Том 34. Вечерние рассказы - Страница 15

— Эвона! — протянул Андрей. — Ну, и стряпуха же! Хуже-то не могла изготовить блюда? Мне бы пирожка краюху с капусткой, что Марфуша у своего батьки в воскресные дни печет, а она языками соловьиными угощает! — и он, к великому смущению и негодованию придворных, с шумом отодвинул от себя тарелку.

Тут выступила королевна Сирень.

— Я спляшу тебе, глупый юноша, так и быть! — произнесла она со снисходительной улыбкой. — Почему бы и не порадовать приговоренного к смерти в его последнюю минуту, — добавила она, обращаясь к остальным.

И в тот же миг заиграли невидимые инструменты. Затрубили трубы метели, запела вьюга, засвистел тоненькою свирелью ветер, затрещали литавры лесного шума, и под весь этот гам, грохот, знакомый в непогоду каждому человеческому слуху, закружилась по дворцу Сирень-королевна, выкидывая какие-то необычайные па. Долго носилась бы она по зеленому дворцовому залу, если бы Андрей не завопил во всю глотку в самый разгар пляски:

— Довольно! Перестань! Тебе говорят, довольно. Не то драться стану!

От этих слов сразу замерла на месте, как прикованная, королевна, а березки-фрейлины, сгорая от стыда, закрылись своими пушистыми ветвями-руками.

— Ай-ай! Какой грубый, неотесанный мужик! — зашептали они, покачивая головами.

— Проучить его следовало бы хорошенько! — подняв мечи и копья, прогремела королевская гвардия тополей.

— Смерть ему! — эхом отозвались старейшины и вельможи.

Но тут выступила снова мудрая Гордения вперед.

— Ты недоволен мастерством моих сестер-королевен, человек, — произнесла она насмешливо, — но остаются еще трое между нами, искусства которых ты не можешь не признать. Если бы первая, Незабудка, не зачаровала тебя своей игрою, ты бы не был здесь: искусство моей сестры Настурции ты не сможешь оценить потому, что падешь мертвым от удивительно меткого удара ее меча, но зато и мою мудрость ты не сможешь не признать. Загадай мне какую хочешь загадку — я тебе ее разгадаю.

— Ну, ладно, — произнес Андрей, — но прежде нежели ты мне отвечать будешь, я вам спою, так и быть, мою песенку.

И, не дожидаясь приглашения, Андрей присел па стул из зеленого мха и запел на весь лес своим чудесным звонким голосом.

Запел он снова о своей любимой невесте, красавице Марфуше, восхваляя ее доброе сердце, ум, хозяйственность и красоту. Заслушались его песнею и сам король, и шесть королевен, и придворные, и королевская гвардия и стража. Заслушался весь лес. Затихли кузнечики в лесу, замолкли соловьи, замолчали деревья. Словно замерло все лесное королевство под звуки голоса молодого певца. А голос этот звучал себе да звучал, серебристой волною разливаясь по лесу. Зачарованный сладким пением, задремал, задумался король Доб на своем троне, сладко замечтались королевны-сестры; выронила гвардия алебарды из рук и погрузилась в приятные мечты и грезы. Совсем сомлели под звуки пения старейшины и вельможи, а молодые фрейлины-березки, потупив глазки, улетели мечтами далеко-далеко…

Одна только Незабудка не погрузилась в задумчивость под дивные звуки этой песни. Каждое слово ловила она; каждое слово певца находило отклик в сердце младшей королевны. И ясно почувствовала в эти минуты Незабудка, что не жить ей на свете без Андрея, что полюбила она насмерть юношу-дровосека и что должна его спасти во чтобы то ни стало от лютой смерти, грозившей ему.

И вот незаметно приблизилась она к юноше и шепнула:

— Пой! И, не переставая петь, иди за мною!.. — и, взяв его за руку, повела из дворцовой палаты.

Погруженные в сладкие грезы, навеянные пением, присутствующие не заметили их ухода. Чем дальше удалялся Андрей от Добовых палат, тем громче разливался он певучей волною.

Долго шли они по лесной тропинке, шли до тех пор, пока не стала редеть лесная чаща, не завиднелась опушка, не замелькали сквозь деревья избы Андреевой деревни.

Тут остановилась Незабудка-королевна, выпустила руку Андрея, глубоко вздохнула всею грудью и тихо произнесла:

— Теперь прощай, иди с миром, никто тебя не тронет, не бойся, ступай домой. А как увидишь свою невесту, не поминай с нею лихом Незабудку-королевну, потому что ради тебя не станет она делать зла и другим.

Сказала это, размахнулась и высоко на дерево закинула свою золотую свирель, чтобы не могла она больше с ее помощью вредить людям.

Ласково глянул Андрей на королевну, сердечно поблагодарил ее и, не оглядываясь, пошел по опушке.

И от взгляда его дрогнуло, словно порвалось что-то в сердце лесной королевны. Брызнули слезы у нее из глаз и потекли ручьями по лицу Незабудки.

Изошла слезами Незабудка, разлилась хрустальным синим озером по лесу. Исчезла тщедушная, хрупкая девушка-лесовичка, а вместо нее большое хрустальное озеро образовалось у лесной опушки. А на берегу его, чудесно скрытая от человеческих глаз, растет голубая, как небо, незабудка. В лазоревый цветок обратилась полюбившая королевнина душа.

Не слышно больше золотой свирели в лесной чаще. Не заманивает больше коварная лесовичка-королевна доверчивых путников в отцовский дворец. Не встречает их жестокая Настурция с мечом у входа. Конец приходит Добову королевству.

С исчезновением младшей королевны-дочки и ее золотой свирели все более дерзкими и смелыми становятся люди. Все чаще раздаются звуки их топоров в самых заповедных чащах леса. Совсем плохо приходится лесному королю. Скоро придется перекочевывать Добу в другое место.

Только самого ярого труженика-дровосека, Андрея, не видать в лесу больше. Из благодарности к спасшей его королевне-Незабудке бросил свое прежнее ремесло Андрей. Женился на Марфуше, обзавелся паромом да лодочками на новом озере и живет в свое удовольствие, рыбачит да перевозит с берега не берег крещеный люд… А между делом на досуге частенько поминают они с женою добрым словом великодушную и светлую Незабудку-королевну.

У Переверзевых зажигают елку постоянно в сочельник.

С тех пор как Диночка Переверзева начала помнить себя, рождественская елка у них в семье всегда устраивается в сочельник. И всегда очень торжественно, шумно и людно. Целый день весь дом готовится к торжественному вечеру.

Диночка, мамуся и папочка украшают елку. Елка эта бывает непременно огромная, под потолок, и непременно красивая, как и подобает быть красивой, роскошной, пахучей и зеленой волшебнице леса. От нее вкусно-превкусно пахнет хвоей и лесным воздухом, который появляется в натопленных комнатах барских домов раз в год, в сочельник. С утра начинается усиленное передвижение в квартиру Переверзевых из кондитерской, из игрушечного магазина, из фруктовой. Какие-то таинственные сверточки, какие-то картонки и тюрички, мешочки и опять тюрички и картонки извлекаются то и дело из огромнейших корзин проворными руками мамуси, папочки, самой Диночки, мисс Фанни — Диночкиной гувернантки, и старой Астафьевны — Диночкиной няни, которая вынянчила и самою Диночку, и мамусю, и чуть ли не мамусину маму.

К восьми часам все уже готово: елка сияет, сверкает, блестит и благоухает в ожидании гостей, которые съезжаются в восемь. И тут-то начинается настоящее торжество.

В этот сочельник Диночка уже "почти взрослая". Ей четырнадцать лет. Вся она хрупкая, как веточка, тоненькая и беленькая, как снежная королева. Папочка так и называет свою беленькую большую девочку — Снежной королевой. А мама всякий раз, как Диночка возвращается из гимназии с мисс Фанни, говорит, целуя ее:

— Не нравится мне, что ты такая бледная, Динуша. Малокровие это, лечиться надо.

И Диночка лечится: усердно принимает рыбий жир, пилюли, мясной сок и еще какие-то целебные порошки в облатках.