хочешь, чтобы они не просто оставались мысленными картинами, но сделались материей, прахом, землей, плотью и миловидностью… Если ты этого захочешь, они тебе подчинятся. Подойди ближе! Загляни им в лица. Увидишь, что и одного, и другого, и третьего ты хорошо знаешь.

Томас. Врач, мистер Барретт, — а кто эти люди с ним рядом?

Абуриэль. Господа Генри Бергем и Джордж Кэткот: оловянщики, чья лавка располагается на углу Редклиф-стрит.

Томас. Да, я припоминаю, что встречался с ними. Красивым мистера Кэткота не назовешь, но очевидно, что здоровье у него отменное.

Абуриэль. Большой оригинал: осел, оседлавший рысака, как выразился о нем мистер Бергем, когда в июне прошлого года мистер Кэткот проезжал верхом по новому, еще не достроенному Эйвонскому мосту[9]. Он заикается, но декламирует стихи без ошибок. Он вспыльчив, на кухне ведет себя как Александр Великий: ест только ростбифы и трижды на дню самолично поджаривает для себя хлебцы. У него неправильной формы задница, а книги он читает только такие, что были написаны больше ста лет назад.

Томас (смеется). А о мистере Генри Бергеме что скажете?

Абуриэль. Он, можно сказать, меценат, поклонник музыки, но человек весьма легковерный.

Томас. А эти мертвые куклы — мои друзья?

Абуриэль. Соседство даже самых близких людей не всегда бывает приятным…

Томас. Как понимать присутствие здесь монаха?

Абуриэль. Это Томас Роули, поэт. Несуществующий. Образ, сотканный фантазией. Он никогда не заговорит; однако его незримая рука, высовываясь из складок сутаны, часто будет водить твоим пером. Взгляни: он только туманная дымка; и рука его — не более чем дымка, и мозг тоже.

Томае. Но вы назвали его Томасом. Разве я — дымка?

Абуриэль. Речь не о тебе. Он нам привиделся, потому и пришлось дать ему какое-то имя.

Томае. Пивовар… так не похож на себя… И одет щегольски… А Питер Смити — вылитый принц… или незаконный сын принца.

Абуриэль. Поднявшиеся к нам уже удалились. Ты понял смысл видения?

Томас.

Мистер Абуриэль, я опустошен собственными мыслями. Фантазии пронизывают меня, расщепляют мой мозг. Город — с тех пор, как его основали — был погребен уже раз пятьдесят. Где теперь те времена? Где мертвые? Где их голоса? Их тепло? Куда подевались былые радости, куда — преступления?[10] Всё — лишь прохождение сквозь. Шум на улицах… — и больше ничего?

Абуриэль (резко перебивает его). Здесь стоят книги. Читай их! Пойми, ты можешь расти или умаляться[11]. Время пока что тебе благоприятствует.