Том 4. История западноевропейской литературы - Страница 1

История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах^*

Свердловский университет обратился ко мне в этом году с предложением прочесть курс по иностранной литературе.

Я с большим сомнением взялся за это дело, назвав курс «История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах».

Но даже под этим ограничивающим заглавием я, конечно, не льстил себя надеждой дать что-нибудь вроде настоящего глубокого и много охватывающего университетского курса. Само количество лекций не давало возможности обнять этот обширнейший предмет с достаточными подробностями, да и слушатели мои, с одной стороны, должны были ограничиться сравнительно небольшим количеством труда на этот предмет, ибо они были заняты многими другими, в конце концов более важными работами, а с другой стороны — хотели иметь очерки, которые вводили бы их во всю литературу, что пресекало для меня возможность дать более глубокий анализ, ограничив курс какой-либо одной эпохой, вообще сузив его во времени и пространстве.

Неблагоприятно отражалось на курсе, конечно, и то, что я не всегда располагал хотя бы двумя часами для того, чтобы приготовить мою двухчасовую лекцию. Приходилось, таким образом, мобилизовать мои старые знания, лишь очень относительно пополняя их чтением новых материалов. Поэтому курс превратился в своего рода серию импровизированных речей на литературные темы. Речи эти связаны были мною все же в последовательные исторические очерки.

Целью этих речей было, с одной стороны — наметить марксистский подход к литературе, указать связь писателей и литературных произведений с особенностями каждой данной эпохи и вскрыть их классовую сущность и, с другой стороны внушить моим молодым слушателям любовь к литературе, умение считаться с наследием прошлого не только как с каким-то проклятым мусором ненавистной старины, а как с целым рядом великих усилий мысли, чувства и фантазии, направленных к победе гуманных начал (положенных и в основу нашего современного социализма) над всякого рода тьмой.

Не ограничиваясь стремлением доказать внутреннюю моральную ценность великих литературных произведений прошлого, я хотел, по возможности, научить также оценивать их непосредственную эстетическую прелесть, волнующую музыку эмоций и образов в них.

Я был несколько удивлен, когда университет обратился ко мне с предложением издать стенограммы моих лекций, но некоторые основания побудили меня согласиться на такое издание. Во-первых, с начала до конца я имел неизменную аудиторию в несколько сот человек, с необычайным, скажу прямо, трогательным вниманием следивших за моим курсом; во-вторых, на последней лекции, при большом стечении студенчества, один молодой товарищ выступил с краткой речью, в ко торой охарактеризовал впечатления аудитории и сделанные ею приобретения. Он, почти в точных выражениях, отметил как раз то самое, что я считал основной целью моих лекций.

Это обстоятельство заставляет меня думать, что и за пределами данной аудитории найдется много молодых людей из нашей рабоче-крестьянской молодежи, для которых книга эта будет полезной.

Если время позволит, я, конечно, вернусь к этой теме, отшлифую книгу, обогащу ее новыми материалами, пересмотрю спорные моменты и затем, наверное, смогу принять во внимание те замечания товарищеской критики, которые несомненно по поводу нее последуют.

Книгу посвящаю той превосходной молодежи, перед которой лекции эти прочитаны и единение с которой, приблизительно в течение тридцати часов, занятых моим курсом, я вспоминаю с большим удовольствием.

Не без колебаний согласился я в свое время на издание моих лекций в Свердловском университете. Эти колебания отразились в сохраняемом мною и сейчас предисловии к первому изданию.

Однако читатель дружелюбно встретил мою книгу, и рецензии, ей посвященные, были более или менее положительными. Книга разошлась, и потребовалось второе издание. Я был бы рад, если бы мне удалось совершенно переработать ее и внести в нее ту прочность солидной работы, которую я не смог придать ей благодаря спешности.

К сожалению, обстоятельства не позволяют мне и сейчас ее только заменить эту книгу тем серьезным марксистским очерком всемирной или хотя бы европейской литературы, который является моей мечтой, но хотя бы обеспечить за этой серией лекций полную ясность и точность стиля и вдумчивую трактовку затрагиваемых в ней литературных явлений.

Мне пришлось оставить книгу в старом виде. Все же издание может быть, без погрешности против истины, названо исправленным.

Непринужденный тон беседы, как это водится, изрядно искаженный добросовестной стенограммой, но все же стенограммой, — в главном остался. Однако книга была мною внимательно перечитана и серьезно исчеркана в целях выправки слога.

Я учел также многочисленные замечания рецензентов и сделал все вытекающие из них поправки по существу.

В этом смысле мне сделал ценные указания покойный Владимир Максимович Фриче. Наконец, во многих местах я и самостоятельно сделал поправки, уточнения, дополнения.

За этот промежуток времени, который отделяет нынешний день от дня первого издания этой книги, в области марксистской популяризации истории западной литературы особого сдвига не произошло. Новых сочинений, которые могли бы сделать бесполезным этот мой труд, не вышло в свет.

По-прежнему, рядом с очерками П. С. Когана и В. М: Фриче, мои лекции остаются единственной попыткой в этом роде, и прежние основания заставляют меня думать, что при всех своих недостатках они все же будут полезны нашей молодежи.

Первая лекция^*

Что такое литература и художественная литература в частности? Марксистский метод исследования литературным произведений. Основные законы внутреннего движения художественной литературы и вообще искусства в каждую органическую эпоху. Революционные переходы между различными эпохами и отражение их в литературе.

Товарищи! Я сделаю попытку в этом году прочесть курс под названием, которое сразу показывает, что он не претендует быть систематическим курсом, — «Западноевропейская литература в ее важнейших моментах». Весьма возможно, что обстоятельства — времена теперь мы переживаем бурные — не позволят выполнить до конца мой план; но я думаю, что мы по этому поводу особенно грустить не будем: мой курс будет иметь характер попытки применить марксистский метод к историческому исследованию литературы, и поэтому, дам ли я вам четыре примера, восемь примеров или двенадцать — это безразлично. Вы потом сами можете пытаться применять тот же метод — отыскивать соответствующий материал, определенным образом его изучать и истолковывать.

Сегодняшняя моя лекция будет вводной в этот курс. В ней я постараюсь выявить некоторые основные принципы марксистского подхода к художественной литературе.

Художественная литература есть часть очень широкого общественного явления — искусства. Искусство, в свою очередь, есть одна из культурных надстроек общественной жизни, базой которой является человеческое хозяйство, экономика; вместе с экономикой искусство, философия и все другие надстройки составляют общее явление человеческой культуры. Вот с этого общего понятия «человеческой культуры» и придется нам сегодня начать.

Что такое культура? В тех языках, из которых это слово заимствовано, культура противопоставляется слову — натура. По существу говоря, можно прямо противопоставить эти два понятия — «натура» и «культура», натуральный и культивированный. На этом простом примере — натуральный и культивированный — вы можете видеть, в чем разница. Под натуральным разумеется то, к чему преображающая рука человеческая не прикоснулась, — скажем, натуральная минеральная вода, растение, каким его нашли в каком-нибудь девственном лесу. Если же человек преобразил их трудовыми процессами, поставив при этом для себя какую-то цель, это уже будет культура. Значит, все то, что мы находим в окружающей среде измененным человеческой рукой, все это относится к культуре. Но это было бы несколько узким определением, потому что культура сводится не только к предметам, к вещам, к известным элементам, у природы позаимствованным и обработанным. Она предполагает также и такие явления, которые иногда отражаются, проявляются в предметах (причем, однако, сущность их заключается не в этих вещах), а иногда даже и вовсе ни в каких предметах не отражаются. Для определения этой части культуры иногда употребляют слово — духовная культура. Хотя слово «духовный» довольно противное слово, потому что имеет метафизический привкус и напоминает духовенство, номы знаем, что Маркс употреблял его тоже — «гейстлихе культур» (geistliche Kultur), и трудно сейчас придумать другое выражение.