Том 6. Статьи 1863-1864 - Страница 202

Рукопись и корректуры не сохранились.

Из цензурных материалов об очерке известна лишь запись в «Журнале заседаний С.-Петербургского цензурного комитета» от 4 сентября 1863 г., завершающаяся постановлением: «дозволить с исключением мест, указанных г. цензором»[184].

Очерк — «летний фельетон», как называет его автор, — написан летом 1863 г. в имении Салтыкова Витенево. Как по кругу тем, так и по литературной манере он примыкает к циклу «Наша общественная жизнь». Сам Салтыков предлагал рассматривать содержащееся в февральской хронике за 1864 г. описание крестьянского быта как продолжение «В деревне» (см. наст. том, стр. 266). Очерк тесно связан и с предшествующей ему апрельской хроникой за 1863 г.

В «летнем фельетоне» Салтыков излагает, преимущественно в ироническом ключе, свой взгляд на роль и место помещика и помещичьего хозяйства в пореформенной деревне. Помещичий лагерь устами А. Фета заявлял в 1863 г.: «Честной деятельности землевладельцев с каждым шагом открывается обширное и благодатное поле… Невозможно поверить, чтобы добросовестный и сознательный труд не принес наконец своих плодов…»[185]Салтыков же доказывает экономическую бесперспективность помещичьего хозяйствования в пореформенных условиях. До отмены крепостного права при любой, самой низкой производительности труда помещику всегда был обеспечен какой-то доход, ибо труд крестьян был даровым. Переход к наемному труду выдвинул перед помещиком проблему рентабельности, окупаемости затрат. В этих новых условиях отсутствие личной заинтересованности крестьянина в работе на чужом поле подрывает самую возможность доходного ведения помещичьего хозяйства.

Вопрос о сравнительной выгодности крепостного и вольнонаемного труда усиленно обсуждался в русской журналистике 50-х — начала 60-х годов. Этому посвящена, в частности, и статья Н. Г. Чернышевского «О новых условиях сельского быта» (С—, 1858, № 2). Тогда «Современник» отстаивал мысль, что крепостной труд «разорителен не только для крестьян, но и для самих помещиков». В предреформенный период такая постановка вопроса имела определенный агитационный смысл — ослабить сопротивление помещиков отмене крепостного права. В 1863 г. перед Салтыковым стояла иная цель. Утверждая невозможность рентабельного ведения помещичьего хозяйства на наемном труде, он защищал требование «трудового начала» в землевладении, требование ликвидации помещичьих латифундий. Задачей Салтыкова было доказать, что «деревенское дело выгодно… только для того, кто принимает в нем участие непосредственным… личным тяжелым трудом». Было бы неверно, однако, рассматривать высказывания Салтыкова о бесперспективности помещичьего хозяйствования только как пропагандистский прием. Первые пореформенные годы ознаменовались крахом многих имений, не сумевших приспособиться к капиталистическим отношениям. Писатель, несомненно, учитывал эти факты, включая и свой собственный неудачный опыт хозяйствования в Витеневе (см. его письма к А. Ф. Каблукову в тт. 18 и 19 наст. изд.).

«В деревне» перекликается с апрельской хроникой за 1863 г. не только в оценке перспектив помещичьего хозяйствования, но и в критике «землевладельческого либерализма». Нарисованная Салтыковым картина управления «селом Многоболтаевым с деревнями» высмеивала либерально-славянофильскую программу преобразования всего государственного устройства на началах соединения самодержавия с сословно-представительными учреждениями. Идеализируя допетровскую Русь, славянофилы усматривали в ней образец сочетания власти государя и помещиков с волей народа. В этом смысле выразительна формулировка решений многоболтаевской сходки: «помещик приказал, а выборные положили», пародирующая формулу решений боярской думы допетровских времен — «Государь указал, и бояре приговорили». Однако объективно салтыковская сатира выходила за пределы критики собственно славянофильского либерализма. В условиях подготовки земской реформы она показывала подлинную цену административно-помещичьего либерализма, готового в любой момент «бросить» и «велеть действовать решительно», то есть обратиться к репрессивным мерам.

Видное место в «летнем фельетоне» занимает постоянная для Салтыкова тема народной пассивности, «прекраснейшим подспорьем» которой, по замечанию сатирика, служит «почти совершенное отсутствие грамотности». В этой связи Салтыков возобновляет начатые еще в «Губернских очерках» атаки на В. И. Даля (см. т. 2 наст. изд., стр. 263 и 539), который выступил в конце 50-х годов с рядом статей и заметок о вреде грамотности для крестьян («Письмо к издателю А. И. Кошелеву» — «Русская беседа», 1856, кн. III; «Приписка к письму А. И. Кошелеву, по поводу возражений на него» — ОЗ, 1857, № 2; «Заметки о грамотности» — «СПб. ведомости», 1857, № 245 и др.). Выпады по адресу дореформенных статей Даля отнюдь не были в 1863 г. полемическим анахронизмом. В дворянско-консервативной публицистике первых пореформенных лет было немало высказываний, совершенно аналогичных далевским (см., например, «Заметки о вольнонаемном труде» А. Фета — «Русский вестник», 1862, т. 39, кн. 5; «Из деревни» его же — «Русский вестник», 1863, т. 44, кн. 3).

В связи с проблемой народной пассивности Салтыков подымал остро злободневный для тех лет вопрос о росте в деревне числа питейных заведений и распространении пьянства. Салтыков обвинял правящий класс в поощрении пьянства как средства увековечить безграмотность и темноту крестьянства, отвлечь его «от роптаний». Охранительная печать обычно лицемерно сокрушалась по поводу пьянства в народе, но на страницы реакционных изданий прорывались и откровенные панегирики распространению кабаков. Таким духом проникнута, например, опубликованная в мае 1863 г. в № 17 «Современной летописи» статья некоего H-ова «Уездная летопись». Весьма возможно, что «летний фельетон» в рассматриваемой части представляет собой полемику с автором «Уездной летописи» — настолько близки по ходу изложения, по приводимым фактам, хотя и совершенно противоположны по их оценке, эти статьи. Иронические высказывания о «поверхностности» суждений простолюдина, считающего помещика бездельником, направлены против «Русского вестника»: анонимный автор статьи «Риль о народном труде» (1862, № 6) видит в таком «заблуждении» народа один из источников революции. Таким образом, «летний фельетон» насыщен скрытой, но понятной современникам полемикой с дворянско-консервативной литературой.

…который обучен на скрипке или виолончели, выводит смычком серенаду Шуберта. — Намек на Николая Петровича Кирсанова из тургеневских «Отцов и детей», игравшего на виолончели «Ожидание» Шуберта.

…с одной стороны… реет… литературное воронье… а с другой — …кипят… споры о различии между Русляндией и Русью… — Здесь и дальше сопоставляются, а по существу, сближаются московские реакционно-официозные и славянофильские газеты, прежде всего издания и публицистика Каткова и Павлова («подачка») с одной стороны, а с другой — Ив. Аксакова («вдохновение»). О выражении последнего «Русляндия» и его же метафорическом образе «форейтор» см. прим. к стр. 116 наст. тома.

…конфектные билетики… — небольшие стихотворения галантного характера. В начале 60-х годов с публицистическими статьями консервативного толка выступили наряду с А. Фетом авторы альбомных романсов П. Кусков, Е. Зарин и др. О превращении авторов «конфектных куплетцев» в «невразумительных публицистов» писало и «Русское слово» (см. «Дневник темного человека» — «Русское слово», 1862, май; «Забытые уголки Парнаса» — «Русское слово», 1863, январь).

Говорят, будто бы и между деятелями этой категории следует различать «искренность»… — По-видимому, подразумеваются слова Герцена по поводу позиции «Дня» в польском вопросе. «Вы, — обращался Герцен к И. С. Аксакову, — если и на патриотизме, то все же не на службе… Но, по несчастию, можно быть очень искренним и очень ошибаться… самый искренний человек под влиянием страстного увлечения может, любя истину, принимать за правду всякую ложь…» («„Колокол” и „День”». — «Колокол», л. 167 от 10 июля 1863; ср. А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, т. XVII, стр. 203).