Том 4. Маски - Страница 85

«Фрр» — скорее, скорее, скорее, и локтем — направо, налево: по воздуху!

А изумрудные складки и крылья сиреневой шали, запырскавши искрой, плескались за ней.

Впереди — благой мат:

— Фу, фу, фу!

Кочергой по ледовине:

— Я!

Никанора поймав за рукав, перепрыгивала чрез алмазные ребра загривин; увидев Мардария, несшего кислый кочан через двор, руку вырвав, рукою — на дом, а очком — на него: Никанор:

— Помогите, — он выорнул, — вор, выжигающий глаз!

Перенесся; и — фрр — Серафима за ним: перепырснула блеском из блесков.

Мардарий, напучив глаза, бросив кислый кочан, точно бомбу, в сугробину, дернувшись красно-оранжевой гривой и красно-оранжевым усом, толкаясь локтями —

— за ними: —

— и бросив тюфяк на снега,

баба-Агния, шамкая и клюнув носом: —

— за ними! —

Икавшев — за всеми!

И сахарным хрустом, и треском, как рыбьих чешуек, отхрустывало десять ног.

Распахнулся ледник: из него повалили рабочие, как вырастающие из кочанной капусты: явился на свет, чорт дери, забастовочный весь комитет, заседавший бессменно в подпольи под домом, который искала полиция, — то есть: Сей-женко, Гордогий, Богруни-Бобырь, Умоклюев, Франц Узи-ков, Саша Шаюнтий.

За ними — Пабло Популорум: из Пизы!

А из-за заборов торчало в дыре гнидоедово рыло; и выпуклое и багровое, как голова идиота, свалилось огромное солнце.

Влетев в коридор друг за другом, — наткнулись они на препятствие!

— Ай!

— Осторожней!

Во мраке, держа караул при дверях, с половою огромною щеткою, как с алебардой, профессор Коробкин стоял; увидавши махающего кочергой Никанора, ведущего в бой —

— Серафиму,

— Мардария,

— Агнию, —

— он, —

— точно

бравый солдат, выпад делающий в неприятеля, выкинул щетку в лицо Никанору.

И братья Коробкины, вооруженные друг перед другом, пылая готовностью, — брат, Никанор, — нападать, брат, Иван, — защищаться, — сопели друг в друга, вперяясь друг в друга.

И вдруг брат, Иван, — как затявкает, бросившись усом на темь коридора, откуда пылали кровавые космы Мардария:

— Можете переступить через тело мое, говоря рационально: и только-с!

Брат, — серенький, рябенький, — фалдой вильнув, передергивая кочергою в тетеричной ряби, моргался на брата, Ивана.

— Я — эдак-так — я, — передергивал он кочергою, — из принципа: к двери пробьюсь!..

Он ногой, как копытом, махал:

— Я мерзавца…

— И — «цац»: кочергою, клочочки обой отцарапывал:

— Ты? Никогда-с!

— Он тебе — глаз!

— Да-с?

— Глаз!

— Никогда-с!

И Коробкины, яростные, закатали друг другу глазами: затрещины.

— Что он, — грудной, женский вой, — сделал с дочерью?

И появилась рука: Серафимы; тут Никанор на Ивана пошел; но малютка, схватив за пиджак Никанора, ногой опираясь о стену, тащила назад; Никанор, протянул нос к носкам, кочергой подъезжая к щетинистой щетке, — как вылетит да как крючком кочерги — «бац» — по щетке, стараясь крючком зацепиться; и выдернуть.

— Эка?

Профессор, заплатой отдернувшись, — сам не дурак, —

с перекряхтом скривился; и — бросился на грохотавших пустыми бочонками очень коротких ногах, точно в бой барабанов:

— Ну что же, — давай, брат, тягаться!

Щетиною он кочергу зацепил, сковырнул, вырвал: грохнулась:

— Есть!

И — ногой на нее наступил:

— Дело ясное: дальше-с?

Из тьмы на него передернулись пальцы, но — без кочерги: кочерга — под пятой!

Где Мардарий, где Агния! Трусы: сбежали.

Малютка с лиловым от злобы лицом, сложив руки, на них с оскорбленным достоинством выпучилась, точно рыба, — глазами: огромными, синими; вдруг: руки — в боки; лоб — в бод: на профессора; точно Эриния!

— Как вам не стыдно? — гром арф. — Что вы тут натворили?

Но ей перед грудью поставилась щетка:

— Молчать, в корне взять!

И профессор ударил в пол щеткой.

Она — от него: он — за ней:

— Двадцать ведьм!

К Никанору:

— Не жег!.. И — не он-с, — говоря!.. А — отец; публицист из Парижа: и — все-с!.. Дочь проведал!..

Здоровье, знать, им поморочило: неизлечимый!

— Я-с, — да-с, — сам привел… И я-с, — да-с, — не позволю: гостей моих трогать!..

— Изволь, Никанор, — оскорбительные выраженья убрать!

— Он — больной! — Серафима на щетку полезла.

А он ей с оскалом страдальческим, жалуясь точно,

пузырь из плевы показал, —

— глаз, —

— метающий фейерверк!

Верить просил!

Она — руку под сердце: так будет, как было; за ухом ему протереть, потому что ум — дыбом; и — волосы: дыбом, седины, протертые одеколоном, по-прежнему лягут в колени ей:

— Путаюсь!

И — дикий отсвет улыбки явился в лице: свои руки

локтями сведя, вся сжимаясь, холодные пальцы затиснувши в пальцах, прижав подбородочек к ним, — подогнулась над щеткой, под щетку нырнула; и — стала с ним рядом; и — руку ему на плечо положила.

Малютку свою — оскорбил!

Она — села в ногах, зажимая ручонки в коленях, прислушивалась к его сапу; и бледную мордочку вздернув, она наблюдала за щеткой, как он, ей любуясь; чрез все улыбнулась ему; залилась как цветами миндальными, чуть розоватым, но странным, румянцем.

Как бы говорила ему:

— Со мной делай, что хочешь, коли — решено: суждено

Золотистые слезки закапали.

— Что?

Бородою, как облаком, нежно головку покрыл ей:

— Я — путаюсь!

Гладил, но выставил щетку, следя, чтобы брат, Никанор, — не… взять в корне!

А, брат, Никанор, ему спину подставивши, — плакал и стало им тихо.

Стоял, как солдат караульный, надув свои губы в кулак нос, —

— как тыква: —

— пропученный и перепученный!

Ставши желтым, Акакий, и ставши зеленым, Мардарий,

с глазами катавшимися, бледно-белыми —

— поволокли на них —

— Тителева!

Он, едва выбиваясь повесившейся головой, с разъерошенною бородой, являл странное зрелище; рот закосился, когда, завалясь к паутинникам, еле мотнул:

— Туда, ну-те!

Грудь дергалась:

— Что с ним? — малютка: к Мардарию.

Стиснувши щетку, профессор присел и тревожно вкатился в глаза: изнемогшего.

— Ты, брат, что — а?

Но больной, помотал головой…, и — к Акакию:

— Ну-те, — туда!

И Акакием вшлепнутый в кресло, глаза закрыл он.

А Мардарий, сцепясь с Никанором, рукою — ко рту:

Орьентировали о Мандро… Надо это, — на дверь, — поскорее, того, потому что машина явилась.

Профессор же щетку свою на плечо — под Мардария и Никанора:

— Что-с? Что-с?

— Да за вашим «мусью» прикатила машина; какая-то виза!

Растерянно:

— Если являются к нам, откровенно, то нам, — мне, Терентию Титовичу, — улепетывать надо!

К профессору:

— Вы нам на шею его привели; вы и выпроводите!

— Так-эдак, — Иван, брат!

— Да-с! Сейчас!

И приставившись ухом, под дверь, — тук-тук-тук!

— В корне, — вас: вызывают; пожалуйте-с!

Дверь распахнулась: сутулое туловище выходило; профессор — ему:

— В корне взять!

Но поправили:

— Виза.

Малютка следила, чтобы Никанор, увидавши Мандро, вновь не выкинул штуки; она кочергу забрала; Никанор все внимание сосредоточил на брате, Иване: так чч-то — рецидив!

Брат, Иван, повернул эфиопскую морду к Мандро; будто даже не он приволок его, бросив свой палец в переднюю:

— Выход — вот здесь.

И к Лизаше:

— Так все, говоря рационально, — по предначертанью.

Спиною ее защищал от Мандро, силясь увидеть глаза: они — сухо безумные!

— Эдакие — происшествия в круге возможностей, высших-с, — обычное дело!

Как кукла, моргала она.

— Уходите, — Мардарий к Мандро.

И Мандро, с пустотою в глазищах, с оскалом — в переднюю, даже не бросив прощального взгляда на дочь: уж ничто не касалось его; и — ничто не задерживало; путь — свободен и легок; казалось, — уходит, чтоб снова вернуться, и зная, что радость, — огромная, рвущая душу, — на крыльях его переносит: куда?