Том 10 - Страница 15
Вы, должно быть, помните наши споры на ХIV съезде. О чем мы спорили тогда с так называемой “новой оппозицией”? О роли и значении середняка, о роли и значении основных масс крестьянства, о возможности для пролетариата повести за собой основные массы крестьянства в деле социалистического строительства, несмотря на техническую отсталость нашей страны.
Иначе говоря: мы спорили с ними о том же, о чем давно спорит наша партия с троцкизмом. Вы знаете, что результат споров на XIV съезде оказался плачевным для “новой оппозиции”. Вы знаете, что в результате этих споров “новая оппозиция” перекочевала в лагерь троцкизма по основному вопросу о ленинской идее гегемонии пролетариата в эпоху пролетарской революции. На этой почве и возник так называемый оппозиционный блок троцкистов с бывшими ленинцами из оппозиции.
Знала ли “новая оппозиция”, что V конгресс Коминтерна определил троцкизм как мелкобуржуазный уклон?[33] Конечно, знала. Более того, она сама проводила соответствующую резолюцию на V конгрессе Коминтерна. Знала ли “новая оппозиция”, что ленинизм и мелкобуржуазный уклон несовместимы? Конечно, знала. Более того, она со всех крыш кричала об этом на глазах у всей партии.
Теперь судите сами: могла ли партия не отвернуться от таких лидеров, которые сжигают сегодня то, чему поклонялись вчера, которые отрицают сегодня то, к чему громогласно призывали вчера партию, которые пытаются дополнить ленинизм троцкизмом, несмотря на то, что вчера еще называли они такую попытку изменой ленинизму? Ясно, что партия должна была отвернуться от таких лидеров.
В своем рвении перевернуть все вверх ногами оппозиция дошла даже до того, что она отрицает факт принадлежности Троцкого к меньшевикам в период до Октябрьской революции. Не удивляйтесь, товарищи, — она прямо говорит, что с 1904 года Троцкий никогда не был меньшевиком. Так ли это на самом деле? Обратимся к Ленину.
Вот что говорил Ленин в 1914 году, за три с половиной года до Октябрьской революции, о Троцком:
“Старые участники марксистского движения в России хорошо знают фигуру Троцкого, и для них не стоит говорить о ней. Но молодое рабочее поколение не знает ее, и говорить приходится, ибо это — типичная фигура для всех тех пяти заграничных группок, которые фактически также колеблются между ликвидаторами и партией.
Во времена старой “Искры” (1901–1903) для этих колеблющихся и перебегающих от “экономистов” к “искровцам” и обратно была кличка; “тушинский перелет” (так звали в Смутное время на Руси воинов, перебегавших от одного лагеря к другому)…
“Тушинские перелеты” объявляют себя выше фракций на том единственном основании, что они “заимствуют” идеи сегодня одной, завтра другой фракции. Троцкий был ярым “искровцем”, в 1901-3 годах, и Рязанов назвал его роль на съезде 1903 г. ролью “ленинской дубинки”. В конце 1903 года Троцкий — ярый меньшевик (курсив мой. — И.Ст.), т. е. от искровцев перебежавший к “экономистам”; он провозглашает, что “между старой и новой “Искрой” лежит пропасть”. В 1904-5 году он отходит от меньшевиков и занимает колеблющееся положение, то сотрудничая с Мартыновым (“экономистом”), то провозглашая несуразно-левую “перманентную революцию”. В 1906-7 году он подходит к большевикам и весной 1907 года заявляет себя солидарным с Розой Люксембург.
В эпоху распада, после долгих “нефракционных” колебаний, он опять идет вправо и в августе 1912 года входит в блок с ликвидаторами. Теперь опять отходит от них, повторяв, однако, по сути дела их же идейки (курсив мой. — И.Ст.).
Такие типы характерны, как обломки вчерашних исторических образований и формаций, когда массовое рабочее движение в России еще спало и любой группке “просторно” было изображать из себя течение, группу, фракцию, — одним словом, “державу”, толкующую об объединении с другими.
Надо, чтобы молодое рабочее поколение хорошо знало, с кем оно имеет дело, когда с невероятными претензиями выступают люди, не желающие абсолютно считаться ни с партийными решениями, которые с 1908 года определили и установили отношение к ликвидаторству, ни с опытом современного рабочего движения в России, создавшего на деле единство большинства на почве полного признания указанных решений” (см. т. XVII, стр. 393–394).
Выходит, таким образом, что Троцкий во время после 1903 года все время обретался вне большевистского лагеря, то перебегая в лагерь меньшевиков, то отходя от них, но не примыкая никогда к большевикам, а с 1912 года организовал блок с меньшевистскими ликвидаторами против Ленина и его партии, оставаясь в одном лагере с меньшевиками.
Что же тут удивительного, если такая “фигура” не внушает доверия нашей большевистской партии?
Что же тут удивительного в том, что оппозиционный блок, возглавляемый этой самой “фигурой”, оказался изолированным и отброшенным от партии?
Второй основной вопрос, на котором свихнулись лидеры оппозиции, есть вопрос о возможности победы социализма в одной стране в период империализма. Ошибка оппозиции состоит в том, что она попыталась незаметно ликвиднуть учение Ленина о возможности победы социализма в одной стране.
Ни для кого не представляет теперь тайны тот факт, что Ленин еще в 1915 году, за два года до Октябрьской революции, исходя из закона неравномерности экономического и политического развития в условиях империализма, провозгласил тезис о том, что “возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране” (Ленин, т. XVIII, стр. 232).
Ни для кого не представляет теперь тайны тот факт, что именно Троцкий, а не кто-либо другой, в том же 1915 году выступил в печати против этого тезиса Ленина, заявив, что признавать возможность победы социализма в отдельных странах “значило бы становиться жертвой той самой национальной ограниченности (курсив мой. — И.Ст.), которая составляет сущность социал-патриотизма” (Троцкий, “1917”, т. III, ч. 1, стр. 89–90).
Не составляет тайны также тот общеизвестный факт, что впоследствии эта полемика между Лениным и Троцким по сути дела не прекращалась вплоть до выхода в свет последней брошюры Ленина “О кооперации”[34] в 1923 году, где он еще и еще раз провозглашает возможность построения “полного социалистического общества” в нашей стране.
Какие изменения произошли в истории нашей партии после смерти Ленина в связи с этим вопросом? В 1925 году на XIV конференции нашей партии Каменев и Зиновьев, после ряда колебаний, признали учение Ленина о возможности победы социализма в одной стране и отмежевались вместе с партией от троцкизма в этом вопросе. А через несколько месяцев после этого, перед XIV съездом, когда они остались в меньшинстве в борьбе против партии и оказались вынужденными блокироваться с Троцким, — они повернули “вдруг” в сторону троцкизма, порвав с резолюцией XIV конференции нашей партии и отойдя от ленинского учения о возможности победы социализма в одной стране. В результате, полуменьшевистская болтовня Троцкого о национальной ограниченности теории Ленина становится той завесой в руках оппозиции, которой старается она прикрыть свою работу по ликвидации ленинизма в вопросе о социалистическом строительстве.
Спрашивается: что же тут удивительного, если партия, воспитанная и выкованная в духе ленинизма, сочла необходимым отвернуться после всего этого от таких ликвидаторов, а лидеры оппозиции оказались изолированными от партии?
Третий основной вопрос, на котором свихнулись лидеры оппозиции, есть вопрос о нашей партии, вопрос о ее монолитности, вопрос о ее железном единстве.
Ленинизм учит, что партия пролетариата должна быть единой и монолитной, без фракций, без фракционных центров, с единым партийным центром, с единой волей. Ленинизм учит, что интересы пролетарской партии требуют сознательного обсуждения вопросов партийной политики, сознательного отношения партийных масс к руководству партии, критики недочетов партии, критики ее ошибок. Но ленинизм требует вместе с тем, чтобы решения партии проводились беспрекословно всеми членами партии, коль скоро эти решения приняты и одобрены руководящими органами партии.