Том 3. Корни японского солнца - Страница 123

Я иногда молюсь так:

— Слушайте, Чарльз Диккенс, если метампсихоз не сказка, то, ради бога, вселяйтесь в японского романиста Кикути и напишите несколько новых «Никкльби» из жизни японских фабрик!

♦ До 1918 года была до-история. Настоящая история, плотная, туго набитая фактами и связная, идет с 1918 года.

До-история состоит из отдельных разрозненных событий, всплесков, отрывочных выступлений. Первые рабочие союзы, созданные стараниями энтузиастов-интеллигентов, вернувшихся из Америки, появились в последнем десятилетии XIX века. То был период героической деятельности трогательных идеалистов, энергичных пионеров и непреклонных безумцев. Вот они: «японский Роберт Оуэн» — Сакума Тэйити; первый организатор союза рикш, впоследствии казненный — Окуномия; Накадзима Хандзабуро автор и режиссер первой японской стачки на Гавайских островах, зачинщик крестьянского движения в Маэбаси, самоотверженный чудак, окрещенный всеми «сумасшедшим». Это — будущие славные члены японского пролетарского Пантеона.

♦ Первая в истории Японии рабочая демонстрация состоялась 10 апреля 1898 г. В восемь часов утра 800 рабочих собрались в помещении организации, повернулись в сторону императорского дворца, прокричали троекратное банзай в честь сына Неба и, надев головные уборы, специально сшитые к этому дню, пошли стройными рядами в парк Уэно под пенье первой в Японии рабочей песни. Прийдя в парк, где было больше полицейских, чем деревьев, они откупорили сакэ, съели обед, принесенный ими в деревянных коробочках и в три часа дня чинно, с достоинством разошлись. (В этот день ответственным распорядителем демонстрации был один юноша, незадолго до этого возвратившийся из Америки, где он блестяще кончил университет с званием бакалавра. Вскоре этот юноша стал наряду с анархистом Котоку в первых рядах японских революционеров, а после начала полицейского террора вынужден был эмигрировать. Теперь его, уже шестидесятилетнего старика, можно часто видеть тихо шагающим по Тверской. Теперь он — непременный член исполкома Коминтерна и зовут его Сэн Катаяма).

♦ В этот памятный день на улицах Токио впервые зазвучала песнь, которая начиналась так:

♦ (Первомай был отпразднован в первый раз в Японии группой социалистов в 1905 году).

♦ Эти рабочие организации были эфемерны — рождались в результате отчаянных усилий и быстро лопались при первом тычке полицейского пальца или после первого провала стачки.

В это же время когорта революционеров во главе с Котоку, Катаяма и др. бешено пробивала себе дорогу сквозь стену полицейских и охранных псов. Скрипящие тюремные ворота стали для них добрыми старыми знакомыми.

♦ В 1910 году принц Кацура, премьер-министр, генерал, не видавший ни одного боя, решил уподобиться богу Сусапоономикото, некогда отсекшему разом все головы у зловредной гидры. В июне этого года 26 революционеров во главе с Котоку и его женой Канно Сура были внезапно схвачены. В январе следующего года, после приговора верховного суда, с ними торопливо расправились. Двенадцать — в их числе чета Котоку — были удавлены — в Японии смертная казнь производится при посредстве особой машины «косюдай» — «горлодавилки», в объятиях которой смерть наступает не раньше, как через пятнадцать минут. (Мне один товарищ прокурора говорил, что многие умирают с улыбкой, ибо смерть на «давилке» очень приятна). Еще двенадцать были присуждены к каторге на всю жизнь. Из них умерло до настоящего времени — пять, сошел с ума — один, остальные шесть еще живы. С ними сообщаться нельзя никому, родные и друзья простились с ними навсегда 15 лет тому назад. Причина ареста и расправы неизвестны, ибо в печать попало только несколько туманных и кратких, как танка, сообщений. Обо всем процессе известно столько же, сколько сыну моему Аттику о биографии первого царя на Сатурне.

В правительственном коммюникэ было глухо указано что Котоку и его товарищи были накануне какого-то невероятного преступления, которое, буде оно осуществлено, покрыло бы их извечным позором. Их просто удержали от этого faux-pas…

♦ Ликвидация 24-х и последовавший за ним полицейский террор достигли цели — революционное и рабочее движение на время были стерты с лица земли.

♦ В 1912 году адвокат Судзуки робко организовал, оглядываясь на нахмурившего брови минвнудела, «Общество дружбы» — «Юайкай» — рабочий союз с вегетарианской программой. В почетные советники был приглашен промышленный даймьо барон Сибудзава. Благодаря удачливой звезде союзик просуществовал до 1918 года, а затем он вдруг стал быстро разбухать, как отрок Момотаро из популярнейшей японской сказки.

♦ Август 1914 года. Война. Вступление Японии в войну. Штурм Циндао. Отчаянное обогащение Японии — рынки, военные заказы. Нарикины — скоробогачи растут, как бамбуки после ливня. В Японии жизнь, т.-е. рис, дорожает. Революция в России. Вторая. Газетные телеграммы о двух монстрах: «Рэйшш» и «Тороцуки». Учащение пульса в интеллигентских кругах. Дальнейший подъем риса. 1 сьо около двух литров — 20 копеек. 21–22 — 25. Совет депутатов уже в Урадзио (Владивостоке), в 36 часах от Цуруги. Рис: 26–28 — 30. Студенты уже читают статьи Кропоткина и речи «Рейнина». Зенит войны.

♦ 1918 год — один из интереснейших в истории Японии. Он может смело стать рядом с 1848, 1871 и 1905, на одну ступеньку ниже их величеств 1793 и 1917.

♦ Прочитайте автобиографический роман одного из рабочих лидеров — Асо «Рассвет». Первые страницы этой книги посвящены 1918 году. Начиная с апреля этого года, настроение в интеллигентских кругах делается напряженным. Особенно сильное идейное возбуждение видно среди студенческой молодежи. Сообщения о двух революциях в России производят такое же впечатление на молодую Японию, как некогда вести о парижских коммунарах на русских идеалистов. Токийские студенты начинают организовывать кружки-отдаленные копии кружков Каракозова, Чайковского, Долгушина и др. В этих кружках — «Общество новых людей», «Кружок четверга», «Союз народников», «Союз творцов», «Общество рассветного народа» и др. — круглые ночи сидят над книгами по социализму и анархизму, особенно над Кропоткиным и Рэйнин — Лениным, разбирают случайно добытые декреты правительства Советов, пылко спорят о сроках японской революции и в заключение читают «Новь» или «Отцов и детей». Среди молодежи появляется мода — отпускать волосы до плеч, зачесывая их назад, и носить русские рубашки. Многие бросают учиться и перебираются в рабочие кварталы или едут в родные деревни платить долг своим «младшим братьям». Неслыханная вещь — лучшая часть выпуска Токийского Императорского университета в 1918 г. отказывается от бюрократической карьеры и идет в ряды рабочих организаций. Герой «Рассвета» восклицает: «Когда думаешь о России — не сидится на месте». В другом месте он гневно говорит: «Неизвестно, когда к нам придет рассвет. Рабочие наши спят на заводах и фабриках, а крестьяне уткнули носы в землю…».

♦ 1 сентября 1923 года накануне великого землетрясения в Токио было необычайное удушье и над «градом обреченным» появилась большая черная туча. Кажется, многие чувствовали «что-то».

В 1918 г. были и удушье и черная туча, и студенты недаром до хрипоты спорили в синих от дыма деревянно-бумажных комнатушках о «решающих сроках».