Том 12. В среде умеренности и аккуратности - Страница 189

…бурмицким зерном…— Бурмитское зерно — разновидность жемчуга, «крупная, окатистая жемчужина» (В. И. Даль, Толковый словарь живого великорусского языка, т. 1, стр. 143).

«Твой смертный час! твой гро-озный час!» — из арии Сусанина в опере «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») М. И. Глинки.

…пойдем к Палкину — в ресторан на углу Невского и Владимирской в Петербурге.

…наши Заманиловки, Погореловки, Проплеванные…— названия деревень; Заманиловка — так назвал Чичиков в «Мертвых душах» Гоголя Маниловку. Деревня Проплеванная фигурирует в произведениях Салтыкова — «Дневник провинциала в Петербурге», «Современная идиллия».

…Струсберги да Овсянниковы…— о Струсберге см. прим. к стр. 199. С. Т. Овсянников — крупный хлеботорговец, купец первой гильдии, в 1874 г. с мошенническими целями совершил поджог арендованной им и его компаньоном паровой мельницы в Петербурге. О судебном процессе по делу Овсянникова см. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 1, М. 1966, стр. 37–45.

…Мстислав да Ростислав… Добрыня да Блуд. — Мстислав и Ростислав — часто встречавшиеся имена древнерусских князей; Добрыня, Блуд — древнерусские языческие имена.

…Моисеев закон…— Моисей (библ.) — судья и законодатель еврейского народа.

…«Чего изволите?», газета ежедневно-либеральная…— см. прим. к стр. 68.

…за чтением «Красы Демидрона». — О «Демидроне» см. прим. к стр. 92.

…носить на спине изображение бубнового туза. — Бубновый туз — здесь: знак осужденного на каторжные работы, красный четырехугольник, нашивавшийся на спину арестантского халата.

III. Тряпичкины-очевидцы^*

Впервые — ОЗ, 1877, № 8 (вып. в свет 23 августа), стр. 532–570. Подпись: Н. Щедрин.

Сохранились два фрагмента черновой рукописи: «Не видно ни пармезанов, ни анчоусов <…> Скольких драгоценных и поистине умилительных картин мы лишаемся случая быть свидетелями» и «Да, печальна участь русского корреспондента! <…> вместо Чебоксар возвратиться в Васильсурск!». Отличия этих фрагментов от соответствующих мест печатного текста (стр. 216–221 и 231–242) незначительны. При подготовке рукописи к печати из журнального текста было удалено упоминание в главе «Васильсурск» об А. Ф. Головачеве в качестве малоазиатского корреспондента «Северного вестника», а также о цензурном ведомстве.

В первом отдельном издании (1878) Салтыков произвел ряд изменений в тексте очерка. В частности, было снято (стр. 219, абзац «По рассказам…») подстрочное примечание к фразе «А сверх того <…> дадут солидный урок»:

Мы тоже в этом вполне уверены. Недавно мы имели случай быть свидетелями, как один из тверских либералов сравнивал генерала Черняева с генералом Гарибальди: это — уже несомненное доказательство, что путь заблуждений покинут навсегда. Примеч. редакции газеты «Краса Демидрона».

Кроме того, в издании 1878 г. Салтыков ввел в очерк следующие дополнения:

Стр. 212–213. Да, надо сознаться <…> аресты, приостановки и проч.

Стр. 219. В абзаце «Рыбинск…»:

укрывшиеся после разгрома известного 1862 года <…> решить не берусь, но

Стр. 222. В абзаце «Я объяснил…»:

потому что существует еще седьмая великая держава <…> прекращает их деятельность по усмотрению.

Стр. 243. В абзаце «Однако он усомнился…»:

но не прелюбодейственного.

Эти дополнения свидетельствуют о том, что при подготовке текста отдельного издания Салтыков усилил обличительное звучание очерка, коснувшись главным образом цензурной политики самодержавия.

В дальнейшем текст очерка изменениям не подвергался.

В настоящем томе очерк печатается по тексту издания 1885 г. с восстановлением по рукописи упоминания «цензурное ведомство» (стр. 219, абзац «Рыбинск…»), замененном в журнале безличным «кто-нибудь» (в отдельных изданиях: «кто-либо»).

Во время русско-турецкой войны в действующую армию были впервые допущены специальные корреспонденты русских и иностранных газет. Получать корреспонденции непосредственно с места военных действий стремилась каждая мало-мальски значительная газета. Иметь своего корреспондента значило увеличить число подписчиков, добиться большей популярности. Несомненно, наличие таких корреспондентов улучшило информацию о ходе войны. Однако в целом газетная пресса, освещавшая военные события, давала пеструю и разноречивую картину действительного положения вещей. Буржуазно-либеральная и реакционная печать отличалась беспринципностью и угодливостью перед правящими кругами, соответственным был и облик значительной части корреспондентов. Салтыков, превосходно зная текущую газетную прессу и искусно использовав лишь намеченную Гоголем в «Ревизоре» эпизодическую фигуру мелкого петербургского литератора, приятеля Хлестакова, дал в очерке «Тряпичкины-очевидцы» собирательный образ газетчика, отправившегося на театр военных действий, но так до него и не добравшегося.

Уже в современных откликах на очерк делались попытки указать реальные источники очерка, в частности, прототипы корреспондентов Подхалимовых 1-го и 2-го. Действительно, Салтыков мог иметь в виду вполне конкретный материал. На страницах «С.-Петербургских ведомостей» длительное время печатались корреспонденции П. Трофимова «С дороги на Дунай». Эти корреспонденции так затянулись, что автор их был вынужден дать в конце концов специальное объяснение читателям: «Думаю, что это мое последнее письмо с дороги, рассчитываю очень скоро быть в действующей армии и тогда начну мой дневник специального корреспондента, который буду отсылать при первой возможности»[217]. Сама эта корреспонденция, помеченная «Из Букарешта, 20 августа», повествует… о Петербурге! «Причина же заключалась в том, — сообщает автор, — что необходимо было мое присутствие в Петербурге, и я, проехав в оба конца более 5000 верст, посмотрел в Ботаническом саду на распустившуюся Victoria regia, прозяб дня четыре в Северной Пальмире и опять вернулся в благодатный климат Румынии…» Все это во многом перекликается с содержанием «дневника» Подхалимова 1-го. Недаром «С.-Петербургские ведомости» особенно запальчиво отвечали на очерк о «Тряпичкиных-очевидцах»: «Может быть, имеются такие корреспонденты, которых описывает Щедрин; но мы, по крайней мере, о таких не слыхали, и вообще не наши корреспонденты виноваты, что они доставляют сведения несвоевременно, а виноваты те же обстоятельства (намек на цензуру. — Н. С.), которые из почтенного сатирика делают карикатуриста и пасквилянта»[218]. Можно полагать, что именно эту газету имел в виду рецензент «Новостей», когда писал о «Тряпичкиных-очевидцах»: «Краса Демидрона» является «весьма прозрачным псевдонимом одного очень распространенного органа…»[219] В самом очерке Салтыкова упоминаются также Вас. Ив. Немирович-Данченко, бывший корреспондентом ряда газет, и — в черновой рукописи — А. Ф. Головачев — корреспондент «Северного вестника».

Несмотря на фельетонный и шаржированный характер «корреспонденции» Подхалимова, в них затронуты серьезные вопросы, связанные с настроением русского общества во время русско-турецкой войны. Таковы страницы, посвященные самодуру-купцу, рассуждения священника Николая, картины, характеризующие положение народа.

Очерк «Тряпичкины-очевидцы» вызвал большое количество откликов. Одни органы печати спешили отвести удар от себя, другие — пытались оспорить нарисованную сатириком картину. С пространной рецензией на страницах «Нового времени» выступил В. Буренин. Отношение Салтыкова к «Новому времени» в этот период было уже резко отрицательное (см. прим. к стр. 68). Позиция писателя вряд ли была секретом для Суворина и Буренина, сатира о Тряпичкиных метила и в руководителей «Нового времени». В этих условиях они сочли за лучшее присоединиться к похвалам сатирику. Его очерк Буренин назвал «выдающейся вещью» и не согласился с А. М. Скабичевским, который полагал, что Щедрин «дал промаха»[220]. Писатель, заявляет рецензент «Нового времени», «прямо попал в цель, обобщив свою сатиру и тем придав ей настоящий вес и серьезное значение, при всей забавности и шаловливости ее формы. Сатирический фельетон даровитого автора направлен вовсе не на корреспондентов с театра войны — его сатирическое значение гораздо шире, — он рассматривает вообще то положение русской прессы и даже, если хотите, русского общества, в каком оно находится по отношению к событиям борьбы на Востоке…»[221]. В подтверждение своей мысли рецензент приводит рассуждения священника («Духом мы высоко парим, но немощная плоть паренью нашему немало препон представляет»), характеристику «кутузки», суждения купца, «жертвующего» на славян из общественных сумм. В упоминавшейся статье М. Песковского (в связи с очерком «На досуге») новая сатира Щедрина используется для характеристики всей реакционной прессы: «Это воинственно-охранительная печать, это клика беспардонных шовинистов, извращающих и развращающих общественное внимание и понимание»[222]. К этой прессе критик относит и «Новое время». Корреспонденции самого Буренина он характеризует как «одно из проявлений литературного молчалинства…»[223]. Весьма расширенно истолковывает очерк Салтыкова и С. А. Венгеров, выступавший тогда на страницах «Русского мира». «Предмет сатиры, — пишет он, — общая физиономия журналистики… схваченная с самой невыгодной ее стороны — именно, со стороны навязчивого стремления сойти в толпу, захватить улицу, овладеть погребными и полпивными…»[224] Положительную рецензию (без подписи) поместил «Сын отечества». «…В очерке г. Щедрина, — пишет рецензент, — юмора много, а жизненной правды еще больше. Здесь газетный дух, здесь газетным духом пахнет. Разве не узнаете наших «корреспондентов», способных дать Хлестакову сорок очков вперед?»[225] Рецензент «Современных известий» Г. А. Ларош указывает на особенности формы сатиры Салтыкова: «Как и всегда, форма этой сатиры страшно преувеличена. Щедрин <…> нисколько не заботится о правдоподобности и относительной верности, которые он выставляет на сцену. Он старается главным образом схватить смысл специального явления и выяснить причины, от которых оно произошло»[226]. Положительно отозвались об очерке, обращая внимание на различные моменты его содержания, «Новороссийский телеграф» (1877, №№ 769, 811, 8 сентября и 30 октября), «Вечерняя почта» (1877, № 61, 1 сентября), «Северный вестник» (1877, № 128, 6 сентября).