Точка сложности. Как я работала в Facebook - Страница 7

Почти весь первый год я проработала в команде продажников. Я помогала разрабатывать маркетинговые ходы для тех фирм, которые хотели размещать свою рекламу на «Фейсбуке». При моем активном участии выстроилась первая кампания «Снова в школу». Взяв за основу рекламу фирм-компаньонов, мы провели самую масштабную на тот момент маркетинговую кампанию.

Людей в нашей фирме было немного, и мы работали все свое свободное время. Дни плавно перетекали в ночи, а затем и в выходные. Часы в офисе сменялись часами у кого-нибудь дома или в «Старом Профи» – нашем любимом баре в центре Пало-Альто. Коллеги стали закадычными друзьями, а некоторые даже образовали «фейсбуковые парочки».

Ранний состав команды ощущал глубокую сплоченность – нечто подобное чувствуют все, кто упорно трудится бок о бок ради достижения одной общей цели. Конечно, я понимала, что все это ненадолго и однажды каждый пойдет собственным путем, но в тот момент это вызывало восторженный трепет. «Фейсбук» был нашей работой, нашей общностью, нашей личной жизнью – и жизнью вообще. И я любила его.

Мы гордились своей миссией и с гордостью носили «униформу» – фирменные шапки, футболки, кофты. До сих пор ни одна дизайнерская сумка, купленная в минуту моей шопоголической слабости, не собирает столько комплиментов от незнакомцев, сколько моя старая затертая сумка для ноутбука с логотипом «Фейсбука».

В Нью-Йорке все как один проводили жирную разделительную черту между карьерой и личной жизнью. В Калифорнии наша компания воспринималась как одна большая семья.

И все же мой путь вовсе не был усыпан розами. За первый год работы мне довелось столкнуться с двумя серьезными проблемами. Во-первых, в Нью-Йорке те, кто занимался бизнесом или маркетингом, играли главные роли. Но в Кремниевой долине к ним относились, как к надоедливым насекомым. Зато программистов на Западе чтили, точно рок-звезд или богов. Остальные были своего рода обслуживающим персоналом. Тому, кто не умел программировать, нужно было орать во всю глотку, чтобы его услышали.

Второй проблемой стало наше родство с Марком. Хоть я и работала до изнеможения и выкрасила «Фейсбук» в голубой цвет, все это не имело ровно никакого значения. Большинство сотрудников считало меня исключительно сестрой босса и полагало, что я работаю в компании лишь из родственной солидарности. Один из коллег почти год называл меня не иначе как «сестрой Цукера». Новые сотрудники частенько набивались ко мне в друзья, но тут же бросали свои попытки, как только узнавали, что я не имею на Марка никакого влияния.

Нельзя сказать, чтобы Марк пытался как-то облегчить мою участь. На первом собрании, где мы оказались вместе (это было спустя неделю после моего приема на работу), он на глазах у всех порвал в клочки мой отчет, который я передала ему. Несколько недель спустя он прошел насквозь через наш офис открытой планировки и поздоровался со всеми, кроме меня. Когда я позже спросила его, зачем он это сделал, Марк ответил: «Знаешь, честно говоря, я даже не задумался об этом. Наверное, я посчитал, что такое недружелюбное поведение покажет всем, что ты не пользуешься никакими особыми привилегиями».

Спасибо, братец.

Через несколько лет один из моих коллег очень точно охарактеризовал ту ситуацию.

– Знаешь, Рэнди, – сказал он, – уверен, что быть сестрой Марка очень полезно. Это открывает многие двери. Но я тебе не завидую. Женщины в мире высоких технологий должны быть вдвое круче коллег-мужчин, чтобы к ним относились как к равным. А тебе нужно быть круче втрое. И даже тогда люди все равно будут ставить твои успехи под сомнение.

Фамилия действительно открывала передо мной многие двери, и польза ее всегда перевешивала негативные аспекты. Но только открывать двери не слишком результативное занятие, если, конечно, не изменять ход вещей, входя в них.

Присоединившись к «Фейсбуку», я поняла, что впереди – долгий путь и большая черная тень. Меня могли и не оценить по заслугам. Тогда на всю оставшуюся жизнь мне пришлось бы остаться чьей-то там сестрой.

Когда я начала работать в «Фейсбуке», мне было двадцать три года. Выпустившись из Гарварда, я жила в Нью-Йорке и считала, будто знаю все на свете. На самом деле я была всего лишь ребенком и понятия не имела, как поставить себя на новом рабочем месте.

Час славы настал для меня в тот день, когда известный в технологических кругах блогер Роберт Скобл написал статью обо мне под названием «Первая сестра “Фейсбука”». От его внимания не ускользнуло ничто: там были подробности моего детства, рассказ об увлечении театром, музыкой, пением а капелла – и такое внимание мне очень понравилось. Я радовалась обретению собственного веса в Кремниевой долине, создавала пародийные музыкальные видео и загружала их на «Ютьюб», тем самым закрепив за собой репутацию человека, который с удовольствием выпивал коктейль (а может, и три) и хватал микрофон, чтобы спеть на каждом мероприятии, где только было возможно.

Моим ключевым хитом на корпоративах «Фейсбука» стала песня «Эванесенс» «Верни меня к жизни», которую я исполняла дуэтом со своим близким другом Крисом Келли. Наша рабочая группа «Суть Эванесенс» внесла значительный вклад в культурное развитие компании: мы победили в первом камерном конкурсе «Идол Фейсбука» – мини-версии «Идола Америки». При этом нашим девизом была фраза «У “Эванесенс” два хита, и мы поем оба».

В силу моего возраста и того, что в Кремниевой долине я была новичком, мое поведение не слишком вписалось в рамки местных культурных догм. Я относилась к коллегам не как к друзьям, семье или единомышленникам, а, скорее, как к товарищам по институтскому общежитию. Обманчивое чувство доверительной близости заставило меня расслабиться и поверить, что на работе можно вести себя так же, как в обычной жизни. Реальность расставила все по своим местам. Впечатление, которое я оказывала на окружающих, играло большую роль, а значит, раскрывать карты было неразумно.

Возможно, парню-профессионалу могли бы простить столь раскованное поведение, но молодой женщине – едва ли. Однажды очень уважаемый мною наставник отвел меня в сторонку и сказал: «Рэнди, ты ведь все понимаешь. Женщине пресса никогда не простит подобного поведения; тебя выставят в крайне неприятном свете. Неужели тебе хочется прославиться за пределами маркетингового отдела “Фейсбука” в качестве местной дурочки? Или чтобы тебя называли “странноватой сестричкой Марка Цукерберга, которая поет”?» Если уж говорить начистоту, мне хотелось заниматься и тем, и другим. Быть успешным работником, но при этом иметь хобби и собственные интересы. Жить полноценной жизнью разностороннего человека.

Будь у меня возможность пройти через все это снова, я бы взяла себя в руки, опустила глаза и первые несколько лет не думала бы ни о чем, кроме работы. Тогда, возможно, люди решили бы, что это и есть моя «креативная» сторона. Как бы то ни было, в реальности я сделала все, чего молодой женщине лучше никогда не делать во имя карьерного роста.

Несмотря на вульгарное поведение, в компании у меня появилось несколько сторонников. Лишь с их помощью мне удалось раскрыться в той роли, которая отвечала моим интересам, амбициям и возможностям. Нестандартное мышление и любовь к «Фейсбуку», благодаря которой мне удавалось проводить выгодную маркетинговую политику, вряд ли смогли бы проявиться без их содействия.

Сперва меня взял под крыло Майк Мерфи, обходительный глава отдела продаж. Он лично контролировал, чтобы я получала проекты, которые были мне по плечу и заставляли бы меня засиять во всем своем великолепии, тем самым изменяя представления обо мне, бытовавшие среди сотрудников. План кампании «Снова в школу» мы с Майком расписали на салфетке, и я люблю вспоминать об этом. (Студенты могли отправлять друг другу в «Фейсбуке» забавные сообщения вроде «уж лучше бы все получилось» или «уж лучше бы я жил в Канзасе», одновременно просматривая рекламные ролики наших первых рекламодателей.)

В стартапах на салфетках строится много планов.