Точка соприкосновения (СИ) - Страница 79

Ты боишься, что он бросит тебя потом, поэтому бросаешь его сама сейчас – признай это, Свон! Эдвард Каллен может оказаться каким угодно – умным или недалеким, заботливым или эгоистичным, серьезным или легкомысленным, и ты хотела бы любить его, хотела бы стать его настоящей женой, невзирая на все его, известные и возможные, недостатки.

Но ты так страшишься того, что может подкрасться спустя пару лет – того, что все это окажется цирком, что чувства, если даже это не обман и сейчас они есть, остынут, любовь пройдет, и останется, как в большинстве семейных пар, одно лишь раздражение, если не ненависть, - что рвешь эту едва окрепшую нить, не дав ей шанса просуществовать хотя бы чуть-чуть и доказать твою неправоту. Ты просто лицемерная трусиха… Это не Эдвард не достоин твоей любви, нет. Это ты не заслуживаешь его…

Он уйдет. И ты, Свон, всю оставшуюся жизнь будешь любить его. И вспоминать, как, едва обретя мечту, все потеряла.

Эдвард вернулся, и я злобно стерла с лица непрошенную слезу: не хотела, чтобы он видел, как мне больно. Я должна доиграть роль до конца: разрушить фундамент до того, как на нем появится косой и непривлекательный домик, качающийся даже на слабом ветру. Возьми себя в руки, Свон, и дай парню свободу. Поступи так, как правильно, а не так, как велят подростковые гормоны. Вспомни о гордости, о чести, о справедливости, и отпусти его.

Я думала, Эдвард начнет орать. Но он каким-то образом сумел взять себя в руки и обуздать обиду. Вместо гнева он обрушил на меня поцелуй: подошел и, не дав опомниться или испугаться, наклонился и прижался к моим губам, захватывая их требовательно и агрессивно.

Опешив, я не сразу ответила ему, но затем жадностью поцеловала в ответ: этот жест был пропитан нашим общим отчаянием.

Парень замедлился: теперь его губы прижимались мягко и чувственно, с особенной нежностью.

Эдвард прижал свой лоб к моему, смотря в глаза. Его ладони удерживали мое заплаканное лицо.

- Если бы ты знала, как я тебя сейчас ненавижу, Свон, - сказал он. Ледяные мурашки иголочками пробежались по всему моему телу до кончиков ног. Я сглотнула, не зная, что и ответить. Я этого и ожидала, и боялась. – Впервые за несколько лет я был по-настоящему счастлив, и ты хочешь просто взять и откатить все назад?

- Ты… был счастлив? – удивленно моргнула я, силясь его понять.

- Да, но теперь я не счастлив, потому что ты хочешь бросить меня! Я уничтожен, - пробормотал он со стоном, и мое сердце почти перестало стучать, почувствовав его боль. - Что еще я должен тебе пообещать, чтобы ты перестала ломаться и вышла за меня? Того, что я люблю тебя, недостаточно? Ты мой свет… моя путеводная звезда, я отправился за тобой на край земли - учиться профессии, которую никогда не представлял своей, но благодаря тебе я готов полюбить и ее. Ты и только ты делаешь меня лучше. Кем бы я был сейчас, если бы не встретил тебя? Если бы ты тогда не села за мою парту и не перевернула мой мир? Ты подарила мне цель.

Я сделала вдох, поняв, что не дышала целую минуту, завороженно и потрясенно слушая признание Эдварда. Он снова поцеловал меня – на этот раз трогательно и ненастойчиво, очень-очень сладко.

- Я хочу жениться на тебе, Белла Свон, не потому, что ты беременна от меня. Я хочу, чтобы ты стала моей, законно и навсегда, я хочу привязать тебя к себе всеми возможными способами, и не по какой-то случайной причине. Я стал самым счастливым парнем на планете, когда в прошлый раз ты сказала мне «да», и не верил, что ты просто пошла на поводу обстоятельств. Поэтому сейчас я спрошу тебя еще раз. И не важно, будешь ты завтра беременной или нет. Я люблю тебя, Белла. Выходи за меня!

Точка соприкосновения. Эпилог

Эпилог

8 лет спустя

Сегодня важный день, и я ехала на работу, преисполненная гордости и самоуважения: мало того, что я, невзирая на разного рода сложные обстоятельства, закончила обучение в самые сжатые сроки и год назад записалась интерном в одну из лучших больниц Сан-Франциско. Так еще и с сегодняшнего дня я официально стану ординатором в педиатрическом отделении, к которому была прикреплена. Возможно, мне даже выделят интерна-новичка, и я смогу передать ему свои глубокие познания. В планах стояла трудная, но интересная практика, защита диссертации на тему инновационных способов лечения детских костных патологий и, как венец мечтаний, через несколько лет – открытие собственной частной клиники, благо, что хватало не только научных наработок, но еще и денег.

Однако придется потерпеть: чтобы получить статус полноценного врача, нужно много трудиться, как проклятой, а ночами учиться-учиться-учиться. И так еще несколько лет. Только после этого я смогу спокойно выдохнуть, добившись всех целей, о которых мечтала, и даже большего.

Ставшее за год родным педиатрическое отделение больницы «Бениоф» в Сан-Франциско встретило меня, как обычно, детским плачем и хаотичной беготней медсестер. Доктор Стивенсон – еще вчера мой ординатор и наставник – поздравил меня с началом самостоятельной ординатуры и пожелал удачи; сестра Карсон быстро ввела в курс дела, рассказав о вновь поступивших больных и вкладывая мне в руки одну за другой их больничные карты. Попутно переодевшись, я начала раздавать указания на основе полученных анализов, заодно спеша навестить каждого маленького пациента в палате.

День начинался и заканчивался одинаково тяжело и сумбурно, но я не жалела, что выбрала в итоге работу с детьми, - сейчас я уже даже не представляла, как бы лечила взрослых. Детки – это всегда такие чистые и невинные создания, что невозможно было чувствовать к ним ничего, кроме любви. Возможно, если бы не та моя ранняя беременность от Эдварда… моя жизнь сложилась бы совершенно иначе. Так что, отчасти, это была она – судьба. И та «оплошность» помогла мне в итоге определиться с профессией.

- Сегодня поступили новые интерны, - подмигнула Глория Карсон, дружелюбно намекая на мое повышение и на то, что теперь я вправе пользоваться всеми привилегиями практикующего медперсонала, в том числе и взять себе зеленого «протеже». – Присмотри кого-нибудь, пока всех не разобрали, как горячие пирожки.

- Думаю, такой чести я еще пока не заслуживаю, - попыталась поскромничать я, от смущения порозовев.

- Да будет тебе, Белла, все знают, что ты первоклассный специалист и фору дашь даже некоторым бывалым врачам со стажем. Опека над интерном – это дополнительный опыт, девочка.

- Хорошо, зайду к Стивенсону в обед, - пообещала я, входя в палату пятилетнего Генри, поступившего с болями в животе. Это мог быть перитонит, так что этого пациента я выбрала для осмотра первым. – Здравствуй, Генри, меня зовут доктор Свон. Как себя чувствуешь?..

Обещание, данное сестре Карсон, я так и не выполнила – меня замотала работа и стало не до интернов. Все утро я бегала как ошпаренная, осматривая, щупая, разговаривая, ставя диагнозы, назначая, снова осматривая… Я еле-еле нашла минутку, чтобы на ходу перекусить.

В столовой было полно галдящего народу. Накидав на тарелку овощного меню, чтобы не перегружать желудок и остаться бодрой до конца смены, я быстро протопала к столикам для медперсонала и, выхватив из толпы жующих знакомые и наиболее приятные лица, подсела к сестрам Карсон и Денали. Мое ухо при этом выхватило обрывки фраз с соседнего стола: там обосновались доктора старшего поколения Виктория Лэйн и Джейн Уинни:

- Господи, ты видела, какие у него потрясающие зеленые глаза?! Когда он прошел мимо, меня даже в жар бросило…

- Викки, тебе за сорок, а ему нет и тридцати, очнись.

- Эх, где мои молодые годы, - пожаловалась «старушка» Викки кислым голосом, а потом добавила восхищенным: - Но у него просто божественные пальцы.

Я как-то моментально напряглась, хотя причины, вроде бы, никакой и не было… Ничего особенного, но ситуация живо напомнила мне что-то подобное из прошлого, о котором вспоминать я не очень-то хотела. Нет-нет, Свон, этого не может быть. У тебя просто разыгралось воображение.