Томас Чаттертон - Страница 14
Барретт (Томасу Чаттертону). Выпьем… чтобы ты стал более покладистым и надежным.
(Дверь открывается; входит Ричард Филлипс). Уильям. Твой дядя —
Томас. Он не обратит свой ум против нас.
Ричард Филлипс. Так меня пригласили на вечеринку? Даже не верится. Приветствую честную компанию. Кто здесь хозяин?
Ламберт. Вы спрашиваете обо мне, Филлипс.
Филлипс. Господин адвокат, письмо, которое вы послали матери моего племянника, оная передала мне, дабы я выступил здесь от ее имени —
Ламберт. Что ж, прекрасно… Мы готовы вас выслушать —
Филлипс. Она испугана, поскольку самоубийству нельзя дать обратный ход; я сам в этом время от времени убеждаюсь.
Кэткот. Момомогильщик Марии Рэдклиффской — не нравится мне это. Плоплоплохой знак.
Барретт. Он — дядя Томаса.
Кэткот. Хоходят слухи, будто у него есть зозолотой слиток, сплавленный изиз колец, снянятых с пальцев мертвевецов…
Томас. Возьмите мой бокал, дядя Ричард —
Филлипс. Очень любезно… Как бы то ни было, ты жив. Что твои губы не утратили способность говорить — в данный момент лучшее их качество.
(Берет бокал и залпом осушает его). Бергем (снова наполняет бокалы). Еще по глотку… Нас прервали.
Ламберт (обращаясь, главным образом, к Барретту). Не могу сказать наверняка, но мои старейшие фолианты (по приблизительным подсчетам, не меньше дюжины) изуродованы.
Барретт. Изуродованы? Что вы имеете в виду?
Ламберт. Из них вырезаны листы, очень тщательно… И я подозреваю, что самые ценные: иллюминированные пергаменты.
Бергем. Такие сокровища вы храните в регистратуре?
Барретт. Я постоянно ищу источники для своей истории Бристоля… И, возможно, найду здесь золотоносную жилу.
Ламберт. Томас держал эти фолианты в руках. Даже брал их домой —
Томас. С вашего разрешения, сэр.
Филлипс. Слушай и помалкивай, мальчик. Дай сперва другим вволю побрызгать слюной.
Ламберт. Случайно обнаружив повреждения, я призвал писца к ответу.
Томас. Я же не негодяй…
Барретт (тихо). Томас, мне кажется, тебе следовало бы… ради твоей же пользы… признать справедливость упреков. Что останется непроясненным, будет оценено как ущерб, который мы адвокату возместим. Угроза самоубийства — плохой способ защиты.
Томас. Не в том дело. Я здесь погрязаю в несвободе и скуке… И интуиция мне отказывает.
Барретт. Не путай состояние, обусловленное твоим возрастом, с местом, где ты работаешь.
Бергем. Когда, сэр — не считая сегодняшнего дня — вы последний раз держали в руках эти фолианты?
Ламберт. Лет двадцать назад, наверное —
Бергем. Ваша память могла с тех пор ослабнуть.
Ламберт. Так только кажется. Томас признался, что знает содержание пропавших листов. Он будто бы и мистеру Барретту письменно его изложил.
Барретт. Я так и не понял, зачем это мне —
Томас. Только в двух случаях —
Кэткот. Пополовинчатое признание, как правило, равносильно полполному.
Уильям. У правды иное лицо, чем у правдоподобия.
Кэткот. Обобъяснись, Томас, — только без увуверток.
Барретт (перебивая). Однако думай, прежде чем что-то сказать. Говори сдержанно. Покажи, что на тебя можно положиться —
Томас. Если чего-то мало, из этого не сделаешь много, сэр. Листы никто не вырезал, насколько я знаю. Насколько мне известно, в книгах попадаются сгнившие листы, ломкие, почти нечитаемые — и они распадались у меня под руками. Точнее, часть из них удалось сохранить: я склеивал кусочки, которые можно было спасти. Вот стоят книги. Убедитесь сами: они отчасти размякли, отчасти, наоборот, пересушены, а некоторые страницы слиплись из-за свечного воска или закапаны им.
Уильям. Я иногда заходил к нему и видел, как он мучается с неблагодарными книгами.
(Томас достает с полки два фолианта; один он протягивает Барретту, другой — Бергему. Оба осторожно листают книги. Ламберта все это мало интересует, но от Барретта он не отходит). Ламберт. Я говорил о вырезанных пергаментных страницах, а не о состоянии фолиантов.
Барретт (с неумеренным восторгом). Здесь, например, лист восстановлен просто мастерски!
Бергем (возбужденно, но тихо). Томас… Подойди-ка. Смотри — хорошо известный мне герб, бегло набросанный на полях, коричневыми чернилами…
Уильям. Это не чернила, а бычья кровь… смешанная с мочой и солью железа…
Томас (зажимает Уильяму рот). Тише, прошу вас, сэр… ни слова больше… ни слова при свидетелях. Набросок выполнен мною…
Бергем. Нам, наверное, лучше поговорить где-нибудь в сторонке?
Томас. Если получится, сэр… Если бы я мог открыться перед вами прямо сейчас…
(Бергем с шумом захлопывает книгу). Барретт. Так быстро закончили с проверкой?
Бергем. Выпьем еще по бокалу. А потом я откашляюсь.
Филлипс. Вы хотите сказать, что потом выдадите нам что-то особенное? Так обычно выражаются проповедники.
Томас (Уильяму). Не ходи за мной по пятам!
(Все пьют.). Бергем. Ты собирался воспользоваться веревкой? Или ядом?
Томас. У меня есть яд. Мышьяк.
Барретт. Придется забрать его у тебя.
Томас. Я не отдам.
Бергем. Имеется ли у вас, господин адвокат, контора, помимо этой канцелярии, — может быть, где-то рядом?
Ламберт. Само собой; здесь у меня только приемная… так сказать, для престижа.
Бергем. Тогда я попрошу господ временно удалиться туда и оставить меня наедине с Томасом.
Барретт. Я не вполне понимаю. Но, тем не менее…
Ламберт. Миссис Ламберт — матушка — рассказала мне, что Томас приобрел яд и, кроме того, постоянно носит при себе пистолет. Я не верил, что это возможно —
Уильям. Со времени самоубийства моего брата —
(Барретт, Ламберт, Кэткот, Филлипс, Уильям Смит уходят в правую дверь). Бергем (без всякого перехода). Это герб Вальтера де Бургамма, я показывал его тебе в книге. Здесь, правда, герб всего лишь скопирован — тобою, как ты признался. Зачем ты его нарисовал? Ты просто так развлекался, потому что случайно вспомнил о моем родословном древе?
Томас (снова раскрывает книгу). Присмотритесь внимательней, сэр, прошу вас. Лист этот вставлен недавно, он фальшивый. Настоящим же листом с подлинным гербом — тремя гиппопотамами на лазоревом фоне — теперь владеете вы; я принес его, потому что задолжал вам деньги, сэр. Мы таким образом рассчитались, и вы еще дали мне одну крону.
Бергем. Получается, я — если по справедливости — в данном случае должен простить тебе кражу. Так что же, я владею и другими вырезанными пергаментами, о которых говорил мистер Ламберт?
Томас. Сэр — нет. Речь идет лишь о семи листах из пяти фолиантов. Их получил мистер Барретт, для своей «Истории Бристоля».