Толераниум - Страница 6

– Мишка, тебе главное магистратуру закончить, а потом – в невестах не запутаться. Умный, здоровый, порядочный финансист – это знак качества. Так что, Мишустик, беречь тебя будем, генофонд распылять не позволим! Для хорошей семьи нужна одна, всего-навсего одна приличная женщина. Уж поверь, что мы ее найдем!

Нигде Мише не было так хорошо, как дома. Для полного счастья ему были нужны они обе. Иногда Миша сомневался, кто ему ближе – мама или тетя. Лаура, безусловно, тоньше чувствовала Мишино настроение, угадывала его желания и знала самые сокровенные тайны. Мишу никогда не интересовало, почему у Лауры нет семьи, он искренне считал, что он с мамой и есть тетина семья. Когда Миша был еще маленьким, Софочка заводила с Лаурой разговоры насчет детей и замужества. Миша очень хорошо помнил, как мама однажды сказала: «Мы с тобой, сестрица, исключение. В нашем роду – или один ребенок, или вовсе ни одного. У нас – один на двоих, и то чудом появился, когда мне уже хорошо за тридцать было». Миша запомнил эту фразу из-за слова «чудо». Конец фразы он не дослушал, потому что мама начала сыпать умными словами. Он потом долгое время считал, что мама с Лаурой – это что-то одно, и называется оно «исключение», а сам он – Мишенька Асин – просто чудо. Сейчас подросшее «чудо» искренне радовалось, что у Лауры нет семьи. Иначе у Миши не было бы такого верного и понимающего близкого друга. А вот мама постоянно намекала Лауре, что ей пора обзавестись второй половиной.

– Упертая ты, конечно! Ладно – ребенок! Если бы тебе еще и ребенка Бог послал, пришлось бы греческую мифологию серьезно пересмотреть! Мужика в твоем возрасте не по любви выбирают. Ты уже попробовала три раза «по любви».

У самой Софьи Леонидовны хватало ухажеров. Она умело отбривала особо ретивых, но один соискатель все-таки был выделен ею в порядке исключения. К избранным был причислен давний воздыхатель Софочки по фамилии Бергауз. Аркадий Моисеевич Бергауз – дипломат в отставке, ведущий в Доме журналистов некий закрытый клуб с загадочным названием «Наши не наши» – был давно и безнадежно, как сам говорил, влюблен в прекрасную Софью Леонидовну. Насчет «безнадежно» Лаура и Миша очень сомневались, а Софочка различными способами давала понять, что надежду никогда терять не стоит.

– Даже самое черствое сердце можно размягчить любовью и настойчивостью, – намекала вдова.

Аркадий Моисеевич, базируясь на предыдущем опыте, предполагал, что быстрее всего черствое сердце размягчается материальными взносами, потому с предложением руки и сердца не торопился уже лет шесть. Бергауз был всегда желанным гостем в доме, посещал с Софочкой премьеры, беседовал с Лаурой о литературе и живописи, поддерживал Мишу и отзывался о нем, как о подающем надежды молодом человеке.

Миша обожествлял маму, обожал тетку и благоволил Бергаузу. До встречи с Виктором он и представить себе не мог, что в семье его кто-то душит, приручает или вообще является токсичным фактором.

Вообще-то Мише было некогда разбираться в семейных отношениях. Вопрос о «токсичных факторах» и «удушении» он решил отложить на потом. В расплодившихся по всему городу прогрессивных школах жизни настала горячая пора – курсисты сдавали тесты. Почти каждый день Мише приходилось подтверждать свою исключительность в науке личностного роста, прорыва и позитивного мышления. Небожители, командированные на землю, или коучи, как они сами себя называли, широким мазком восполняли пробелы Всевышнего. Они решали проблемы раннего облысения, увеличивали размер причинных органов, избавляли от неуверенности в себе, корректировали либидо сожителя и обогащали материально… У самих коучей, по их собственным признаниям, все эти вопросы давно были отрегулированы.

Миша уверенно ставил галочки в маленькие квадратики и целенаправленно приближался к следующему уровню. Результат у слушателя Асина всегда был одним из лучших. Об этом сообщали веселые картинки с салютами и смайликами, приходящие в Ватсап. Миша не удивлялся. «Для тебя это – детский сад», – коротко констатировал Виктор, когда Миша сообщал ему об очередном триумфе. Благодаря Виктору он научился принимать факт своей исключительности без всякого стеснения.

Да, он особенный. Возможно, семья его недооценивает, но это от слишком большой любви. Ничего, придет время – он всем покажет, что его можно не только любить еще сильнее, но и уважать.

Миша, упиваясь собственным великодушием, готов был простить маме и Лауре все что угодно, лишь бы они не мешали ему познавать себя. А направление развития он выберет без них. В крайнем случае – посоветуется с Виктором.

Миша иногда ловил себя на том, что теперь усилия, связанные с совершенствованием и развитием, кажутся ему намного важнее, чем предсказуемые «позитивные» семейные ТРАПЕЗЫ. Он старался не нарушать сложившихся традиций, отсиживал воскресные обеды, участвовал в обсуждениях городских новостей, перешучивался с Лаурой по поводу долгосрочного романа Софочки и Бергауза. Все чаще Миша оценивал высказывания и поведение близких, думая, что сказал бы на это Виктор. Миша как будто стал наблюдать за своей семьей со стороны. Возможно, это и есть рост личности. Хотя иной раз ему казалось диковатым, что он, Миша, не смеется, как раньше, и не увлекается рассуждениями Лауры о том, что Бергаузу пора сделать предложение Софочке.

Теперь Миша ясно понимал, что Бергауз при всей своей щепетильности, хороших манерах и отменном чувстве юмора не собирается жениться и, наверное, правильно делает. Аркадий Моисеевич раньше сам признавался, что женщину следует держать в позиции «почти помолвлена», чтобы она как можно дольше демонстрировала свои лучшие качества. Мама ничего не демонстрировала, она просто приняла Бергауза, и ей было плевать на статус. Выходить замуж в это время, в этом возрасте и при этих обстоятельствах нормальной женщине просто ни к чему.

Сидя за столом, Миша пытался участвовать в беседе, но отчетливо понимал, что ему невыносимо скучно.

Скучными казались высокопарные комплименты Бергауза:

– Вы, Софья Леонидовна, последнее свидетельство того, для чего Бог создал женщину. Выставочный экземпляр, идеал подруги жизни! Счастлив будет тот, кого вы удостоите выбором…

Сдержанное кокетство Софочки в ответ на похвалы раздражало.

Перекидываться с Лаурой ироничными фразами, поддевая маму и Аркадия Моисеевича, было неинтересно. Иногда Миша делал над собой усилие, и в эти моменты все как будто возвращалось в прежнее русло.

– Мам! Аркадий Моисеевич устал намекать на свои сердечные привязанности! – Миша подмигнул Лауре, чтобы она поддержала почин. – Я бы на твоем месте задумался о личном благополучии. Благо оно рядом! – продолжал Миша. – Да, Аркадий Моисеевич? – Мишустик в упор смотрел на Бергауза, извлекая из себя улыбку.

Лаура немедленно отреагировала:

– Мишка, к чему такая спешка и напор? Аркадий уже шесть лет проверяет нашу Софочку на предмет соответствия. Остались считаные годы!

Софочка бросилась защищать свою независимость и разомлевшего от еды кавалера:

– Не изводите гостя! Как можно в наше время говорить о серьезных отношениях? Вы на него оказываете давление! Между прочим, Аркадий неоднократно предлагал провести с ним отпуск. Это я не соглашалась.

– Да, и сейчас предлагаю, – промокая губы салфеткой, подтвердил Бергауз. – Но Софья Леонидовна по непонятным для меня причинам всякий раз отказывается.

Здесь Софочка возмутилась всерьез:

– Конечно, отказываюсь! Потому что не вижу обстоятельств, которые помогут мне объяснить людям, на каком основании солидная возрастная пара проживает в одном номере гостиницы. Как я смогу после этого растолковать сыну, что такое настоящая семья? Или настоящая семья – когда каждый ее член залетает туда, где ему комфортно? – На Софочкином лице не дрогнул ни один мускул.

Бергауз хитро улыбнулся, оценив юмор, Лаура, давясь от смеха, утопила лицо в салфетке. Миша улыбнулся, отдав должное Софочке, которая, как обычно, виртуозно вертела словами, составляя из них бьющие в цель предложения.