Том 4. История западноевропейской литературы - Страница 11
Позднее стали уже приносить в жертву раба, преступника или животное. Но жертва богу все-таки была необходима; его мученическая смерть, его сошествие в ад, все это должно было быть изображено в действии. Такие мистерии и такие ритуальные изображения устраивались по всему лицу земли крестьянскими общинами в первую полосу земледельческого быта. Эти мистерии и были основной почвой для развития драмы.
Теперь я перехожу к главнейшей теме моей сегодняшней лекции — к вопросу о том, почему в Греции эпос, лирика и драма были разработаны настолько художественно, что эти произведения стали образцовыми и, как говорят, классическими на все дальнейшие времена.
Прежде всего относительно эпоса.
У греков есть три. основные эпические поэмы, из которых две — «Илиада» и «Одиссея» — приписываются Гомеру, слепому певцу, певшему их для прославления царей и героев, а третья — «Труды и дни» — приписывается Гесиоду — крестьянину[1].
Для нас не подлежит сомнению, что основные элементы, основные мотивы «Илиады» и «Одиссеи», а может быть, и целые большие куски их возникли в глубокой древности. Агамемнон, Ахиллес, племя Мирмидонов, тот факт, что враги будто бы похитили Елену, а затем за ней отправляются герои, чтобы ее вернуть, — все это мифы, ничего общего не имеющие ни с Троянской войной, ни с какой другой войной греков и малоазиатских народов. Они относятся к гораздо белее древнему времени. Агамемнон — очень древнее божество, Ахиллес — тоже, Мирмидоны (или народ муравьев) — это звездный народ5. Все эти элементы относятся к такой эпохе, когда религия анимистическая начала превращаться в натуральную. Самый миф о Елене, которую похищают, — это миф о солнце, которое похищается тучами и тьмою и за которым направляются в поиски звезды для того, чтобы его отыскать и освободить. Самое имя «Елена» означает луну. (К луне очень часто приурочивается солнечный миф: лунный миф довольно трудно отличить от солнечного.) Эти стародавние мотивы — по мере того как слагалось греческое общество, основанное на рабовладении, появлялись царьки у этих маленьких народцев, а у этих царьков дружинники, которые тоже гордились своими предками, — переделывались, в мифы героические, сочетались с разными событиями из исторической военной жизни.
Народ вообще плохо помнит историю в собственном смысле; он запоминает только большие факты, как, например, то, что вообще греки вели с малоазиатскими народами войны, что эти войны были длительные, кровавые, что в них участвовало много племен. И вот к этим войнам приурочиваются рассказы о разных подвигах предков современной аристократии. А затем, в дальнейшем, рассказы об этом обросли различными мифическими или гиперболическими выдумками. Так создались, вероятно, очень многие песни, приуроченные к различным племенам и царским родам.
Возможно, что ионийские поэты — гомериды, целая семья, целая корпорация поэтов, заимствовали друг у друга материал для своих произведений.
Бабушка Кривополенова, сказительница, удерживая в своей памяти несколько тысяч стихов, могла, конечно, их соединять; она могла бы былину об Иоанне Грозном прицепить к былине о Добрыне Никитиче. Но иногда она пела по четыре-пять часов, а былин не сочетала. В «Илиаде» же мы видим сочетание их в целые циклы, в целый большой роман об определенном герое. Произошло это не ранее IX века до новой эры; к этому же веку относят и жизнь Гомера. Была ли редакция уже тогда более или менее целостной — этого сказать нельзя наверное, потому что ту форму, в которой мы имеем «Илиаду» сейчас, она получила в гораздо более поздней редакции. Должно быть, первая редакция «Илиады» представляла собою большое количество разрозненных песен о подвигах различных предков царских родов, — песен, где быль сочеталась с легендами астрального или метеорологического характера.
В IX веке древнее общество так называемой «микенской» культуры (по имени города Микены в ионийских колониях Малой Азии6) уже разлагалось. Возникали новые общественные отношения, в основе которых был рабский труд. Однако эта эпоха в «Илиаде» не отразилась; в поэме (хотя и в легендарной форме) сохранилось больше черт микенской и более древней эпохи.
В гораздо более поздний период, в VI веке, уже не в Ионической Греции, а в Афинах, когда этот город был величайшим культурным центром, оказалось нужным разжечь в гражданах сильный героизм и патриотизм. Дело шло о защите от азиатских варваров. Это время было десятилетиями только отделено от битв при Марафоне, Саламине и т. д.7, и греки прекрасно сознавали, что только при условии высокого развития в каждом гражданине его мужества, ловкости, находчивости, его уверенности в том, что он выше варваров, и его гражданской и военной связи с остальными гражданами, Греция может себя отстоять.
В то время в Афинах существовало нечто вроде династии тиранов. Великий тиран Писистрат в течение некоторого времени руководил Афинами. Он был чрезвычайно опытным кормчим и понимал необходимость воспитывать всех граждан для предстоящих бурь и столкновений с соседней гигантской Персией. Он сознательно обратился к полузабытой поэме «Илиада», но уже не для того, чтобы прославлять отдельных героев, а чтобы прославлять всю нацию и пробудить ее сознание. «Илиада» стала учебником во всех учебных заведениях Афин, стала основой воспитания общества. Для этого нужно было ее проредактировать. Была назначена целая комиссия под председательством поэта и мудреца Ономакрита, и была создана та «Илиада», которую мы теперь знаем8. Насколько глубоко она была подвергнута переработке — мы не знаем. Это была государственно-патриотическая редакция до тех пор довольно ходовых, но плохо записанных былин Древней Греции. Но так как это было лишь обновление формы, а материал, в основном, остался старый, то «Илиада», с точки зрения историко-археологической, важна тем, что она является почти единственным памятником, который доносит до нашего времени непосредственно быт Греции очень древней поры.
С точки же зрения поэтической «Илиада» интересна тем, что в эпоху ее создания совершался как раз существенный культурный переход. Культурное человечество было на этапе между легковерным отношением к мифам (то есть огромному богатству творчества всяких поэтических представлений, басен, фигуральных выражений, которые человек принимал еще за действительность) и некоторыми скептическими взглядами, когда сам художник уже не очень-то верил в то, что мифы правдивы. В то время художник брал мифы о богах и переделывал их в мифы о людях. Он находил большое наслаждение в самой форме творчества, стал свободнее относиться к традиции. Благодаря этому получались чрезвычайно разнообразные, художественно весьма богатые комбинации, составившие огромное богатство, свежесть, искренность, непосредственность материала и большое художественно-реалистическое чутье.
В «Илиаде» мы находим прекрасные, свежие описания природы, чрезвычайно роскошный язык, необыкновенно гибкий ритм, который очень тонко, созвучно меняется в зависимости от смысла повествования, сильные страсти, прекрасные речи, патетические перипетии и т. д. Все это придает исключительную прелесть «Илиаде». Весь этот материал обрабатывался в течение, может быть, нескольких столетий поколениями гомеридов-рапсодов, которые шлифовали, совершенствовали свои песни и, как груду драгоценных камней, донесли до Ономакрита, до его комиссии, которая соединила их в то целое, которым люди уже два тысячелетия любуются.
Я не буду останавливаться на ближайшем анализе «Одиссеи»; скажу только, что «Одиссея» для мореходного греческого народа имела чрезвычайное значение. «Илиада» была главным образом сокровищем сухопутного воина, землевладельца, тут строились его отношения к его рати, к его врагам; но уже и тут мы видим воина полуморского, мы видим, как на своих судах, черных и просмоленных, греки пересекли море, чтобы достигнуть Трои.