Только (не)любовь (СИ) - Страница 5

Квартира в Саратове не считается, она в ипотеке, так что продать её без разрешения банка нельзя. Да и подпись можно будет оспорить в суде. Мол, похитители запугали, ничего не соображала.

А вообще, если я права, и всё это маскарад, то похитители ведут себя более чем странно. Телефон забралию. Чило привезли сюда, но паспорт не отняли, даже не спросили.

И это  настораживало сильнее мрачных взглядов, которые кидал на меня Ярослав и того болезненного любопытства, что светилось в глазах остальных «родственников».

— Откуда вы знаете, что я та, за кого себя выдаю? — спросила я, обращаясь к старичку, воспользовавшись возникшей паузой.

Он скрупулезно и с самым невозмутимым видом перекладывал бумаги, будто это были единственные экземпляры давно утраченной остальным человечеством реликвии.

В воздухе сгустилось напряжение. Оно и раньше электрическими искрами проскакивало во взглядах украдкой, скупых жестах, тяжелых вздохах, вылезало на свет вместе с бумажными платочками и влажными салфетками, призванными утереть слёзы собравшихся.

А по поводу чего все эти люди печалятся, мне, как постороннему, было неясно. То ли оплакивают усопшего, то ли свою малую долю в наследуемом имуществе. Правда, как всегда, пряталась посредине.

А тут я посмела обратить на себя внимание. Ещё и усомниться в реальности той пьесы, в которой меня заставили участвовать.

— Мы слишком долго вас разыскивали, госпожа Багирова, — ответил Полушкин и посмотрел в глаза. Сейчас он напоминал мне не старого ворчливого нотариуса, получающего удовольствие от наблюдения за наследниками, а проницательного и хитрого интригана, передвигающего фигуры на шахматной доске, о чём последние и не подозревают. — В завещании есть оговорка. Если мы не найдём вас и не сможем уговорить присутствовать на оглашении завещания, то наследства не получает никто. И сделать это надо было, не мешкая. Всего за тридцать календарных дней. Самое сложное было найти вас в столице.

— Почему вы решили, что я живу в Москве? — сорвался с губ следующий вопрос.

Хотелось знать всё и немедленно, не упустить никакой важной детали или жеста, слова, могущих заставить меня усомниться в той правде, что  пытаются тут представить честная компания.

— Ваш отец перед смертью уже нашёл вас и сообщил, что вы в столице, — последовал ответ Сергея Сергеевича. Нотариус откинулся в кресле, во взгляде старичка мелькнула усталость, но уже через пару секунд он был сама внимательность и любезность. — А разыскать человека, если знаешь, где и кого, дело наработанной техники и связей.

— Если вас что-то не устраивает, можно подписать отказ от наследства, — тут же вставил «пять копеек» Ярослав, продолжавший стоят спиной к окну, скрестив руки на груди.

Его лицо оставалось в тени, но я чувствовала, что он неотступно следит за мной.

— Ни в коем случае! — Ольга Денисовна улыбнулась так тепло, что мне стало не по себе. — Не надо давить на девочку. Ей бы всё хорошенько обдумать. В тишине, да в одиночестве, но ничего, у неё ещё будет время.

— Не сердись на моего сына, он пока до конца не пришёл в себя после смерти отца, вот и городит всякую  чушь, — приятная дама повернулась ко мне и одарила глубоким многозначительным взглядом. Мол, так-то он другой, ну, ты понимаешь…

— Мама, мы уже это обсуждали! Не надо говорить за меня, а тем более комментировать мои слова, — отрезал Ярослав и, кивнув нотариусы, первым направился было к выходу, как вдова покойного растерянно произнесла:

— Не расходитесь, пожалуйста! Мы же собирались на обед. Всё уже готово, Алексей был бы рад видеть всех нас вместе, — и девушка тяжело вздохнула, будто одно упоминание о покойном муже стоило ей громадных усилий, чтобы не расплакаться.

Мальчик опустил голову и всхлипнул, утирая слезу ладошкой. Его скорбь была искренней, поэтому и трогала до глубины души.

Девушка, заметив расстройство сына, вытерла ему слёзы платком и крепче прижала к себе, поцеловав в светлую макушку.

— Конечно-конечно, дорогая, —  поддакнула Эльвира Алексеевна, сестра усопшего, подсаживаясь к племяннику и шепча что-то о том, что надо быть сильным и оберегать маму. —  Мы все едем.

— Сергей Сергеевич, надеюсь, вы с нами? — спросила у нотариуса девушка-вдова, которая и в чёрном траурном платье выглядела так, будто собралась в театр или на выставку.

Я всегда восхищалась такими девушками: даже макияж не попортился, хотя было заметно, что она расстроена.

— Я заеду к вам, Анастасия Павловна, позже, — покачал головой нотариус и развёл руками, указывая на стол, заваленный толстыми папками-скоросшивателями. — Как бы мне не хотелось сейчас быть с вами, но дела, увы, не терпят отлагательства.

— Решено, едем, — засуетился племянник умершего и пристально посмотрел на меня, снова приветливо улыбнувшись.

Это был тот самый молодой человек, приятной наружности и манер. Он напоминал Лиса, облизывающегося возле курятника и прикидывающего, как бы там поживиться без лишнего шума. Сразу видно, дамский угодник. Таким лучшим не давать и повода думать, что ты слабая и лёгкая добыча. Поэтому на улыбку я не ответила.

— Мой сын довезёт вас, Герда Алексеевна, — приятная дама подошла ко мне ближе, но за руки, слава богу, не хватал и обниматься не лезла. Люблю людей, уважающих чужие границы. — Вот и увидите, где ваш отец провёл последние годы жизни. Не самые трудные, кстати.

Иронично изогнув бровь, Ольга Денисовна скользнула взглядом по вдове, с улыбкой обольстительницы принимавшей соболезнования от племянника своего покойного мужа.

— А насчёт наследства, не сомневайтесь. Возможно, отец хотел как-то компенсировать вам и вашей маме все те сложности, что сам и создал.

Ольга Денисовна подбирала слова, будто шла по минному полю. И я догадалась, почему:

— Он ведь никогда не говорил обо мне, верно?

— Нет. Но мы уже лет десять как в разводе. И не беседовали, знаешь ли, на задушевные темы. Алексей вообще, царство ему небесное, не был разговорчивым и душевным человеком. Мог обидеть и не извиниться. Никогда не извинялся, — первая жена моего отца говорила о покойном без злости, с грустной улыбкой, но не старалась представить его святым, в отличие от сестры. Та громко рассказывала Ярославу, которого держала за руку, как они с покойным были близки духовно.

Мажор кивал, хмурился, но терпел приставания тётки, с нетерпением посматривая в сторону. И иногда на меня.

Я видела на себе его заинтересованный взгляд, но не тот, каким мужчина обычно смотрит на женщину. Пасынок моего отца видел во мне досадную помеху. Особенно, а это было заметно по взгляду светло-коричневых глаз, его бесило условие отца.

Я усмехнулась, вполуха слушая Ольгу Денисовну. Пусть Ярослав Дмитриев не беспокоится: легче, как Анна Каренина, под поезд лечь, чем пойти замуж за столь неприятного типа, всем видом выражающего, что ты птица не его полёта.

Словно почувствовав моё настроение, мажор подошёл к матери, чтобы предложить её подвезти. Вся эта компания, похоже, под предлогом поминального обеда решила отпраздновать благополучное вступление в наследство. И хоть я не простила папашу, но в этот миг, глядя на общее возбуждение, стало его жаль. На минуту.

— Не буду вам мешать, молодёжь, — улыбнулась Ольга Денисовна и так посмотрела на сына, что тот только скривился, но спорить не стал.

— И верните мне телефон, — глухо произнесла я, стараясь не смотреть на неприятного типа.

— Всенепременно, снежная, — отозвался Ярослав, иронически хмыкнув. Точь-в-точь, как мать, когда она смотрела на вдову.

— О, вы уже и прозвища друг другу придумали. Как это мило и по-детски! — бросила Элеонора Алексеевна, спеша за сыном, поглощённым рассказом вдовы о её душевных муках.

—  Подожди, Нора, я с вами, — мать Ярослава не дала нам обоим опомниться, как уже оставила одних. Не считая Сергея Сергеевича, с грустной улыбкой взирающего на получивших наследство.

— До свидания! — произнесла я, обращаясь к старичку, когда его кабинет опустел. Из приёмной доносились оживлённые голоса тех, кто ещё недавно