Том седьмой: Очерки, повести, воспоминания - Страница 103

– Отчего же, – можно! – подумавши и с неизменной улыбкой отозвался Хохлов, – место готово, хоть сейчас!

– Так чего же лучше? Если готово, то и мешкать нечего!.. – сказал граф.

– Только там денег не платят! – заметил Иван Иванович, с своей неизменной улыбкой.

И сам граф и гости его залились смехом. У графа даже эполеты заплясали на плечах. Все, выпуча глаза, смотрели на Ивана Ивановича.

– Заставят поработать вашего повара с месяц или около того, потом и откажут: «Не хорошо, мол, не годится!» – скажут ему и дадут что-нибудь из милости, что вздумают, в вознаграждение.

Опять граф и гости его засмеялись. Все это, кажется, Иван Иванович выдумал, то есть «место для повара, где денег не платят», чтоб граф не приставал к нему с своим предложением. По крайней мере, идучи от графа к себе домой, он усиленно чему-то улыбался.

Настал вечер. Чиновники, жившие над Чихановым, давно отобедавшие, каждый чем-нибудь занимался. Один читал какую-то книгу, другой рассматривал дело из своей канцелярии, а третий, постарше, по фамилии Брагин, служивший по особым поручениям при одном директоре департамента, что-то усердно писал, бормоча про себя: «И на сию командировку положить ему, Лязгину, прогонные по чину… всего 200 рублей, да суточных, примерно, по 4 рубля, итого…»

Он положил перо. «Маланья», – крикнул он кухарку. Минуты через две в комнату вошла пожилая, бойкая женщина. Брагин хлебнул из стакана пунша.420 – Маланья! – повторил он.

– Чего вам: я пришла! – сказала Маланья.

– Если б ты теперь словила на дворе петуха и передала его соседям, а полиция предписала бы во что бы то ни стало отыскать этого петуха…

Маланья не вдруг поняла сказанное и сначала, разиня рот, подумала с минуту, потом, кажется, смекнула.

– А как она, ваша полиция, отыщет его? я бы взяла и отдала дворнику через задний ход… – проворно сказала она.

– Погоди, погоди! – нетерпеливо перебил ее Брагин. – Квартальному начальство выдало бы десять рублей за этого петуха…

– Весь петух-то не стоит и тридцати копеек: за что ж давать десять-то рублей? Да не отыщет она никак, ваша-то полиция, когда я отдам дворнику через задний ход, а десять рублей пропадут!..

– А вот здесь посылают офицера и дают ему прогонные и суточные по чину, тогда как дело-то все в трехстах рублях!

Один из чиновников, Юхнов, вскочил из-за стола. «Да что вы, Андрей Тихонович, опять за свое: теперь стали начальство бранить!»

– А что, не нравится! – сказал Брагин, смеясь и прихлебывая пунш.

Третий чиновник, Понюшкин, только усмехнулся. Маланья посмотрела на них всех трех, утерла фартуком нос и ушла к себе.

– Я думала, зовут за делом, а они вон что выдумали! У меня еще посуда не мыта! – ворчала она.

В это время раздался звонок. Явился курьер от экзекутора того департамента, где служил Брагин, и объявил последнему, что завтра уезжает за границу директор с супругой, так не угодно ли проводить их превосходительство на станцию. «Так, мол, экзекутор велел сказать».

– Разве завтра? Ведь директор хотел ехать на той неделе! – возразил Брагин и в это время хлебнул пунша из стакана. Он сказал курьеру: «Хорошо, скажи, что буду».

Курьер ушел.

– Тут занимаешься делом, вдруг изволь провожать директора на станцию! – Он вздохнул. – Или в праздник,421 например: чем бы отдыхать у себя дома, надо поздравлять начальство! И выходит – суета сует! – Он даже плюнул.

Юхнов бросил перо и вскричал: «Вы опять, Андрей Тихонович, на начальство роптать!»

– Что, не понравилось вам, – язвительно заметил Брагин, – по-вашему, молчи? ха-ха-ха!

Понюшкин опять только усмехнулся.

В тот же вечер у графа уселись играть в карты, а к графине собрались молодые люди и девицы и вместе с графскими детьми занялись музыкой.

Швейцары оба все ссорились между собой. Статский швейцар спорил с военным о том, чьи гости важнее, графа или графини. «У моего-то графа вон какие, все в звездах! А один гость ездит, махонький такой: чего-чего на нем нет? У вас таких не бывает!» – «У нас-то! – с презрением отозвался статский, – да у нас такие бывают княгини и графини, что вам и во сне не видать!»

– Легко сказать! – отозвался военный.

Купец Гвоздев с порога своего погреба продолжал следить восторженным взглядом обеих девиц. Те торопились пройти мимо или ворочались, заметив его, домой, перебраниваясь между собой о том, к кому относятся эти комплименты. Ни одна из сестер не хотела брать их на свой счет. Дело в том, что они были дочери умершего коллежского советника, следовательно в некотором роде дворянки, а он только купец.

Что касается Брагина, хотя он зарычал, как бульдог, на извещение экзекутора об отъезде за границу директора и его жены, но на другой день явился на станцию, с глубоким поклоном этому самому директору и букетом цветов его супруге. Он не только не был пьян, но был прилизан, причесан и в свежем вицмундире. Он и экзекутор были между собою приятели и любили вместе выпить. Они жили, что называется, душа в душу, то есть рука руку мыли. Оттого Брагин и получил извещение от экзекутора об отъезде директора за границу.

– Сюда, сюда, ваше превосходительство, сюда пожалуйте! – твердили взапуски экзекутор и Брагин, приглашая директора на назначенные им места в вагоне.

Директора, кроме родных и знакомых, еще провожал заступавший его место в его отсутствие вице-директор,422 какой-то немец Шлеппе, человек тихий и добрый. Он приехал сюда как для приличия проводить директора, так и для того, что директор давал ему кое-какие наставления, что делать в его отсутствие.

– Да, да, будет исполнено, все будет! – говорил в ответ Шлеппе.

Поговорив с ним, директор обратился к Брагину: «А вы, Брагин, не забудьте дела, которые я вам поручил…»

– Как можно забыть, ваше превосходительство? Сделаю все, все, до дела Лязгина включительно…

– Да, дело Лязгина… Да, да, – прервал директор, – ведь я вам его передал?

– Как же, ваше превосходительство, оно у меня: Лязгину назначено двести рублей на командировку, да прогонных по чину. Бумага у меня готова…

– Так Иван Богданович подпишет мои распоряжения, офицер получит деньги и отправится… Да… да… Что еще я хотел сказать? – торопился директор.

– Пойдем скорее! Мы опоздаем! – говорила между тем директорша и наскоро отдавала горничной разные мелкие вещи для размещения их в вагоне и в то же время прощалась с родными и знакомыми.

– Adieu, ma chère

1, – кричали ей разные голоса, – пишите чаще! Прощайте! До свиданья!

– Да, да: я еще что-то хотел объяснить: да как в этой суматохе объяснишь!..

– Прощайте, прощайте!..

– А вам, Петр Петрович, – обратился директор к экзекутору, – я еще на квартире сказал, что без меня делать… Еще что-то я хотел сказать… – говорил растерянный директор.

– Слушаю, ваше превосходительство, все будет сделано, – твердил, как сорока, экзекутор.

Курьер между тем принес квитанцию на багаж, сдачу и подал директору.

– Так прощайте, до свидания! – сказал директор, подав руку только вице-директору и своим родным.

– Прощайте, ваше превосходительство! – кричали все.423 – До свидания! – повторили директор и жена его, высовываясь из вагона и кивая головой всем и каждому.

Больше всех юлил Брагин, подавая свой букет директорше и целуя ей руку, а директору отвешивал глубокие поклоны.

– Прощайте, счастливого пути вашему превосходительству и скорого возвращения!

– До свидания, до свидания! – раздавалось из вагона.

Поезд тронулся и ушел.

Родные и знакомые разъехались. Вице-директор уехал к себе, Брагин и экзекутор, рука в руку, пошли вместе.

– Теперь мы покутим! – сказал Брагин. – Директор, слава богу, уехал, а этот вице-директор, Иван Богданович, мякушка!

– И то мякушка: ты правду сказал! И ленивый какой – ужас! Плохо не клади бумаги, где стоит вице-директор – сейчас подпишет.