То время с тобой (СИ) - Страница 2

Я не жила в Блу Бэй три долгих года пока училась в спортивной школе во Флориде. Домой приезжала лишь пару раз за весь этот период. Чувствую как в груди разливается приятное тепло: я снова здесь, а не в чужом штате, среди чужих людей.

— Ты меня слышишь, Мелроуз? Мы посетим врача в понедельник. Клэр подсказала отличного специалиста, и я на него очень надеюсь.

Я напряжённо молчу.

— И скажи, прошу, хоть слово! — она отвлекается от дороги и мельком смотрит на меня, изображая обеспокоенное лицо.

Надо признать, что ей плохо удаётся скрыть своё раздражение и обиду. Я глубоко вздыхаю. Уже на протяжении двух часов я вынуждена слушать её тираду о том, что я провалила все наши планы, и что моя беспечность сыграла со мной злую шутку. Надо ли говорить, что меня посетила мысль о том, что дома мне совсем не рады. Ещё в аэропорту мать встретила меня с таким лицом, словно перед ней предстало самое жалкое зрелище, которое ей удавалось видеть в своей жизни.

— Мама. В гимнастике случаются травмы, и ты это прекрасно знаешь. Ты говоришь со мной так, словно я нарочно сделала это!

Она замечает, что мой голос звучит холодно и натянуто. Я нехотя вспоминаю злополучный эпизод с прыжком и неудачным приземлением. Так бывает, никто от этого не застрахован. Спорт — это всегда опасность и везение рука об руку, но, чёрт побери, провалиться на отборочных прямо перед чемпионатом, к которому ты шла несколько лет — это обидно до адской боли в груди. Чувствую в глазах предательские слёзы, но не могу дать слабину. Только не при матери!

Я шевелю левой ногой, затянутой специальным суппортом, и морщусь от боли. Мать громко цокает языком и качает головой. К моему счастью мы уже на подъездной дорожке у дома на Хоуп стрит. Спустя пару минут я с облегчением открываю дверь седана и аккуратно вываливаюсь из машины. Засунув руки в карманы потёртых джинсовых шорт, засматриваюсь на свой родной дом. Наконец-то!

Ничего не изменилось снаружи, за исключением причудливых ползучих растений, красующихся вдоль изгороди веранды. Всё тот же светлый и приятный глазу двухэтажный друг. Газон аккуратно подстрижен вдоль всей территории, справа и слева от центрального входа красивые декорированные клумбы с яркими цветами.

Мама ставит мою спортивную сумку рядом со мной.

— Твой отец не явился даже сегодня! Поверить не могу, что какой-то фестиваль для него важнее дочери! — в её голосе слышится недовольство.

— Ты же знаешь, что это не так, — возмущаюсь я, вдыхая чудесный чистый воздух.

— Давай, конечно, защищай его, как всегда! — зло отвечает она, трогая мои волосы. — Отдохни и разбери вещи. И пожалуйста, будь осторожна!

Я киваю. Она снова смотрит на мою ногу с таким выражением лица, словно я болею какой-нибудь неизлечимой болезнью. Мне почти смешно и я себя еле сдерживаю.

— Всё раздаёшь команды, Элис? — я слышу мягкий голос моей бабушки Лоретты. Мама смеряет её своим фирменным сердитым взглядом и спешит вернуться в свою машину.

— Бабушка!

Я делаю несколько шагов ей навстречу, с трудом сдерживая подступившие слёзы. Лоретта снимает садовые перчатки. Так вот чьих рук дело эта цветочная красота.

— Ты приехала, боже мой, я так скучала по тебе! Как я рада! — я сжимаю её в объятиях настолько сильно насколько могу, отчаянно не желая отпускать.

— Конечно, приехала, — с укором произносит бабушка заботливым голосом. — Я ведь не могла оставить тебя в твоём положении наедине с матерью.

Мы проводим взглядом отъезжающую машину. Через дорогу я замечаю троих молодых людей. Сегодня я без линз, так что мне не удаётся хорошо рассмотреть кто там.

Я гляжу на бабушку. Её милое личико светится теплотой и любовью, но глаза смотрят обеспокоенно. Между бровями залегли морщинки, но они ничуть не портят внешность этой прекрасной женщины.

— Пойдём в дом, дорогая. Испечём твой любимый пирог, пока этого не видит твоя мать.

Она улыбается, берёт меня за руку, и с видом озорного заговорщика мне подмигивает.

Первое, что происходит со мной дома — это истерика. Слёзы потоком льются из глаз, я не могу остановиться и рыдаю, уткнувшись в бабушкино плечо, целую вечность. Она тихо успокаивает, разубеждая меня в том, что я неудачница.

Спустя какое-то время я успокаиваюсь и пью чай с малиновым пирогом. Горячий дым от чашки поднимается в воздух, и я всё ещё не могу поверить, что моё пребывание во Флориде прервалось.

— Может, расскажешь о своей учёбе, милая? Ты похудела. Мне хочется, чтобы ты съела весь этот пирог, и я подумываю остаться здесь, куда на более долгий срок, судя по всему! — бабушка обеспокоенно осматривает мою фигуру.

Я снова улыбаюсь и кладу свою ладонь поверх бабушкиной. Взгляд Лоретты наполняется грустью, а в глазах блестят слёзы.

— Ты подружилась там с кем-нибудь? — мягко спрашивает она, придвигая ко мне ещё одну порцию пирога. Я рассеянно мотаю головой.

— К чему врать ба, скажу честно — нет. Эти девицы спят и видят, как придушить друг друга. И потом, надо думать о соревнованиях, а не о дружбе.

Лоретта кривится и отрезает себе кусочек гастрономического шедевра.

— Это ненормально. Видит бог, я вообще была против этой вашей гимнастики. Вот на фортепиано ты играла здорово!

— Ох, нет, — ворчу я, вспоминая эту пытку.

— Посмотри на себя! Тебе почти восемнадцать, а всё что ты видела — это бесконечные растяжки и диеты! Я горжусь тобой, безусловно, ты смогла надрать задницы девицам со всей Америки, но… не пора ли остановиться?

Я вытягиваю ноги и складываю руки на животе. Давно я не ела бабушкины сладости.

— Мама расстроена. Очень. Травма серьёзная и мне понадобится довольно много времени, чтобы восстановиться. Я должна вернуться во Флориду как можно раньше, Элис возлагает на меня большие надежды.

Бабушка раздраженно отмахивается, убирая посуду в раковину. Она всё никак не желает познакомиться поближе с посудомоечной машиной.

— Вот именно, возлагает на тебя СВОИ надежды! Твоя мать, словно скоростной поезд, который несётся на полной скорости и его не остановить. Никого не хочет слушать! Но я могу уверить тебя, что однажды и ты сломя голову спрыгнешь с этого поезда!

— Как ведут себя родители? — внезапно задаю вопрос я, внимательно наблюдая за её реакцией.

— Как кошка с собакой, — прямо заявляет она. — Не бери в голову. Может, ещё наладится всё.

Но что-то в выражении её лица подсказывает мне, что она так не считает.

— Кид уехал, ты тоже. И они совсем перестали себя сдерживать. — она разводит руками. Значит, всё на самом деле плохо.

Что ж… Добро пожаловать домой, Роуз…

Картер

за год до аварии, Блу Бэй, Калифорния

— Исайя, какого чёрта ты не разнял их? — Рид толкает его в грудь, но парень в ответ только издаёт короткий смешок. Довольный собой, он растягивается на траве, выставляя вперёд свои худощавые ноги.

— Я поднял на этом денег, так что, отвали! — он показывает средний палец и отворачивается к дороге.

Я пытаюсь вспомнить, что успел устроить мой друг, пока я был занят делом.

— Продажная свинья! — шутит Рид и усаживается на качели рядом со мной. Я кручу в пальцах сигарету, и смотрю на колесо своей машины. Кажется, спускает. Определённо.

— Эй, Картер, — друг отвлекает меня от моих мыслей, — надеюсь, этот парень хоть жив? — он хмурит лоб. Боится неприятностей, ну конечно. С тех пор как Рид вернулся из закрытого пансиона, куда его сослали родители на перевоспитание, он старается не создавать проблемы себе и семье.

Я поджигаю сигарету.

— Надеюсь, что нет.

Во мне снова поднимается злость. Трой Беркли получил по заслугам. Память рисует мне живописную картину: мы натыкаемся на этого идиота прямо посреди улицы, и вот — муж Джулианны уже лежит на земле.

— Ни одна скотина не имеет права относиться подобным образом к моей сестре.