Томас Чаттертон - Страница 13

Томас. Я просто читал эти книги — с вашего разрешения, сэр.

Ламберт. Два фолианта пропали. Приходская книга и «Книга мастера каменного дела»[14] из церкви Святого Иоанна.

Томас. Они не хранились в регистратуре. И не числятся в каталоге. Попали сюда случайно — их кто-то, должно быть, взял по библиотечному абонементу.

Ламберт. Не спорь! Случилось нечто противозаконное. В доме твоей матушки следовало бы устроить обыск.

Уильям Смит. Не возгоняйте свой гнев, сэр… И поостерегитесь давать волю рукам: это может испортить вам сон в ближайшую ночь.

Ламберт (отходит на шаг, говорит теперь спокойно). Эти церковные книги — макулатура, потому они и не зарегистрированы. Их пропажа — дело второстепенное, по сравнению с остальным. Томас, чтобы доставить мне неприятности, пригрозил, что лишит себя жизни.

Уильям. Пригрозил? Как это?

Ламберт. Он объявил об этом в письме.

Уильям. И письмо было адресовано вам?

Ламберт. Нет, я нашел его на своем пюпитре, в своей конторе: видимо, его оставили там намеренно; предназначалось оно некоему Михаэлю Клэйфилду, которого я не знаю, — но запечатано не было.

Томас. Это торговец табачными изделиями на Кастл-стрит.

Уильям. Так вы прочитали письмо?

Ламберт. Хуже: я обнаружил на пюпитре этого безумца начало открытого завещания: «Последняя воля Чаттертона, записанная в крайнем унынии в канун его добровольного ухода из жизни».

Томас. Однако, сэр, я пока что жив — если, конечно, пребывание здесь можно назвать жизнью.

Джордж Кэткот. Мы припришли все вмеместе.

Ламберт. Приветствую, господа, вас всех.

Генри Бергем. Смотрите-ка — Томас и Уильям, почти неразлучные.

Кэткот. Единодушие двудвух неравноценных.

Барретт. Томас — до меня дошло печальное известие.

Ламберт. Ужасно… непостижимо… Я попросил господ пожаловать ко мне…

Бергем. Мы все обсудим и найдем решение.

Барретт. Ты действительно хотел самовольно расстаться с жизнью?

Томас. Да.

Уильям. Нет.

Томас. Хотел.

Уильям. Нет. В письме, прочитанном мистером Ламбертом — вот оно, — в самом низу имеется приписка, выполненная крошечными буквами, зеркальным шрифтом, который я научился разбирать благодаря Тому: «Меня еще можно спасти».

Ламберт (берет письмо, пытается читать). Слишком утомительно для моих слабых глаз…

Барретт (берету него письмо). Видно, болезнь под названием «усталость от жизни» оказалась не смертельно опасной.

Бергем. Мы собрались вокруг выздоравливающего, чтобы вдохнуть в него мужество. Мне, как только посыльный доставил письмо мистера Ламберта, пришла в голову мысль прихватить с собой две бутылки портвейна — в качестве веселящего снадобья.

Кэткот. Неплоплохая идея.

Ламберт. Господа согласны с такой повесткой дня — с тем, хочу я сказать, что мы, прежде чем приступить к прениям, разопьем портвейн?

Бергем. Что тут возразишь?

Ламберт. Так я принесу бокалы.

Томас (вдруг начинает судорожно всхлипывать). Я больше не могу. Я слишком горд — а вовсе не сломлен, — чтобы продолжать жить по-прежнему. Девятнадцать двадцатых моего естества составляет гордость[15]. Я готов приложить усилия, чтобы стать смиренным; но в любом случае не сумею добиться этого здесь, в Бристоле. Этот город мне опротивел. Не одно лишь тщеславие делает меня строптивым: мои впечатления охватывают слишком обширную область, чтобы я мог стать расчетливым мелочным торговцем собственными прегрешениями. Здесь я живу как раб; ранняя смерть представляется мне более завидным жребием[16].

Барретт, (холодно). Ты должен нам кое-что объяснить, мой мальчик. Нельзя просто сбросить собственную жизнь под ноги друзьям, не раз тебе помогавшим, — как бросают под ноги ростовщику просроченное залоговое свидетельство… Ты переутомился. Изыскания касательно Роули, расшифровка трудных, почти нечитаемых текстов — для человека твоего возраста это непосильная задача. То, что нас в тебе восхищает, подтачивает твое здоровье. В твоих последних стихах слишком часто встречается слово «безрадостно»: «Безрадостно ищу в тени уединенья»…

Томас. Это я написал за несколько вечеров до своего семнадцатилетия. Я вспомнил тогда о Питере Смите, о Томасе Филлипсе. Мои друзья, истлевая, отдаляются от меня. Я хотел бы тоже стать прахом, как они.

Бергем. Мы свернули на ложный путь. Не внушай ему мысль, Барретт, что он должен отказаться от своих — заслуживающих всяческого одобрения — увлечений.

Уильям. Томаса только что обвинили в том, что он вор.

Кэткот. Ктоктокто его обвинил?

Уильям. Господин адвокат Ламберт.

Барретт. Пожалуйста, поподробнее.

Уильям. Здесь будто бы пропали две книги.

Томас. Книги, никогда не принадлежавшие мистеру Ламберту! Они не упомянуты в его каталоге.

Бергем. Какую стоимость они имели?

Уильям. Стоимость старой бумаги — и только.

Томас. Это были церковные счета, инвентарные описи, записи о новых распоряжениях, завещания, давно утратившие силу, и данные о надгробиях. Ни одной строки, которая имела бы литературную ценность.

Барретт. Все же подозреваю, что там была золотоносная жила для заинтересованного историка.

Томас. Ничего особенного. Только два любопытных указания, которые я переписал и передал вам, сэр.

Барретт. Передал мне?

Томас. Вместе с другими документами. Я предоставил вам выписки из протоколов семнадцати церковных епархий — как источники для вашей «Истории города Бристоля».

Барретт (озадаченно замолкает; потом, как бы против воли, говорит). Ты — молодой человек с весьма необычными способностями, но с плохими задатками: сумасбродный и плохо приспособленный к жизни…

Бергем (перебивает его). Я заплачу мистеру Ламберту за пропавшие книги — по пять шиллингов за каждую.

Барретт (с нарастающим раздражением). Вы думаете, возмещение денежной стоимости в данном случае что-то исправит?

Бергем. Деньги это мера всех вещей.

Барретт. От смерти они не помогут; и от бездетного брака — тоже.

Бергем. Последний намек оставьте при себе: у меня шестеро подрастающих сыновей.

Бергем. Между прочим, господин адвокат, наша маленькая коллегия уже разобралась с вопросом о пропаже двух книг — надеюсь, к вашему удовлетворению. Мы возместим вам денежный ущерб, каким бы образом он ни возник. Мне поручили передать вам пол-гинеи. Так были оценены книги.

Ламберт. Весьма любезно с вашей стороны. Что тут возразишь?

Бергем (берет бокал). Ваше здоровье, сэр!