Том 3. Новые времена, новые заботы - Страница 94

— Так-то вот на Руси и гибнет народ-то!

— И дарования есть и таланты — светлые головки — все есть! да за малым дело стало — ничего существенного не делать, а только скорбеть о том, что мы-то мало делаем…

— Не пойду больше! — решил один из них и даже плюнул, очевидно испытывая на душе неприятное ощущение от болтовни доживающих свой век пустомелей.

Новые времена, новые заботы^*

Печатается по тексту последнего прижизненного издания: Сочинения Глеба Успенского в двух томах. Том первый. Третье издание Ф. Павленкова. СПБ., 1889.

Под названием «Новые времена, новые заботы» Успенский объединил в собрании сочинений девять очерков и рассказов, впервые опубликованных в «Отечественных записках» 1873–1878 годов. При публикации в «Отечественных записках» часть очерков (1–4) входила в серию «Люди и нравы», другие печатались самостоятельно. В 1879 году восемь очерков цикла были переизданы Успенским в составе двух сборников: «Из памятной книжки» и «Из старого и нового (Отрывки, очерки, наброски)». Здесь (в отличие от журнальной публикации, где порядок очерков был иной) очерки были напечатаны в той же последовательности, что и в будущем цикле, но очерк «Больная совесть» во второй сборник не вошел; вместо него на предпоследнем месте (перед рассказом «Голодная смерть») был перепечатан рассказ «Парамон юродивый» (см. т. 1 наст. издания). Название цикла («Новые времена, новые заботы») появилось лишь в первом издании собрания сочинений Успенского (СПБ., 1883, т. III); но и здесь очерк «Больная совесть» еще не входил в цикл, а печатался в качестве приложения к нему. Лишь при подготовке писателем второго издания собрания сочинений (СПБ., 1889, т. I) композиция цикла была окончательно завершена.

Тему цикла «Новые времена, новые заботы» раскрывает его название. Являясь и хронологически и по своей тематике непосредственным продолжением «Разоренья», цикл «Новые времена, новые заботы» изображает следующий этап исторического развития России в пореформенную эпоху. Очерки и рассказы Успенского рисуют усиливающееся развитие капитализма и его проникновение в деревню, описывают ломку взглядов и привычек, совершающуюся под влиянием этого развития у различных слоев населения, еще опутанных полукрепостническими, патриархальными пережитками, искания разночинной демократической интеллигенции. В освещении всех этих проблем Успенский выступает как подлинный писатель-реалист, продолжающий демократические традиции литературы 60-х годов. Это позволило ему приблизиться в своем изображении глубоких противоречий пореформенного развития России к Некрасову и Щедрину.

Рассказы и очерки цикла «Новые времена, новые заботы» писались Успенским в обстановке жестоких цензурных преследований. В 1874 году по постановлению Петербургского цензурного комитета была уничтожена майская книжка журнала «Отечественные записки», где была напечатана повесть Успенского «Очень маленький человек» (см. примечание к этой повести во 2 т. наст. издания). После этого следующий рассказ Успенского («Злые новости») смог появиться в «Отечественных записках» лишь почти через год — в мартовской книжке 1875 года, без подписи. Трудности, возникшие при печатании в «Отечественных записках», заставляли Успенского обращаться в другие журналы — либеральный «Вестник Европы», «Библиотека дешевая и общедоступная» и др., — но и там произведения его очень часто не пропускались, или же издатели сами не решались их печатать. «Работы мои, — писал об этом Успенский 12 апреля 1876 года в письме в Комитет Литературного фонда, — вследствие не зависящих ни от меня, ни от редакции обстоятельств, должны по нескольку месяцев, а иные и более года выжидать удобного времени быть помещенными в журналах». О постоянной, изнурительной борьбе Успенского с цензурой свидетельствуют также письма жены писателя, А. В. Успенской, за 70-е годы (журнал «Минувшие годы», 1908, IV, стр. 9-10). Следствием цензурных запрещений произведений Успенского была тяжелая материальная нужда писателя и его семьи.

Так как цензура не пропускала в печать имени Успенского, писателю пришлось прибегнуть к псевдониму «Г. Иванов», которым он пользовался и позднее, вплоть до начала 1880-х годов. Кроме рассказа «Больная совесть» (появившегося в 1873 году), все остальные очерки и рассказы цикла были подписаны при журнальной публикации этим псевдонимом.

Настороженность по отношению к очеркам цикла «Новые времена, новые заботы» царская цензура продолжала сохранять не только при жизни писателя, но и после его смерти. В 1903 году цензурный комитет не разрешил отдельное издание рассказов «Книжка чеков», «Неплательщики», «На старом пепелище» и «Неизлечимый», мотивируя запрещение тем, что, ввиду своего обличительного характера, они не могут быть «полезным чтением для народа».

При своем появлении в печати очерки цикла «Новые времена, новые заботы» не вызвали такого широкого обсуждения в современной критике, как предшествовавший им цикл «Разоренье» или последующий «Из деревенского дневника». Наиболее оживленную полемику возбудил очерк «Больная совесть», явившийся первым выступлением Успенского в жанре художественной публицистики. Реакционная критика в лице В. Г. Авсеенко сделала попытку истолковать этот очерк как славянофильскую защиту патриархально-крепостнических порядков. Это вызвало ответное выступление Н. К. Михайловского на страницах «Отечественных записок». Михайловский дал отпор реакционной критике. Он подчеркнул большой общественный смысл «очень тонкой и любопытной» параллели между Западной Европой и Россией в 70-х годах, данной Успенским. Комментируя очерк «Больная совесть», Михайловский писал, что те противоречия, которые писатель наблюдал в буржуазных странах Запада, в России находились еще в «зародышевом состоянии». («Отечественные записки», 1873, № 3, стр. 165).

Из других рассказов и очерков цикла внимание современной критики привлекли «Хочешь-не-хочешь», «На старом пепелище», «Неизлечимый», «Голодная смерть».

Рассказ «На старом пепелище» завершал напечатанную в 1876 году в «Отечественных записках» серию Успенского «Люди и нравы». Это позволило демократической критике в связи с оценкой этого рассказа высказать свою общую оценку всей серии. «Публика пропустила, — писал К. М. Станюкович, — …прелестнейшие очерки, печатавшиеся в прошлом году в „Отечественных записках“ под названием „Люди и нравы“. Там нет описаний гостиных, нет описаний обедов, но там есть такие поразительные страницы, такие живьем взятые сцены из жизни людей, ничего общего не имеющих с миром будуаров, там художник ставит вам такие вопросы, после которых читателю, не потерявшему еще совсем совести, делается как-то жутко. Именно жутко. Жутко за прошлое, за настоящее и будущее. А публика и критика пропустили эти тонкие наблюдения г. Иванова, под псевдонимом которого скрывается один из любимых и симпатичных наших народных писателей» («Новости», 1877, № 23 от 23 января). Аналогичную оценку серии «Люди и нравы» дал А. М. Скабичевский («Биржевые ведомости», 1877, № 20 от 21 января).

При подготовке каждого из трех изданий собрания сочинений очерки и рассказы цикла подвергались Успенским правке художественно-стилистического порядка. При этом в двух очерках («Неплательщики» и «Больная совесть») писателем были сделаны довольно значительные купюры по сравнению с журнальным текстом с целью усиления идейно-тематического единства всего цикла.

Книжка чеков^*

Впервые напечатано в «Отечественных записках», 1876, № 4.

Рассказ «Книжка чеков» принадлежит к числу наиболее выдающихся произведений демократической литературы 70-х годов. Он стоит в одном ряду с теми произведениями Некрасова и Щедрина, в которых реалистически изображено тяжелое положение русской деревни и развитие капитализма в первые десятилетия после реформы. Успенскому удалось дать в рассказе ряд больших социальных обобщений: таковы история «распоясовцев», обобранных помещиком после «освобождения», образ предприимчивого купца Ивана Кузьмича с его магической «книжкой чеков» и формулой «человек-полтина», закабаляющего разоренных помещиком крестьян. Чувством глубокого трагизма проникнуто описание «оживления» распоясовской округи под влиянием капитала — оживления, более похожего, по словам писателя, «на опустошение, на исчезание, на смерть».