Том 3. Невинные рассказы. Сатиры в прозе - Страница 174

…веселие есть Руси пити и ясти…— несколько измененные слова князя Владимира из «Повести временных лет» («Повесть временных лет», ч. 1. Текст и перевод. Подготовка текста Д. С. Лихачева, изд. АН СССР, М. — Л. 1950, стр. 60).

При-и-ди-те поклони-и-и-и-мся! — Пустынник напевает «Хвалебную песнь Давида» из псалма 94 (ст. 6).

Малахай шелковый. — Здесь это обозначает архиерейскую рясу.

Жеребцы стоялые, дворовые подпустынники— так непочтительно Салтыков называет монахов и архиерейских служек.

…подобно древним иудеям, на реках Вавилонских седящим, приходится обесить органы своя…— Перефразированная цитата из псалма 136 (ст. 1–2). « Обесить органы своя…» — повесить (на вербах) свои арфы ( церковнославянск.).

Яко изчезает дым, да исче-е-езнут!.. — слова из псалма 67 (ст. 3).

Прислужник в длинном кафтанчике— архиерейский служка в подряснике.

Мерзоконаки и Лампурдос— намек на греческое происхождение ряда богатейших откупщиков (см. прим. к стр. 74).

…когда велено было женские училища везде заводить? — См. прим. к стр. 457.

Наш глуповский полковник. — Печатая в 1863 году в «Современнике» главу «Перед вечером» (под заглавием «После обеда в гостях»), Салтыков вынужден был внести в текст ряд изменений цензурного характера. В частности, «глуповский полковник» превратился в «доброго и милого приятеля Семена Михайлыча Булановского». Рукописи очерка и корректурные гранки позволяют восстановить авторский замысел, что особенно необходимо в данном случае, так как замена «полковника» «добрым и милым приятелем Семеном Михайлычем Булановским» по недосмотру цензуры была проведена непоследовательно: и в публикации «Современника», и во всех прижизненных изданиях в двух случаях остался «полковник».

В сатирическом портрете Булановского — главы «губернского надзора» — нашли отражение черты одного из хорошо известных Салтыкову «деятелей» органов политического контроля самодержавия — жандармского штаб-офицера в Твери, полковника И. М. Симановского. Он осуществлял, в частности, негласный надзор за самим Салтыковым и посылал о нем секретные донесения в Петербург. Сатирическое выступление против жандармов — «опричники», «масоны» (стр. 408–409), редкое даже у Салтыкова, — немедленно привлекло к себе внимание III Отделения. Через несколько дней после появления в свет очерка Салтыкова в III Отделении была уже подготовлена специальная «Записка» о нем, датированная 6 апреля 1863 года. В записке сообщалось, в частности, по поводу фигуры Семена Михайлыча Булановского: «Как Салтыков был несколько лет вице-губернатором в Твери, то с первого раза, при чтении этой статьи, родилась мысль, не описан ли тут тверской жандармский штаб-офицер. В самом вымышленном имени Булановского сквозит имя Ивана Михайловича Симановского. Кроме того, в описании наружности, манер, разговора и суждения нельзя не узнать полковника Симановского…» Затем давалась подробная характеристика образа Булановского сопоставительно с его прототипом, а потом следовало раскрытие еще одного «портретного» намека— о начальнике Московского жандармского округа (ему была подчинена Тверь) С. В. Перфильеве: «Между прочим, Щедрин сказал слова два об окружном генерале в Москве. В этих немногих словах почтенный Степан Васильевич Перфильев очеркнут в более неприятном виде, чем Симановский» (Центральный государственный архив Октябрьской революции, ф. 109 (III Отд.), оп. la (Секретный архив), ед. хр. № 1993). Возможно, до Салтыкова дошли какие-то слухи о недовольстве III Отделения или самого Симановского прозрачностью псевдонима, и, включая очерк в сборник «Сатиры в прозе», он изменил фамилию «Булановский» на «Стопашовский».

«Надежда, кроткая посланница небес»… — начальные слова прозаического отрывка В. А. Жуковского «К надежде». Приводимые дальше Салтыковым слова: « Надежда утешает царя на троне» — являются перефразированным выражением из того же отрывка. У Жуковского: «Без тебя царь несчастен на троне своем…»

Послали меня за одним фигурантом…— то есть послали произвести арест.

…приезжаю я в Москву, являюсь к своему старику…— намек на начальника Московского жандармского округа (см. прим. к стр. 404).

…стоял за self-government, a централизацию признавал вредным порождением наплыва французских демократических идей. — Сатирическая реплика на выступления дворянской публицистики. Возможно, что здесь имеется в виду статья В. Безобразова «Аристократия и интересы дворянства. Мысли и замечания по поводу крестьянского вопроса», напечатанная в «Русском вестнике». Выступив пропагандистом самоуправления (self-government), В. Безобразов в то же время отметил, что централизация и бюрократия «весьма обманчивым образом вносят равенство в человеческие общества» («Русский вестник», 1859, сентябрь, кн. 1, стр. 13, 33).

«Кумир развенчанный всё бог!» — Измененная строка из стихотворений М. Ю. Лермонтова «Я не люблю тебя…» и «Расстались мы, но твой портрет…». У Лермонтова: «Кумир поверженный — всё бог!»

Трифонычи сменяют Сидорычей, Сидорычи сменяют Трифонычей… Если такая перетасовка королей и валетов может назваться революцией, то… она совершается и на наших глазах. — В 1861–1862 годах в правительстве Александра II был произведен ряд перемен: в апреле 1861 года на место Ланского министром внутренних дел был назначен Валуев, в декабре на место графа Путятина министром народного просвещения был назначен Головнин, в январе 1862 года на место Княжевича министром финансов был назначен Рейтерн (лицейский однокашник Салтыкова). Смена этих лиц, разумеется, ни в чем не изменяла системы управления и тем более «порядка вещей».

Впервые — в журнале «Современник», 1861, № 2, стр. 368–408 (ценз. разр. — 20 февраля), с датой в конце текста «1860». Подпись: Н. Щедрин.

Сохранилась черновая рукопись очерка, текст которой близок к печатному. Конец рукописи утрачен (начиная со слов: «…спрашивает, в свою очередь, гласный Клубницын», стр. 459). Это обстоятельство не дает возможности установить, не был ли отсечен или изменен цензурой самый конец очерка. В печатном тексте финал производит впечатление незавершенного рассуждения о «Морском сборнике» — одном из главных изданий правительственного либерализма.

Очерк написан в Твери, по-видимому, в конце 1860 года, но в нем много рязанского материала (Салтыков покинул Рязань в марте 1860 года, а вступил в должность тверского вице-губернатора в июне того же года). «Литераторы-обыватели», по времени их написания, начинают сатиры «глуповского цикла» (об этом распавшемся цикле см. стр. 583–588), хотя знаменитый «город Глупов» выступает здесь еще в ряду других частных названий щедринской сатирической топонимики и не имеет пока того обобщающего и центрального значения, которое получит в дальнейшем творчестве писателя.

Главная тема «Литераторов-обывателей» — критика «обличительной литературы», одной из характерных форм либерального движения эпохи. Во второй половине 50-х годов, в период кризиса самодержавно-помещичьей системы, «обличительная литература» являлась закономерной формой и стадией прогрессивной общественной борьбы и приветствовалась демократическим лагерем. Но вскоре, в условиях назревавшей и назревшей революционной ситуации в стране, либеральное движение стало превращаться в опору реакции. Либералы и правительство хотели бы «откупиться» от революции, уже стучавшейся в дверь, «гласностью», «обличительством», направленными на мелочи и случайные явления, а не на коренные пороки русского общественно-политического строя. В развернувшейся в 1859–1860 годах полемике руководители «Современника» Чернышевский и Добролюбов выступили против либерально-обличительной литературы, доказывая, что ее крохоборчество и политическая маниловщина начинают все больше играть роль выгодного правительству и реакционным силам клапана, поскольку они ослабляют напор серьезной критики. Эта позиция, наиболее четко выраженная в статьях Добролюбова «Литературные мелочи прошлого года» («Современник», 1859, №№ 1 и 4), вызвала резкополемическую статью Герцена «Very dangerous!!!» («Очень опасно!!!») («Колокол», 1859, л. 44, 1 июня), в которой он взял под защиту «обличительную литературу». Выступление Герцена, находившегося еще в значительной мере во власти либеральных иллюзий, показывало, что он не замечал опасности вырождения серьезного обличения в обывательское пустословие, могущее принести немалый вред делу народного освобождения.