Том 5.Рассказы 1860-1880 гг. - Страница 2

Изменить размер шрифта:

И девушке было хорошо с веселым и ловким Васильком. С ним ей было веселее итти на работу. Матери его она кланялась ниже, чем другим женщинам. А когда Ганка долго его не видела, то она грустно смотрела на дорогу, и голубые глаза ее наполнялись слезами. И на сердце у нее было так печально, что не мил ей становился божий свет.

Да, могущественная сила, которую и в деревнях и в барских гостиных люди одинаково называют любовью, властно притягивала друг к другу этих чистых и полных сил детей природы.

Однажды, — Ганке в то время было лет четырнадцать, тогда еще водился хлеб в хате Гарвара, — пропала у Гарваров овечка, и Ганку послали ее искать. Девушка долго бродила по полю, и солнышко уже стало садиться, как вдруг встретился ей Василек. Они отправились на поиски вместе. Наконец, далеко от деревни, они нашли овечку и, погоняя ее перед собой, медленно направились к дому. Вечер был ясный, — один из последних летних вечеров. Березовый гай шумел. Где-то далеко парни играли на сурмах. И так хорошо и вместе с тем грустно было на божьем свете!.. Волнение охватило Ганку и Василька… Шли они молча.

— Ганка, — сказал, наконец, Василек, подняв голову и взглянув на девушку, — до тебя, никто еще сватов не засылал?

— А кто ж бы мог засылать? — зарумянившись, прошептала в ответ Ганка. — Нет, никто не засылал.

— А если бы кто-нибудь заслал до тебя сватов? — спросил Василек, то глядя на девушку, то опуская, глаза.

— Ну, так что ж! Попросила бы мамулю, чтобы не принимала.

— А почему ты просила бы мамулю, чтобы не принимала?

Девушка ничего не ответила, потупившись.

— А если бы я заслал до тебя сватов? — снова спросил Василек.

— Что тут говорить, — шепнула она, вся вспыхнув.

— А если бы заслал? — допытывался юноша. — Что бы ты сказала, или тоже просила бы мамулю, чтобы не принимала?

— Просила бы, чтобы приняла, — ответила Ганка и закрыла лицо руками.

Они стояли на опушке березовой рощи.

Ласково шумел ветер.

Грустно звучали сурмы.

Небо было ясное. Василек, счастливый и влюбленный, смущаясь, обнял и впервые горячо поцеловал Ганку.

Они очень любили друг друга. Родители знали об этом и радовались любви детей. Но не на что было справить свадьбу, и ее отложили до лучших дней. Ганка и Василек не жаловались на это, им было хорошо работать вместе, любить друг друга и мечтать.

Мечтать!.. Странное слово, когда говоришь о мужиках. Разве мужики мечтают? О да, пока они еще молоды и не измучены жизнью, полной тяжкого труда, пока они не заглушили в себе человеческих чувств водкой, потоками льющейся с господских винокурен, — и мужики мечтают.

Да, Ганка и Василек мечтали о будущем. Не раз в праздничные дни, сидя на пороге хаты, они разговаривали между собой о том, как они поженятся, как будет у них собственная хатка, чистая, белая. Отец даст Ганке корову, мать — полный сундук красивых юбок и белых, расшитых красным рубах. Ганка начнет старательно хозяйничать в своей хате, Василек будет прилежно работать, чтобы ей было легче, и никогда, никогда в жизни он водки в рот не возьмет. На стенах хаты они повесят образки святых, перед домом посеют ноготки и красивые маки, а как сильно и горячо будут они любить друг друга! Да и может ли быть иначе, если им всегда так хорошо вдвоем?

Так они мечтали. Время шло, наступал вечер… Поднявшийся месяц освещал их светловолосые головы, а они все сидели на пороге хаты, держась за руки, смотря друг другу в глаза и беседуя сердечно и простодушно.

Как-то раз, проходя мимо панского имения, Василек, указывая Ганке на белый и чистый дом, промолвил:

— Как там, должно быть, красиво, Ганка!

Девушка ответила:

— Если бы я была большой госпожой, вышла бы я за тебя замуж, и стали бы мы жить вместе в этом красивом доме.

— Нам, беднякам, хорошо будет и в нашей хатке, только бы мы поженились, — возразил юноша.

И оба без зависти посмотрели на богатое панское имение.

Прошла зима, и начался страшный голод.

В хатах у Василия и Ганки не стало уж и ячменного хлеба.

Лица молодых людей сильно побледнели, ввалились глаза юноши, и погас живой блеск девичьих очей. Страшный опустошительный голод терзал их груди, чернил лица и гасил блеск глаз. Но они не жаловались, работали, как могли, только теперь Василек редко смеялся, а Ганка перестала петь песни. Но любили они друг друга еще сильней.

Наступила весна, уж не стало и отрубей. В имении давали по гарнцу ржи на неделю, но трудно было прожить этим целых семь долгих дней. Ведь в хате у Ганки было трое взрослых и трое детей, у Василька — пятеро взрослых и двое детей.

Лицо юноши побледнело еще больше, еще сильнее запали его глаза. И очи Ганки с каждым днем теряли свой живой блеск. Ее высокая и статная фигура согнулась, возле рта появилось выражение горечи. Но юноша был силен и вынослив. Побледневший, с запавшими глазами, он продолжал работать и в имении и дома. А когда он бывал вместе с любимой, то, заглушая терзания голода, улыбался девушке. Ганка слабела с каждым днем. Часто, когда она проходила по деревне, в глазах у нее темнело, она шаталась, и грудь ей, точно железным обручем, сжимала боль.

И вот вам мужицкие надежды и мечты! Двое людей любят друг друга, мечтают, ждут счастья, но приходит голод — и душит и убивает.

А в это время у помещика и его жены было много забот. В апреле большим праздником должна была ознаменоваться годовщина их свадьбы. В доме уже убирали комнаты, а для пани из далеких краев присылались прелестные платья. В оранжереях имения расцветали душистые нарциссы и фиалки. Пан, ожидая праздника, читал книги, пани играла на фортепьяно. Но ни книги, ни звуки музыки ничего не говорили им о чужой беде, что была рядом, о муках Василька и Ганки, о их побледневших лицах и погибающих надеждах.

Вот вам два мира!

Теплый апрель сменил зиму. Пел жаворонок и давно уже цвели подснежники. Но среди моря людского несчастья и нужды никто не слушал щебета весенних птиц. И ни одна девушка не украшала волос своих весенними цветами.

В один из апрельских вечеров Ганка сидела на пороге хаты. Ее волосы золотились в лучах заходящего солнца. Она сидела, подперев голову исхудавшей рукой. И на бледном изможденном лице ее застыло выражение грусти и бесконечного страдания. Мать и отец работали на барщине. Один ребенок сидел с кошкой под лавкой, другой стонал, корчась на припечке, а самый маленький, опухший и больной, спал в люльке сном, близким к смерти.

Долго сидела Ганка молча, задумавшись. Солнце уж было совсем низко, когда из-за изгороди появился Василек, медленно приблизился к девушке и, не говоря ни слова, сел рядом.

Ганка смотрела на милого, и слезы застилали ей глаза. Он склонил голову на руки, и так они молча сидели некоторое время, глядя друг на друга.

— Василек, — внезапно произнесла Ганка, как бы вспомнив что-то, ел ты сегодня похлебку?

Юноша махнул рукой.

— Какая там похлебка, — возразил он охрипшим голосом, — мы едим лебеду и крапиву. Управляющий рассердился на меня и не дает зерна.

Ганка поднялась и побежала в хату. Дело было во вторник; в этот день из муки, полученной в имении, в хате Гарваров наварили похлебки. Ганка ее и не попробовала. Она ничего не ела целый день, а то, что приходилось на ее долю, оставила для Василька, зная, что он не получает зерна и придет к ней голодный. Через некоторое время она вышла из хаты и подала юноше деревянную ложку и горшочек с похлебкой.

Юноша схватил его и жадно принялся есть эту грубую пищу. Глаза его заблестели. Исхудавшее лицо залил румянец. Он забыл обо всем на свете, даже о Ганке, и, не отрываясь, ел, пока не опорожнил горшочка. Что тут удивительного! Уже в течение двух недель он не видел ничего, кроме вареной травы.

Ганка смотрела на него одновременно с чувством страдания и радости. Ее тоже мучил голод, но она отдавала свою долю милому.

Взяв у Василька пустой горшочек, она отнесла его в хату, потом вернулась, села рядом с юношей на пороге и, положив руки ему на плечи, припала головой к его груди. Он обнял девушку одной рукой, а другой гладил ее по светлым распущенным волосам.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com