Только однажды - Страница 4

А где ее настоящее место? Уж точно не в каком-нибудь болоте в Луизиане. Что, если ей не понравится Алекс Моро? Что, если ей вообще не понравится в Луизиане? К тому времени как она выяснит, подходит ли ей этот мужчина или эта местность, будет уже слишком поздно что-либо менять.

Джемма открыла глаза и пересекла комнату, направляясь к сплошному ряду окон. Она распахнула каждую створку, надеясь уловить хотя бы малейшее дуновение ветерка. Затем подошла к небольшому алтарю, расположенному на приставном столике, перед которым стояла низенькая скамеечка для коленопреклоненной молитвы. Многочисленные жертвенные свечи, установленные в похищенные из буфетной бокалы и рюмки всевозможных форм и размеров, ярко горели, выстроившись в ряд перед собранием миниатюрных образков святых, изображенных в различных позах. Образки в красивых рамках висели и на стене над столом.

Джемма собрала образки в монастырской школе. Некоторые из них ей вручили в награду за успехи в учебе. Другие она получила в благодарность за пожертвования при сборе средств в фонд «Спасение детей язычников». Знакомые лики всегда утешали и успокаивали ее, словно друзья и родственники, к которым она могла обратиться в трудную минуту. Они всегда с ней, будто братья и сестры, которых у нее никогда не было.

Склонив голову, Джемма опустилась на колени, перекрестилась и зашептала молитву, обращенную сразу к нескольким особым мученицам – девственницам.

– Милостивые заступницы, если бы вы только смогли найти способ избавить меня от этого брака так, чтобы мне не пришлось нарушить данное отцу слово, я была бы вам очень благодарна.

Она торопливо напомнила святым, что всегда вела жизнь, полную смирения и послушания, в которой даже святой Франциск не смог бы найти изъяна.

– Теперь мне предстоит выйти замуж за мужчину, которого я в глаза не видела. За мужчину, который ждет от меня безропотного подчинения, детей, процветания его поместья где-нибудь среди болот, кишащих аллигаторами. Смерть на гильотине привлекает меня куда больше.

Осознав, что именно она только сейчас сказала, Джемма перекрестилась и поспешила добавить:

– Забудьте мое последнее замечание. И если ты слышишь меня там, наверху, дедушка Холл, прости, что я не сдержала своего обещания. Надеюсь, ты поймешь, что у меня действительно не было другого выхода.

Джемма снова перекрестилась, поднялась с колен и сбросила с ног туфли. Потом стянула чулки и, вернувшись к окнам, с ногами забралась на стоявшую там кушетку. Рассеянно глядя в окно на затянутое облаками небо, девушка поддернула юбку вверх, так что подол едва прикрывал бедра, и откинулась назад.

Если святые мученицы ее не спасут, ей останется всего два месяца до прибытия в Новый Орлеан, где она будет вынуждена смириться и привыкнуть к тому, что ей необходимо остепениться и делить постель с незнакомым мужчиной. После всего, что сестра Августа Алерия наговорила своим ученицам о порочности и греховности возлежания с мужчиной – с любым мужчиной, включая мужа, – Джемме становилось дурно при одной только мысли о том, что ей придется заниматься чем-то подобным.

Джемма осознала, что ее готовили исключительно к замужеству. Она получила образование, но не имела никакой специальности. Она умела отлично управляться с прислугой, вести счета по хозяйству, организовывать приемы и эффектно появляться в обществе мужа. Большего от нее не ждали.

С тех пор как Джемма покинула монастырскую школу, она находилась в растерянности, словно корабль без руля. У нее не было цели, жизнь теряла всякий смысл.

Готова ли она к тому, чтобы воспитывать детей? Увы, Джемма ровным счетом ничего о них не знала. Ведь она еще ни разу в жизни даже не держала на руках младенца.

Джемма соскочила с кушетки и подошла к одному из двух огромных, изысканно украшенных шкафов, расположенных у дальней стены. Гардероб был битком набит роскошными нарядами на все случаи жизни.

В комоде у Джеммы хранились обтянутые бархатом шкатулки с украшениями из жемчуга и драгоценных камней. Наверное, в мире не нашлось бы девушки ее возраста, не пожелавшей поменяться с ней местами. Теперь ей предстояло поселиться вместе с богатым мужем, который будет все так же содержать ее в роскоши. Джемма сказала отцу правду о том, что готова отказаться от всего этого, лишь бы он больше времени проводил с ней.

Глядя на окружавшее ее изобилие, девушка молилась, чтобы свершилось чудо. Кроме того, она молила Господа, чтобы он дал ей сил и подал знамение с небес. Она даже молилась, чтобы отец поменял свое решение, хотя в глубине души знала, что он никогда на это не пойдет, что он не может отступиться от своего слова.

Точно так же, как и она не может нарушить данное ему обещание.

Джемма стояла перед огромным шкафом, пытаясь решить, что взять с собой, а что оставить. Одного сундука на первое время вполне достаточно, остальное можно будет отправить потом. И действовать следует быстро, чтобы проследить за подготовкой к отъезду.

Девушка равнодушно, без всякого энтузиазма, принялась перебирать платья. Она чувствовала себя еще более одинокой, чем обычно. Даже в таком важном деле, как ее замужество, отец устранился, поставив на первое место интересы своей компании.

Новый Орлеан, октябрь 1816 года

Хантер Синклер Бун знал, что не найдет эту женщину в Трясине.

Отвратительный район был излюбленным местом бандитов и мелких лодочников, промышлявших на Миссисипи. Грязная, Богом забытая дыра на Джирод-стрит, застроенная сооруженными на скорую руку хибарами из досок и бревен, остававшихся от разбиваемых сразу по прибытии в Новый Орлеан барж и плоскодонок. Не слишком удаленная от Французского квартала, Трясина представляла собой опасные трущобы, куда даже новоорлеанская полиция избегала соваться после наступления темноты. В этом адском месте каждый жил по своим законам. Все городское отребье – шулера, сутенеры и проститутки, списанные с кораблей матросы и преступники всех сортов – слонялось по мрачным жутковатым улицам и закоулкам, изобиловавшим мерзкими притонами, где промышлявший на реке люд по ночам предавался самому дикому и разнузданному разгулу, когда улыбалась удача.

Но Хантер Бун не искал развлечений. Он разыскивал Амелию Уайт и отлично знал, что она считает, будто слишком хороша для Трясины, хотя сам он придерживался иного мнения. Хантер направился во Французский квартал.

Высматривая Амелию, Бун вскоре уже бродил среди креолов и американских торговцев – состоятельных мужчин и женщин, относящихся к привилегированному классу. Внезапно его слуха достигло высказывание, произнесенное шепотом по-французски, однако достаточно громко, чтобы он услышал. Хантер не понял ни слова, но по тону говорившего определил, что замечание относилось к нему и содержало далеко не лестный для него та отзыв.

Проклятым французам было плевать, что Бун и другие подобные ему парни из Теннеси и Кентукки, сражаясь под знаменами генерала Эндрю Джексона, проливали кровь, чтобы спасти этот напичканный людьми зловонный город от красных мундиров.

Для креолов все чужаки, спускавшиеся по Миссисипи на плоскодонках, килевых лодках или баржах, оставались «каиновым отродьем» – дикими, невоспитанными варварами.

В своем порядком засаленном наряде – куртке и брюках из оленьей кожи, черной фетровой шляпе с низкой тульей и широкими полями и мокасинах – Бун, безусловно, имел не слишком цивилизованный вид. Он выглядел типичным представителем «каинова отродья». Одним из тех, кто подряжался провести лодку трудным, полным опасностей путем вниз по реке, чтобы заработать шестьдесят долларов, а затем тут же спустить их на пьяный разгул и бурную ночь разврата.

Хантер отправился в Новый Орлеан по двум причинам. Во-первых, сбыть последнюю партию изготовленного его братом виски, а во-вторых, уладить одно сугубо личное дело. Он надеялся, что удачный поворот судьбы сведет его с женщиной, которой он собирался сказать пару ласковых слов – правда, ни одно из них нельзя было бы назвать добрым. После этого он волен был распоряжаться своей жизнью – в первый раз за свои двадцать восемь лет.